Повесть о собаке (Отрывки из повести) (Януш Мейсснер)

"В жизни почти каждого охотника, прежде чем он научится стрелять, был какой-нибудь учитель. Обычно такими наставниками и мастерами бывают опытные, старые охотники... Моим же учителем был юноша, старше меня всего на три-четыре года, хотя тогда он казался мне совершенно взрослым, особенно если учесть, что я встречал лишь четырнадцатую весну.

Звали его Павел Губенко, но мы называли его Павликом. Был он сыном украинского крестьянина-середняка и учился в Полтавской гимназии. Наше знакомство состоялось во время летних каникул в 1914 году, которые из-за начала первой мировой войны были продлены почти на два месяца..."

Так вспоминает польский писатель Януш Мейсснер начало своего знакомства с украинским писателем Остапом Вишней. Своему учителю и наставнику в охотничьем деле он посвящает "Повесть о собаке". Эта повесть, пронизанная светлым мироощущением и искрящаяся юмором, навеяна знаменитыми "Охотничьими улыбками" Остапа Вишни.

"Повесть о собаке" в переводе Гария Бурганского будет печататься с продолжением в нескольких выпусках альманаха.

Пес

Охота без собаки - как свадьба без музыки. Каждый знает, что такое обычный пес: морда, четыре лапы, немного блох, хвост и пасть... Иногда кусается. Зато охотничий пес...

Но я не буду рассказывать подробно об охотничьем псе. По крайней мере, пес-это половина удовольствия, или, как говорят, - третье дуло у ружья. Конечно, речь идет о добром, вышколенном псе.

Где же раздобыть хорошего пса?

Лучше всего купить в питомнике, но только для этого надо иметь несколько тысяч злотых... Однако, если у вас есть педагогические способности, можете воспитать хорошего пса сами.

Как это делается? Поступают точно так же, как при воспитании детей: мягко, последовательно и решительно, с большой терпеливостью и выдержкой. Не советую, однако, тренироваться на детях, лучше наоборот.

С каким же псом лучше всего охотиться в наших условиях?

С тем, который у вас есть. Какой бы породы он ни был - все равно он славный, даже самый лучший

У вас с псом - как и с женой - должны быть сходные характеры или хотя бы привычки. Это значит, что каждая из сторон делает друг другу мелкие уступки. Без этого - ни шагу!

Был у меня один знакомый доктор, человек с очень мягким сердцем и тщедушной фигурой. А пес у него - гигант, немецкая легавая, с адским темпераментом. Звали собаку Булл, что по-английски означает: бык, слон-самец, кит, спекулянт. Из всех этих значений к характеру Булла больше всего подходили первые два. Доктор страшно гордился своим питомцем - как-никак у него родословная на тридцать шесть поколений, выписанная на пергаменте, с печатями и свидетельствами. А кроме того, он якобы окончил собачий университет в Гамбурге.

- Пес послушен и прекрасно обучен, - уверял нас доктор. - Берет верхний ветер, стойка у него - что каменная и за зайцами зря не гоняется.

Мы не спрашивали, откуда такие данные, хоть это и был первый день охоты на куропаток, а Булл всего две недели, как прибыл из своего университета. Наверное, так было написано в его характеристике...

На всякий случай мы посоветовали доктору взять его на поводок, а конец поводка привязать к поясу. Совет оказался роковым...

Булл спокойно шагал у ноги, а потом, когда мы вошли в картофелище, начал по всем правилам рыскать вправо и влево. Куропаток он не поднимал, пока внезапно не влез в самую середину стаи, потом споткнулся о спящего зайца и, когда перепуганный косой шмыгнул у него под носом, погнался за ним, увлекая за собой доктора.

К их чести надо сказать - бегали они отлично. И Булл, и доктор вихрем неслись за зайцем! Доктор кричал: "Булл, к ноге!". Булл лаял, повторяя этот приказ зайцу, а тот, не прошедший курса наук в Гамбурге, не понимал никого из них и несся куда глаза глядят.

Они пролетели картофельное поле, пробежали вспаханную полосу, обогнули двор, пронеслись через свеклу, клевер, мокрый луг.

У доктора уже не было ни ружья, ни шляпы (с перышком), ни дыхания. Осталась только душа в пятках. Но Булл по-прежнему жаждал поймать зайца, а заяц - уйти от погони.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не глубокий и широкий ров, заполненный водой. Заяц, понятно, перепрыгнул - что ему каких-то три метра! Булл прыгнул за ним, а доктор - за Буллом, ну и, конечно, угодил в воду. Тут, к счастью, поводок лопнул...

Мы вытащили доктора из рва, где он, по пояс в воде, принимал валерьянку и бром, а Булл явился поздно вечером без поводка. Куда он его дел - не знаю!

Охота на фазанов

На фазанов мы поехали вдвоем с нашим доктором Эдвардом Прегалинским, который прекрасно чинил сломанные руки, ноги и ребра, но стрелял настолько нервозно, что зачастую попадал не туда, куда следовало.

Зрение у Эдварда было слабое; поэтому на охоте он всегда носил старомодное пенсне, спадающее с носа при каждом выстреле. Доктор палил по дичи с фантастических расстояний, сначала из одного ствола, потом из другого, а когда все его старания оказывались напрасными, недоверчиво шевелил усиками, отпускал вслед уцелевшему зайцу или куропатке сочное проклятие и принимался за поиски пенсне. При всем этом он был чудесным товарищем и заядлым охотником.

Мы отправились вдвоем (и, конечно, с Цапом), решив по дороге заехать за Метеком С.

Сразу за озерами, самое большое и далекое из которых по абсолютно непонятной причине называлось Корабль, начинались поля, а на полях этих водилось несметное множество куропаток и перепелов. Мы шли напрямик - я и Цап в центре, Метек и доктор по бокам. Птицы взлетали из-под ног, и мы беспрерывно стреляли.

Когда вышли на луг, у нас в сумках насчитывалось десяток с лишним куропаток и три перепела. Затем мы промчались что было духу через свеклу, с ходу переправились через быструю речушку, отделявшую луга и лес от полей, выкарабкались на высокий берег и начали искать. Вероятно, фазаны и в самом деле рассыпались по кустам. Цап все время терял след и крутился на месте; вид у него становился все более озабоченным. Так мы проблуждали приблизительно с четверть часа и ничего не нашли. Пришлось разделиться - Метек отправился налево, в молодой соснячок, мы с Цапом - на соседнюю, заросшую вереском, вырубку, а Дзюнек - направо. Я шел невдалеке от Прегалинского, когда внезапно услышал шелест крыльев, два выстрела и вслед за этим отчаянный крик доктора:

- Ой, черт возьми! Януш!

Сначала я решил, что наш дорогой доктор выстрелил в фазана, и даже более того - попал. Но, оглянувшись, увидел, что Дзюнек стоит в нескольких десятках шагов от меня, над откосом. Тревожное предчувствие коснулось сердца: случилось что-то невероятное...

Наклонившись вперед, бледный как мел Дзюнек пристально всматривался во что-то на другом берегу. Он не мог вымолвить ни слова. Когда я подбежал, Прегалинский лишь хлопал глазами и дрожащей рукой показывал куда-то вперед, а зубы его стучали как в лихорадке.

- Я... я... кажется, убил человека! -выдавил он наконец.

Меня обдало жаром. В мгновение ока я представил себе, как это произошло: фазан взлетел из-под куста и промчался над Дзюнеком, и он выстрелил через кусты в направлении недавно засеянного поля, на котором кто-то хозяйничал. Случилось несчастье...

- Я видел, как ... как он упал, - еле вымолвил Дзюнек. - Он не шевелится. Боже мой! Идем же к нему скорее...

Он все повторял "идем", но не двигался с места. Тогда, Не ожидая, пока коллега по охоте придет в себя, я бросился спасать жертву его неосторожности. Съехав по крутому берегу, я перепрыгнул ручей, вскарабкался на другой берег и - увидел труп... Он лежал в поле, совсем недалеко, опрокинувшись навзничь и раскинув руки: неподвижный, холодный, умолкший навсегда. Порыжелая дырявая шляпа съехала с головы, закрывая лицо, обращенное к небу.

Я остановился как вкопанный, ошеломленный этой трагедией, а Цап обошел меня, обнюхал труп, а потом - без всякого уважения к смерти - поднял лапу и ... совершил неприличный поступок. В эту минуту из прибрежных зарослей показался Прегалинский, бледный и обливающийся холодным потом:

- Прочь отсюда!

Цап посмотрел на него с удивлением, отошел в сторону и приветливо вильнул хвостом.

- А ты что же? - с укоризной сказал мне убийца. Я молчал, огромными усилиями сдерживая смех. Более того, я заметил, что доктор без очков.

- Жив? - спросил он дрожащим голосом.

Я ответил отрицательно.

- Ты вкатил ему полный заряд дроби прямо в грудь, - вымолвил я, давясь от смеха. - Первоклассный выстрел! - Он посмотрел на меня как на сумасшедшего, шевельнул усиками над верхней губой; потом у него, очевидно, зародилось какое-то подозрение. Дзюнек медленно, шаг за шагом, приблизился к лежащему, пристально всмотрелся в него и... вдруг дал ему пинка с такой силой, что сам едва не опрокинулся. Покойник взлетел в воздух и тяжело шлепнулся на.землю; из его живота посыпалась солома, шляпа покатилась в борозду, а красная ленточка полетела по ветру и зацепилась на придорожных лопухах.

- Что там случилось? - долетел до нас голос Метека, который успел сбить еще одного петуха и пробирался к нам сквозь кусты.

- Да вот, Дзюнек чучело подстрелил! - расхохотался я.

Какое еще чучело? - возмутился Метек. - Ведь это фазан!

- Где? - воскликнули мы хором.

- Вы что, пьяные? Вон там, Цап его тащит. - Действительно, Цап трусцой приближался ко мне, неся молодого фазаненка. Я отобрал его и отдал доктору, который вдруг покраснел как рак.

- Ничего, ничего, у тебя, значит, попросту был дуплет! - сказал я ему с нескрываемым ехидством. Это приключение настолько потрясло бедного доктора, что он совсем перестал стрелять и плелся за мной по пятам с понурым видом. Мне же везло: Цап вел себя превосходно; вспугиваемые им петухи один за другим взмывали в небо, как цветные ракеты, и то и дело падали на землю после моих выстрелов, а когда из вереска взлетела целая стайка, у меня получился отличный дуплет.

На ремешках у Метека уже больше часа болталось пять петухов; перед этим он подстрелил нескольких куропаток и, устав от долгого хождения с тяжелой ношей, решил немного вздремнуть у маленького костра, который, по его мнению, должен был отгонять надоедливых комаров. Толку от этого было мало, так как костер быстро потух, а храп Метека мог бы вспугнуть даже стадо слонов. В результате лицо Метека покрылось волдырями, губы опухли, глаза превратились в узенькие щелочки - удивительно было, как он вообще что-то видит. И, несмотря на все это, он первый увидел гусей.

Стемнело рано, небо затянулось пеленой тонких облаков, предвещавших дождь. Показалась стая гусей, снизилась над озерами, сделала круг, облетела соседние поля и села в рожь.

- Есть! - крикнул Метек. - Теперь только бы подобраться поближе!

- Только бы!.. - машинально повторил я, впрочем, без малейшей надежды на осуществление этого замысла. Но в моем спутнике уже взыграла охотничья жилка.

- У вас есть патроны с крупной дробью? - спросил он.

- У меня только мелкая - на уток.

Ни у меня, ни у доктора крупной дроби не оказалось.

- Ничего не поделаешь, будем стрелять мелкой, - вздохнул Метек. - Мы с доктором обойдем рожь со стороны поселка, а ты, Януш, иди над берегом озера. Там есть стога - спрячься, а мы погоним их на тебя.

Мне этот план понравился. Я тихонько свистнул Цапу, и мы двинулись в путь.

Позиция была отличной. Любая нормальная птица должна была бы лететь в мою сторону, потому что за рожью начинался поселок. Слева стоял Метек, справа - Дзюнек, и лишь в направлении пруда птицам открывался путь. Это поняли все, только не гуси...

Они взлетели со страшным шумом и понеслись... прямо на доктора, который, увидев их, распластался на земле и выпалил мелкой дробью сразу из обоих стволов. Что ж, эта дробь не могла принести им никакого вреда; мне было жаль, что стрелял не я, но, в конце концов, ведь я тоже мог промазать.

И вдруг одна из птиц отбилась от стаи, начала хлопать крыльями, сделала "свечу" и рухнула вниз! Цап не выдержал, помчался вперед, а доктор с торжествующим воплем вскочил, и между ними разыгралась схватка - кто первый поднимет упавшую птицу. Они добежали к ней одновременно и начали тянуть, каждый к себе, упираясь ногами и топчась на месте. Доктор кричал и ругался, Цап рычал, перья летели во все стороны, а Метек и я, глядя на них, умирали со смеху. Наконец, победил Цап: он подался вперед, потом внезапно рванул к себе, и птица выскользнула из рук доктора. Цап отскочил, перехватил гусыню поудобнее и характерной трусцой направился ко мне, виляя хвостом, в восторге от сознания хорошо выполненного долга.

Я не старался объяснять ему, что если кто-то другой убил птицу, то он не должен нести ее мне и вообще вмешиваться не в свое дело, - это было бы для него чересчур сложно и непонятно.

Наоборот, я даже похлопал его по спине, когда пес принес птицу и положил у моих ног, а затем мы принялись искать смертельную рану. Я долго не находил ее; я искал ее дольше, чем доктор свои очки. Грудь, брюшко и крылья были не тронуты; голова тоже.

- Она умерла от разрыва сердца, - сообщил я друзьям.

- От страха!

Но Метек нашел действительную причину ее смерти: одна дробинка попала в шею, одна дробинка величиной 2,5 миллиметра; она попала в аорту и перебила ее!

- Вот так, дорогие мои! - гордо заявил доктор. - Надо разбираться и в анатомии, а не только в баллистике!

В конце октября в лесах, перелесках и посадках мы целой компанией охотились на лис, зайцев и фазанов. Стрелять было необычайно трудно. Мы стояли в просеках, впереди - чаща, сзади - лес, вверху - узкая полоска неба, на фоне которой нужно было в течение секунды определить, что летит - петух или курица, и выстрелить навскидку, но только в том случае, когда летел петух, потому что курицы фазанов в этот период неприкосновенны, как коровы в Индии. При стрельбе по зайцам или лисам возможность ошибки отпадает, но это почти не облегчает положения. Вперед можно стрелять только по близкой цели, потому что дальше ничего не видно; вбок - вообще нельзя там стоит цепь охотников. Приходится пропускать зайца или лису назад, молниеносно поворачиваться и разить. При этом неизвестно, где проскочит зверь - справа или слева от охотника.

К счастью, иногда случается стать на номер в старом перелеске, где заросли между деревьями не так густы.

На одном из таких номеров мне удалось убить лису и семерых зайцев, которых Цап разложил перед хозяином правильным полукругом, к немалому удивлению мальчишек-загонщиков.

Потом были еще два гона, и счастье все время сопутствовало мне: чудесный дуплет по куропаткам, три зайца и вальдшнеп, а Цап разыскал и принес мне еще двух куропаток, подстреленных соседями, и раненого фазана, который забился в кусты над ручейком.

Охотники похлопывали пса по спине, а меня по плечу слегка с завистью и в то же время покровительственно (оказалось, что я стреляю лучше, чем они предполагали), а пан Станислав, старший охотник, даже назначил меня в последнем загоне на один из лучших номеров, на краю лощины.

В этой лощине мог скрываться лис, и, более чем вероятно, там была уйма фазанов, поэтому я предвкушал легкую добычу. Я убил всего двух фазанов и решил наверстать упущенное.

Соседями оказались профессор из Кракова и один известный стрелок-стендовик, оба старые охотники, считавшие меня желторотиком. Они решили позабавиться над коллегой не давая мне стрелять и действительно стреляли по очереди во всех фазанов, летящих на меня, и, надо признаться, очень метко. Этих фазанов они видели раньше меня, и заходящее солнце не светало им прямо в глаза. Петухи падали от меня в пятидесяти шагах. У Цапа была нервная дрожь, потому что я не разрешил ему приносить эту добычу, а я - я охотней всего бахнул бы из обоих стволов по своим мучителям.

Голоса загонщиков приближались, пан Станислав шел в центре и покрикивал на мальчишек, выравнивая их линию. Вокруг гремели выстрелы, а я насчитал шесть (а может, и больше) фазанов, которые профессор и его друг стянули у меня из-под носа вопреки всем охотничьим правилам. Вдобавок ко всему я позорно промазал по зайцу, заметив его слишком поздно, так как все время смотрел вверх.

И тогда пан Станислав, ничего не зная о заговоре, закричал, что вон там, низко, прямо над вершинами деревьев, летит петух.

- Он летит прямо на вас, капитан! Смотрите!

Я заметил его на фоне солнца. Мои соперники не могли стрелять - он летел, скрытый от них ветками, чересчур низко. Прямо передо мной он сделал высокую "свечку", и я сбил его шикарным "королевским" выстрелом так, что он упал прямо у ног. Взглянув на него, я похолодел - это была курица! С необычайно длинным хвостом, но - курица...

Я даже не пытался оправдаться, ибо в таких случаях оправдание только ухудшает дело. Я сказал: "Мне очень жаль, пан Станислав, но тот петух, о котором вы мне кричали, - это курица. Я ее подстрелил...".

Пан Станислав пробормотал: "Вот не везет..." - и еще что-то, что, мол, может с каждым случиться. Тем не менее, на сто восемнадцать фазанов, павших в тот день, это была единственная курица.

В течение последующих пяти лет я часто бывал на групповых охотах у пана Станислава в качестве постоянного гостя. Старший лесничий, который готовил эти охоты и определял очередность гонов и номера охотников, никак не мог запомнить мою фамилию и воинское звание. Тем не менее, уточняя план расстановки номеров, он говорил:

- Того пана, что три года назад подстрелил курицу, поставим на перешейке. Там - верный лаз!

Так я и остался навсегда "тем, кто подстрелил курицу".

Новый пес

После войны я поселился в Закопане. С охотничьей точки зрения это был чрезвычайно легкомысленный шаг - вся мелкая дичь в близлежащих лесах давным-давно была уничтожена. Но я этого не знал, да сначала и не помышлял об охоте. И лишь со временем, когда окончил ремонт дома, заложил сад, урегулировал писательские дела, во мне вновь проснулась охотничья жилка.

Посчастливилось купить хорошее ружье; друзья помогли раздобыть старенький двухместный кабриолет "ДКВ", и я понемногу начал выезжать на охоту.

Мне не хватало только пса, а достать хорошего пса было труднее, чем ружье или автомобиль. Но однажды... Однажды в октябре, когда я возился в саду, меня позвала Кристина.

- Я-а-ануш! Телефон!

Мне не хотелось отрываться от работы.

- Скажи, что я ушел и неизвестно когда вернусь! - Но моя дорогая половина сообщила, что звонят с железнодорожной станции.

- Какая-то посылка. Ее надо немедленно получить!

Я бросил инструмент и вбежал в комнату.

- В чем дело? - сердито поинтересовался я.

А дело было в псе. Точнее - в щенке. Он прибыл в клетке. Такой симпатичный! У него желтенькие глазки. Чудесный, только страшно замурзанный! Ему дали молока, а он виляет хвостом. Какой породы? Этого никто не знает... Но он очень симпатичный, прямо прелесть!

Телефонистка беспрерывно трещала и захлебывалась от восторга, не давая мне вымолвить ни слова. Жена бросала в мою сторону подозрительные взгляды, а я ломал голову: кто же прислал собаку?..

Я сказал, что немедленно приеду, и положил трубку.

- В чем дело? - сердито осведомилась Кристина. Пришлось объяснить суть дела и поделиться своими сомнениями:

- Может быть, это шутка или какая-то ошибка...

Она снисходительно посмотрела на меня:

- В июле ты охотился на уток у Метека и потом что-то говорил мне о щенках от Бима. Наверное, это Метек прислал.

Я обрадовался - ив самом деле! Как всегда, она была права.

Все служащие вокзала уже знали, что меня ожидает щенок. Это было трогательно.

Щенок был действительно симпатичный. Представьте себе пару огромных ушей и четыре мощные лапы, остальное было худым и незаметным.

Я взял его в машину, где он влез мне на колени и лизнул в нос. Всю дорогу пес вел себя примерно, но зато в доме первым делом сработал посреди ковра большую лужу.?

С этой минуты начались заботы.

Во-первых, как его назвать? Мы долго выбирали имя и, в конце концов, назвали его Стартом. Сначала он поселился в будке, но жил там недолго - всего три дня. Лучшая половина моей семьи заявила, что это издевательство, потому что ему там, наверное, холодно. Поэтому пришлось поселить пса под моим рабочим столом.

С этого момента он чрезвычайно заинтересовался книжками на полке. Правда, в первый день распотрошил только половину географического атласа, но уже на следующий справился с двумя томами энциклопедии, "Всеобщей психологией" Хейнриха и принялся за словарь Шобера...

Я дал ему взбучку, в результате которой пес перешел к другой полке и растрепал "Золотую стрелу" Конрада. К счастью, я поймал его на месте преступления и выставил в переднюю. Там он скучал, грыз коврик на лестнице и каждые пятнадцать минут просился во двор.

- Видишь, - торжествующе заявила лучшая из жен в радиусе многих километров, - он уже приучается к порядку - просится, когда хочет выйти.

Но торжество ее было преждевременным - Старт выходил вовсе не с этой целью: он просто искал крота. В поисках крота он выкопал четыре дюжины пионов, куст тюльпанов и недавно посаженные ирисы, но это было еще не все.

Когда пришла зима" с кротами было покончено; Старта заинтересовали птицы. Сначала он просто гонялся за ними, а потом, когда они вылетали за ограду, научился перепрыгивать препятствие. В результате Старт приохотился к прогулкам в соседние дворы. Но и это было не самое страшное. Весной я начал его воспитывать. Это была начальная ступень дрессировки: хождение у ноги, сидение, стойка. Он был понятливым и послушным, пока находился на поводке. Но, как только чувствовал себя на свободе...

- Ты, наверное, его переутомляешь! - с упреком подчеркнула жена и выписала журнал "Собака". В журнале были советы и указания, как следует поступать с псом. Она прочла все это, затем начала критиковать мою систему дрессировки и сама принялась за обучение. В результате Старт водил ее на поводке куда ему только вздумается и окончательно отбился от рук.

На семейном совете было решено отдать его в науку к профессиональному тренеру.

Я отвез его в известную собачью академию и вздохнул с облегчением: целых три месяца никто не будет губить цветы, рвать рукописи, красть ночные туфли, влезать грязными лапами на постель и отгрызать манжеты у брюк. У меня окажется много свободного времени, я успею окончить повесть, приведу в порядок сад, может, даже заново обтяну тканью сиденья в автомобиле! А главное - к сезону охоты у меня будет великолепный пес.

Далеко не все мечты сбылись. Времени у меня было немного, повесть надо было несколько раз переделывать и править, так как два редактора издательства никак не могли установить, что именно следует в ней изменить, а она как назло попадала то к одному, то к другому. Поэтому сад привести в порядок мне не удалось, а обивку сидений я поручил ремесленнику-обойщику, который, конечно, их испортил.

Тем временем Старт успешно овладевал науками. По крайней мере, так утверждал тренер, который регулярно писал мне письма. Я не мог навестить пса - работа над рукописью целиком поглощала все свободное время, и Кристина решилась принести себя в жертву моей охотничьей страсти.

Она поехала на два дня - и уже через неделю была дома. С собой она взяла маленький чемоданчик и сберегательную книжку, обратно привезла "крупную сумму" - злотых 1 (один), грошей 27 и... Впрочем, это не имеет значения- она чудесно выглядела в этих нарядах!

Конечно, она была и в собачьей школе, видела Старта, восхищалась его способностями, а из разговора с тренером узнала, что отец Старта, Бим, тоже учился в этой школе.

- И какой вырос пес! Помнишь, ты ведь сам говорил, что завидуешь Метеку!

Я этого не помнил, но решил не протестовать. Бим действительно был хорошим псом, а Старт походил на родителя.

- Я договорилась, чтобы он остался там еще на месяц, - сказала жена. - Его научат идти за зверем по кровавому следу. Даже заплатила за этот месяц, - добавила она скромно.

Я посмотрел на нее с благодарностью: ведь она и на эти деньги могла себе купить какую-нибудь вещь - ей же всегда нечего надеть...

Старт вернулся в сентябре, битком набитый собачьими премудростями. Только сначала он делал вид, что нас не узнает.

- Это от волнения, - заступалась за него жена. - Скоро увидишь его в поле!

Я пошел с ним на прогулку. Пес был послушен и охотно демонстрировал свои знания, рыскал, искал брошенную палку, приносил шишки, по свисту подбегал к ноге.

Со временем возвратилась его былая привязанность ко мне: Старт не покидал хозяина ни на минуту и страшно злился, когда я выходил без него.

В начале октября наконец был подписан договор с издательством, и я решил вознаградить себя недельным отпуском и поехать на охоту! Мне разрешили отстрел оленя и козла в Борецкой Пуще, где также было добыто право без ограничений охотиться на кабанов, волков и лисиц, а мимоходом стрелять куропаток и уток. Я был вдвойне рад: за себя и за Старта! Если бы я мог знать, что меня ожидает!

Началось все с окон. Нет, началось все с того, что мы с Ежи и Збышком тронулись в путь в моей машине, везя с собой шесть ружей и охотничий багаж, на вершину которого я водрузил Старта. Он вел себя прекрасно: гораздо лучше, чем автомобиль, который давно пора бы отправить в капитальный ремонт. Но на первом же ночлеге, как только я вышел на улицу, оставив пса в комнате, раздался звон разбитого стекла - и Старт был рядом со мной. Он порезал лапу настолько сильно, что на следующий день мне пришлось оставить его в охотничьем шалаше и идти к озерам одному.

Ничего из этого не получилось: уже через час Старт отыскал меня на берегу озера. На шее у пса висел оборванный поводок, нос кровоточил: второе окно...

Третье он выставил в Гижицке у врача, который его перевязывал, в то время как я вышел к машине залить воду в радиатор...

- Хороший пес, - сказал Ежи, когда мы тронулись в путь. - Верный и, главное, очень к тебе привязан. Только, слушай, Януш, может, мы купим два-три квадратных метра стекла - ведь дальше его нигде не достанешь, а?

Я игнорировал это ехидное предложение,

- Посмотрим его в деле, - сказал я. - Тогда все шутки прекратятся!

Было темно, ветер шумел, играя с ветвями деревьев. Старт послушно шел у ноги, не старался меня обогнать и не проявлял особого возбуждения. Стоило мне остановиться, как он терпеливо усаживался и ждал, когда я тронусь дальше.

Начинало светать. Я выбрал выгодную позицию за невысоким кустом и уселся на пенек, Пес улегся рядом со мной и, казалось, дремал.

Прошло больше часа, пока окончательно рассвело. Вместе с пробуждающимся днем прилетели комары, и рой маленьких надоедливых мошек заплясал у меня над головой. Мне очень хотелось курить; минут пятнадцать я отважно боролся со слабостью, потом не выдержал и полез за сигаретой - все равно ничего не дождусь.

В эту минуту Старт вздрогнул и поднял голову, почуяв легкое дуновение, донесшееся со стороны низины, поросшей ольховым кустарником. Я положил руку на его спину, взял винтовку и прислушался. Внизу, с правой стороны, послышался характерный стук оленьих рогов о ветки - звук шел к нам!

Я впился взглядом в то место, где начиналась едва заметная тропинка у заросшего болота. Старт дрожал всем телом и смотрел то на меня, то на эту тропинку. Я прижал его к земле и погрозил пальцем. Он притих, но я чувствовал, как напряглись все его мышцы. Затем на темном фоне зарослей обозначился силуэт оленя. Он остановился, осмотрелся по сторонам, с силой втянул воздух. Свисающие ветки деревьев скрывали его рога, и пришлось выжидать, пока он сделает шаг вперед.

В горле у меня пересохло, сердце билось, как молот, а он стоял, как статуя, неподвижно, подняв голову, не шелохнувшись. Казалось, что прошла целая вечность (состоявшая, вероятно, из шестидесяти секунд). Наконец он повернулся и медленно пошел к центру поляны. Это был крупный четырнадцати лето к, насколько можно было оценить на первый взгляд.

Я медленно поднимал ружье, чтобы хорошо прицелиться и выстрелить наверняка, но даже не успел поймать его силуэт на мушку: внезапный лай вспугнул как оленя, так и меня. Я отскочил в сторону, а олень бросился вперед и немедленно исчез за стеной леса.

Старт с невинной физиономией распластался на земле и вилял хвостом.

После этого я потерял надежду убить оленя и ходил со Стартом за пернатой дичью. Мне удалось подстрелить нескольких уток, но горечь заливала мое сердце - Ежи уложил двух чудесных оленей, а Збышек убил отборного старого козла-вожака.

Хотелось и мне потешить душу каким-нибудь рогатым трофеем. Каждый день на рассвете я сидел в засаде на опушке леса под Дьявольской Горой. Наконец, за день до отъезда моя выдержка победила. Правда, стрелял я издалека, козел споткнулся, упал, но тут же вскочил и помчался в кусты.

"Должно быть, тяжело ранен, - подумал я. - Надо идти за ним, где-нибудь поблизости он свалится".

Старта я держал на поводке, пока не отыскал следов. Обнюхав окровавленные песчинки, пес понесся вперед. Я отпустил его, и он пошел по следу, как по шнурку. В душе я благодарил жену за то, что она решила выучить Старта этой науке. След вел через чащу, пропадал, снова появлялся; все тяжелей было его отыскать, он кружил и петлял по болотам и, наконец, совсем исчез. Но пес шел дальше уверенно и твердо, временами оглядываясь на меня, а я - я шел за ним.

Вот так, петляя по лесу, мы прошли километров шесть. Я устал, поцарапался; мучила жажда, капли пота выступили на лбу, а перед нами вырос крутой склон. Я остановился передохнуть, но с вершины холма раздался лай Старта.

"Нашел!" - подумал я.

Быстро вскарабкавшись по склону, я начал продираться сквозь густую чащу. Пес бегал вокруг и искал след. Вдруг он помчался в овраг и снова залаял. Я спустился за ним, но он уже несся вверх по склону, уткнув нос в землю.

Что было делать? Я полез за ним, только с той целью, чтобы через минуту снова слезть вниз...

Он водил меня туда и обратно, вверх и вниз, пока я совсем не обессилел. Больше я не мог, необходимо было отдохнуть. Но он бежал дальше, и через минуту я услышал, как он рычит в самой гуще, шагов на сто выше того места, где я находился.

"Он нашел его и тормошит!" - в этом я был почти уверен.

В десятый раз я поднялся и полез вверх. Пес бегал в низком, густом ельнике. Он метался, подскакивал к чему-то и тут же отпрыгивал с яростным лаем, который клокотал у него в горле.

Собрав последние силы, я добрел до него и жадным взглядом стал искать зверя. Он лежал там, на истоптанной земле, раскопанной глубоко между корнями дерева. Старт прыгнул вперед, схватил его зубами за загривок и подбросил в воздух.

Ноги у меня подогнулись. Это был крот!..

Возвращаясь, я немного заблудился и только в полдень разыскал ту поляну, где стрелял на рассвете. Нашел я и козла: он лежал в двухстах шагах от тропинки, по которой пробежал Старт.

Сняв куртку и закатав рукава рубашки, я принялся его потрошить. К шалашу добрался лишь часа в три. Выйти на охоту перед вечером у меня уже не было сил...

На следующий день после многих напрасных попыток мне все-таки удалось завести машину, и, попрощавшись с друзьями, остававшимися еще на несколько дней, я поехал за козлом.

Чудом добравшись до места, преодолев выбоины, лужи и ямы, я оставил автомобиль на дороге, закрыв в нем Старта, и пошел в лес. Дорога была неровной, а козел - тяжелым. Пока я дотащил его к машине, прошел почти час. До меня доносился вой пса, который, как всегда, злился, когда я оставлял его одного, но на сей раз я был спокоен - что-что, а выбить толстые стекла в кабине ему не удастся. Действительно, все его попытки были напрасны, а когда он меня увидел, то и злиться перестал. Я привязал козла на багажнике, открыл дверцу ... и остолбенел!

Внутри не было ни сидений, ни спинок. Старт сидел на груде обрывков новой обивки, волоса, пружин и ваты, отгрызая резиновый рант у окна...

На остатках автомобиля я приехал домой. Любимая женщина всплеснула руками:

- Хорошо же вы отделали машину!

- Мы! - горько промолвил я.

- А кто же? - наивно спросила жена.

Я оглянулся на виновника, но его уже не было: он успел удрать в столовую и разлегся на ковре.

- Не знаю, как его стеречь, - жаловался я жене. - Если гак и дальше пойдет, этот чертов пес снесет у нас крышу над головой, подкопает фундамент или перегрызет стены.

Вопреки моим печальным пророчествам, Старт целые семь дней вел себя примерно. В конце этой недели к нам в гости приехал Метек. Он осмотрел Старта, похвалил и сказал, что пес будет, наверное, еще лучше Бима.

Я усмехнулся с сомнением:

- Что-то мне не верится!

- Почему? - спросил Метек.

Пришлось подробно рассказать ему обо всем, начиная энциклопедией и кончая злополучной историей с кротом.

- А потом он съел мою машину, - вздохнул я.

Метек снисходительно и в то же время недоверчиво кивал головой; тогда я показал ему остатки машины.

- Ничего, - заявил он. - Это может случиться в молодости с каждым псом.

- С Бимом тоже случалось ? - горько съязвил я.

- У Бима был более живой темперамент. - ответил Метек. - Он съел мой парадный костюм и юбилейное издание Сенкевича за исключением второго тома - "Потопа"; разбил фарфоровый сервиз на двенадцать персон; передушил всех кур в радиусе километра; зимой в погоне за кротом раскопал водопроводные трубы, которые замерзли и полопались. А на первой охоте загрыз соседского пса и принес мне его вместо зайца...

- Но он же не изуродовал твою машину! - перебил я.

- Нет, - искренне признался Метек. - Машину он не изуродовал, потому что у меня ее не было. Зато он распорол матрац на кровати и растерзал два кресла. Пес был тогда в первом поле, как твой Старт. А сейчас это чудесный товарищ и помощник на охоте, первоклассный друг, умная и хорошая собака. У Старта эти черты должны быть наследственными. - В эту минуту Старт вошел в комнату, рыча и пятясь задом. Он тянул за собой голубую штанину пижамы, которую не сумел целиком вытащить через дырку, прогрызанную в чемодане моего гостя.

Мы отобрали добычу, а Метек сказал:

- Сразу видно: из него вырастет замечательный пес!

Перевел с польского Г. Бурганский