Десять дней в "каспийских джунглях" (Владимир Морозов)

Десять дней в 'каспийских джунглях'

На охоту... в "заповедник"

Этой осенью еду стрелять уток под Астрахань, в дельту Волги. Знакомые понимающе кивают головами: - На охоту в заповедник? В который раз пытаюсь объяснить, что я вовсе не браконьер и собрался не в заповедник. Все на законных основаниях. Как и всякий другой охотник, покупаю путевку. 25 рэ 90 коп. на десять дней. Плюс билеты туда и обратно. Все харчи везу с собой. Гречка, рис, сахар, соль... Да мало ли чего еще. Питание на охотничьей базе коллективное, так что набор продуктов обязательный. Одной картошки - ведро на человека, капусты два кочана. И, между прочим, все это на своем горбу. Добавьте сюда запас теплой одежды, потом бродни, патронов двести штук. Да, в суете не забыть бы о ружье. В общем, багаж выходит немалый. От такси до вагона без носильщика не добраться.

Такие же навьюченные сходятся на Павелецкий вокзал и другие охотники. По дороге наш багаж еще увеличится. Под Тамбовом и Мичуринском прямо к поезду выносят антоновку, штрифель и другие сорта отборных яблок, какие вы редко увидите в магазине. И цены здесь тоже невиданные. Три рубля, два и даже один - всего один рубль за ведро! Непривычны и все прочие атрибуты этой торговли. В отличие от обычного овощного магазина тут нет очереди. Продавцов едва ли не больше, чем покупателей. И продавцы не покрикивают на вас, а просят, уговаривают обратить внимание на их товар. За покупку благодарят...

Но я невольно отвлекся. А как же все-таки быть с заповедником? Часто думают, будто заповедник - это вся или почти вся волжская дельта. На самом деле это далеко не так. Да, Астраханский заповедник расположен в дельте. Но он занимает малую часть ее площади. На остальной территории пашут землю, растят рис и арбузы, ловят рыбу, охотятся. Заповедник и зона обычной хозяйственной деятельности человека вовсе не мешают друг другу. Но разговор об этом еще впереди.

Встреча с дельтой

С первого взгляда знаменитая дельта Волги поражает приезжего человека однообразием красок. Бурый, выгоревший на палящем солнце тростник, как бы окрашенная его отражением такая же бурая вода, сероватое небо. Кое-где над бесконечной стенкой тростника поднимаются купы ветел. Они тоже буроватого пыльного цвета. Неяркие, неброские тона, предельная лаконичность, даже бедность пейзажа.

Невольно начинаешь вспоминать, что дома, в средней полосе России, сейчас совсем другой сентябрь, бабье лето, самое начало осени. Пестрым разноцветьем зажигаются начинающие вянуть листья, и оттого деревья будто подсвечены цветными лампочками, и каждое дерево окрашено на особинку. Обычно в отпуске неделю-другую подивишься на субтропическую экзотику Черноморского побережья, на спокойную опрятность Рижского взморья, но потом глаз будто устает и тянет назад в среднюю полосу, домой. Впрочем, южанин или прибалт вряд ли меньше любит родные с детства пейзажи. Любовь пристрастна. Как говорится, не по хорошу мил, а по милу хорош. Но если отвлечься от этой пристрастности, то каждый край конечно же имеет свою прелесть, которую просто надо почувствовать.

Надо до ломоты в руках походить на шестах, проталкивая кулас^* между тростниковых островов и островков. Надо увидеть, как на вечерней заре спокойная гладь воды, отражающая закат, за какие-то двадцать-тридцать минут сменит перед тобой, словно остывающий металл, целую гамму цветов: желтый, красный, оранжевый, темно-синий, фиолетовый. Надо внимательно прислушаться к переплеску птичьих крыльев над твоей головой.

^* (Плоскодонная лодка.)

И еще надо... заблудиться. Да, заблудиться, чтобы страх кольнул сердце. Чтобы тебе показалось, что ты никогда уже не выберешься из бесконечных "дворов"^* и култуков^**, что за непролазной стеной кое-где перевитого тонкими лианами тростника будет точно такая же стена, а дальше все то же и то же самое. Чтобы ты понял, почему эти места названы каспийскими джунглями... И быстро, как везде на юге, упадет ночь и накроет все почти полной темнотой. И тут совсем вроде бы недалеко послышится знакомый стук дизеля и километрах в двух на мачте дебаркадера загорится знакомы огонек.

^* (Закрытый тростником плес.)

^** (Узкая, заросшая по краям протока.)

Нужно прожить здесь несколько дней, и тогда ошеломляющий простор волжской дельты, ее своеобразная красота перестанут быть чем-то чуждым, почти пугающим и враждебным. И вот уже чередование бесчисленных тростниковых островов и разделяющих их проток и ериков не кажется тебе однообразным. Наверное, жителю степей наш лес тоже сначала представляется чем-то уныло монотонным, пока глаз не научится различать за лесом деревья, из которых ни одно не похоже на другое.

Да! Я не успел еще сказать о главном. Какая здесь отличная охота, какое обилие дичи! Ну где еще встретишь, например, такое великое множество лысух. Здесь их зовут кашкалдаками. В волжской дельте кашкалдаков - море. Огромными стаями сидят они на чистинах, стайками поменьше плавают в камышах. Эта удивительная страсть к коллективизму помогает лысухам обороняться от хищников. Вот в небе неожиданно возникает коршун, и кашкалдаки, как по команде, со всех сторон устремляются в одно место. Хищник пикирует и вдруг вместо беззащитных птичьих голов видит странную картину. Несколько сотен лысух разом опрокинулись на спину и бешено сучат лапками. Летят вверх фонтаны брызг. Темная копошащаяся масса выглядит довольно устрашающе. Это уже не просто скопление небольших безобидных птиц, а единый живой организм, Приготовивший для отпора сотни острых Когтей. То ли испугавшись этих когтей и сильного шума, то ли просто от неожиданности, но коршун вдруг теряет весь свой агрессивный пыл, делает неполный круг и улетает.

Отбиться от человека лысухе гораздо труднее. Тот же коллективизм, что спасает ее от коршуна, здесь может крупно подвести. Выплывает охотник из-за камыша, а в двадцати метрах перед ним темное пятно - сбившиеся в кучу кашкалдаки. Какая удача, особенно для новичка! Один хороший дублет может сразу принести тебе и несколько трофеев и славу умелого стрелка. Совсем близко подпускает вас одиночная лысуха. И, подпустив, не улетает, а бежит от вас, забавно перебирая лапками по воде и громко хлопая крыльями. Попасть в такую мишень не очень трудно.

Но вот привозишь ты свои трофеи на базу, однако на лицах товарищей отнюдь не почтительное восхищение, а откровенно снисходительная улыбка. Выясняется, что бывалые охотники относятся к кашкалдакам довольно прохладно, хотя на вкус эта птица мало уступает чирку. Причина ее непопулярности в том, что добыть лысуху не трудно. Поэтому уважающие себя стрелки специально на кашкалдаков не охотятся, а бьют эту дичь только на котел, когда нет другой.

Много таких больших и малых открытий ждет тебя в волжской дельте. Десять дней, положенные по путевке, пролетят как один.

Директор плавучего рая

От базы № 4 охотничьего хозяйства "Каспийское" до Астрахани больше ста километров. До ближайшей деревни ехать - моторка сожжет бак бензина. База - это небольшой дебаркадер, причаленный к столь же небольшому островку. Мы, охотники, тут ненадолго. Постоянные на весь сезон жители: старший егерь пятидесятилетний богатырь Михаил Павлович Борисов - в обиходе Палыч, его помощник молодой парень Леша Гудзев и Татьяна Сильверстовна - жена Палыча, повар, и, добавим, очень хороший.

- Добро пожаловать! - встречают постоянные жители нас, временных. Они же провожают по окончании срока путевки. От них полностью зависит, как сложится здесь наш отпуск, будет ли успешной охота. Свои первые шаги новички делают под руководством егерей. Они учат, как стоять в легком и вертком куласе, чтобы удобно было отталкиваться шестом и при этом не вывалиться в воду, как ориентироваться в джунглях тростника, если нет ни солнца, ни звезд, и еще многому другому.

В день нашего приезда Борисов устраивает короткий инструктаж. Но сразу всему людей не научишь. Поэтому инструктаж время от времени повторяется, правда, не в лоб, в виде наставлений, а в довольно своеобразной форме.

Вот один из охотников привозит с утрянки гору чирков.

- Неужели влёт? - завистливо спрашивает кто-то из молодых.

- А как же! - слышится гордый ответ.

Мы идем помогать щипать дичь. И странное дело, у всех чирков раны в спинке. Когда влёт стреляют, такого не бывает. И вообще не много ли он дичи наколотил? Вечером, оставшись наедине с удачливым охотником, Борисов будто невзначай спрашивает.

- И чего ты чирков на воде бьешь?

Я, случайный свидетель этого разговора, отлично знаю, что наш Палыч явно хитрит, ведь он тоже слышал то гордое "влет". Но охотник глотает наживку.

- Понимаешь, - не смущаясь отвечает он. - Эти чирки к моим чучелам как прирученные садились. Ну, я и того...

- А ты их шугани, - советует егерь. - Шугани и бей влёт. Так же интереснее.

- Но тогда я не добуду столько? - сомневается охотник.

- Ну и что же, - успокаивает его Палыч. - Нам на котел много и не надо.

Кого-то этот разговор может удивить. Что это егерь так либеральничает. Мог бы вести себя и пожестче. Право у него на это есть. Но когда немного поживешь на дебаркадере, то понимаешь: Борисов выбрал наиболее верный тон. Дело в том, что условия здешнего быта ставят егеря в особое положение по отношению к нам, охотникам. Одно дело встать в официальную требовательную позицию по отношению к людям незнакомым, которых егерь встретил в угодьях. Для таких охотников он начальник и контролер. Вроде бы то же самое он и для нас - временных жителей дебаркадера. То же, да не совсем. Население нашего железного островка живет своеобразной коммуной. У нас все тут запросто, без чинов и званий. Фамилий и отчеств здесь нет. Зовем друг друга по именам. Одного-двоих, кто постарше, - Иваныч, Палыч. Три раза в день охотники вместе с егерями садятся за общий стол. Как проверять, контролировать и воспитывать человека, с которым ты из одного самовара чаи гоняешь? В этом случае на голой принципиальности далеко не уедешь, тут нужен немалый такт.

Как-то один из нас, молодой парень Николай, наловил ведро раков. Все обрадовались лакомству. Умяли раков быстро. Но посреди стола на тарелке сиротливо маялись три-четыре небольших рачка, возиться с которыми из-за их крохотных размеров никто не захотел. Помогая дежурному убирать со стола, Палыч, радушно улыбаясь, протянул тарелку Николаю:

- Доедай этих малышей.

- Не надо мне, - ответил Николай, проведя ладонью у горла, сыт, мол.

- Вот и никому не надо, - все так же улыбаясь, обвел Палыч рукой сидящих за столом. Потом добавил, обращаясь к Николаю: - Ты бы хоть таких-то рачьих детей не ловил. Из них на будущий год большие раки вырастут.

Пожилой охотник умело подыграл Палычу. Он взял у него тарелку и подвинул Николаю:

- Вот я ему поближе этих рачков поставлю, чтобы его совесть мучила.

Николай в ответ как-то отшутился. Но по тому, как густо он покраснел, я понял, что этот внешне вполне вроде бы добродушный разговор запомнится ему надолго и пойдет на пользу не одному раколову.

Столь же неназойливо касается старший егерь и других наших проблем. Джунгли - это и есть джунгли. Даже если они не африканские, а каспийские. Заблудиться в них легко, а выбраться трудно. Осенью погода здесь обманчивая. С утра - лето, а к обеду может смениться чуть ли не зимой. Опытный охотник, который тут не первый раз, тот, конечно, не пропадет. Но хочется показать себя и новичку. А для этого ему надо отъехать подальше от базы, отыскать места, где охота добычливее. И ищет, работает шестом до седьмого пота. А у егерей другая забота - чтобы новичок вернулся в целости и сохранности. Палыч хорошо знает, что люди, как правило, не любят непрошеных советов. Обычные слова об осторожности могут показаться проявлением недоверия к его, охотника, силам и знаниям, чуть ли не унижением его достоинства. Поэтому вместо назиданий егерь часто рассказывает какую-нибудь историю, из тех, что происходили за десять лет его работы на дебаркадере.

Как-то в ноябре задул сильный ветер об охоте нечего было и думать. Но срок путевок подходил к концу, и никому не хотелось отсиживаться в каютах. И вот двое охотников стали уговаривать Борисова: отпусти пострелять. Оба люди бывалые, на. этой базе не первый раз. Правда, оба в годах. Но это, может, и к лучшему, рассудил егерь: пожилые осторожнее, они лихачить не станут, далеко от базы в такую погоду не уйдут. Потом Палыч исказнил себя за сговорчивость. Часа через два после ухода охотников ветер усилился, пошел мокрый снег, видимость основательно ухудшилась. Может, догадаются и вернутся, с надеждой думал егерь. Впрочем, приближался уже и час возвращения, намеченный по уговору. Но контрольный срок прошел, а охотников все не было. Палыч, чертыхаясь, натянул бушлат и плащ, завел моторку. Они с Лешей искали пропавших несколько часов. Стемнело. Палыч и Леша с надеждой всматривались в темноту, не мелькнет ли где огонек сигнального костра. Они не знали, что у охотников безнадежно промокли спички. И это было еще не самое худшее. Когда попытка вернуться на базу на двух куласах ни к чему не привела, они пересели в один, а второй спрятали в тростнике. Сначала идти на двух шестах было легче. Но один шест сломался, а потом и другой. Лодку снесло к стенке тростника. Охотники попробовали толкаться вдоль нее остатками шестов. Найти хотя бы пятачок твердой земли! Но вокруг была только вода. Они как могли затолкали лодку в крепь и попробовали укрыться под тростником от мокрого снега. Снег таял, и ледяная вода текла на промокших до костей охотников. Согреться не было никакой возможности. Время шло. Вначале охотники пытались еще слегка двигаться в куласе, подталкивая друг друга, стучали ногой об ногу. Но постепенно движения их становились все более вялыми. Губы деревенели от холода, и охотники уже не переговаривались. Сознание обволакивала сладкая дремота.

Охотник на охоте

Но Палыч с Лешей не дали им погибнуть. Егеря нашли их, растолкали добрыми тумаками. И вскоре выбежавшее на стук моторки население дебаркадера уже помогало выгружать из лодки спасенных. У кого-то в НЗ нашлось немного спирта. В тот вечер этот медицинский препарат для растирания не применяли. Но тем не менее лекарство вместе с горячим чаем оказало явно целебное действие. Во всяком случае, утром ни один из пациентов даже не чихнул. Но и на охоту больше не просился. Хороший урок был тогда для всех. Мастерски рассказанная, эта история служит уроком и для других заездов. Так-то, мол, смотри, друг, не теряй бдительности. Ведь роскошная охота дельты, теплое по временам южное солнце и вообще вся отпускная обстановка невольно расслабляют.

Однажды кто-то из охотников расчувствовался:

- Палыч, да у тебя тут как в раю!

- Да, плавучий рай, - поддержал шутку Борисов.

- Вот работенка - в раю директором! - продолжал охотник.

Директор плавучего рая - звучало это и в самом деле неплохо. Но надо сказать, что работенка у директора все-таки довольно хлопотная.

Какого калибра браконьер

Вот где-то далеко раздались звуки выстрелов. Потом еле слышный шум лодочного мотора. И снова дублет. Человек посторонний вряд ли заподозрит здесь что-то дурное. Лодка может быть сама по себе, охотники сами по себе. В ту сторону кто-то из наших утром на куласе ушел, может, он и палит?

- Нет, там что-то неладно, - хмурится старший егерь. - Кажется, кто-то из под мотора уток бьет.

И через минуту егерская моторка уже отваливает от дебаркадера. В тот день Палыч и Леша вернулись ни с чем. Браконьеры ускользнули. Но "без улова" они далеко не всегда. За последние годы среди егерей охотхозяйства "Каспийское" больше всего задержаний именно у него, Борисова. А в таком деле выйти в лидеры непросто.

- Два раза нас с Палычем браконьеры под прицелом держали, - рассказывал один из охотников подполковник В. Масалов. Он ездит на эту базу уже несколько лет подряд, и старший егерь Борисов иногда берет его в рейды по охране угодий.

А в тот раз их не только держали под прицелом. Браконьеры и стреляли, к счастью, не в людей, а для острастки над головами. Немалую выдержку надо было иметь, чтобы продолжать переговоры под направленными на тебя стволами. Причем Борисов и Масалов не только вели эти переговоры, но и заставили нарушителей сдать оружие и подписать протокол.

- А есть браконьер масштабом куда крупнее, - вздыхает Палыч. - Вот не давно был случай.

Мелиораторы занимались ильменем Лиманский. Проводили так называемое окультуривание. Дело нужное. Расчистят ильмень от тростника, и, глядишь рыбы в водоеме станет больше. Такая была цель. Но вот средства... Вывели мелиораторы на лед бульдозер и быстро срезали весь тростник, а вместе с ним и тридцать пять хаток ондатр. Такой ущерб природе, да еще за столь короткий срок не смог бы нанести самый матерый браконьер. И ведь этого могло не быть, если бы специалисты по водоемам посоветовались с охотниками. Да они и обязаны были это сделать. Вместе с охотниками нашли бы такой способ окультуривания озера, при котором не пострадал бы его животный мир. Тростник можно было скосить косилкой, которая не повредит жилища ондатр. Были и другие варианты. Но никто о них заблаговременно не подумал.

- Вот, - сетует Палыч. - Разве до такого браконьера дотянешься!

Конечно, самому егерю не просто дотянуться до браконьеров крупного калибра, которые вооружены не ружьем, а обыкновенной авторучкой. Но и с этим крупномасштабным нарушителем все успешнее воюют другие инстанции, призванные охранять природу. Так было и в этом случае. Обеспокоенные судьбой ильменя охотники подняли тревогу. Расследовала происшествие Астраханская госохотоинспекция. Виновных - Лиманское управление оросительно-обводнительных систем и водохранилищ - привлекли к ответу. По решению Госарбитража при Астраханском облисполкоме с нарушителей взыскано 4200 рублей.

Вот раньше было...

Так уж повелось, что в любом охотхозяйстве, едва приедешь, всегда найдется человек, старожил или заезжий, бывавший тут прежде, который с места в карьер начинает привычный разговор:

- Вот раньше здесь было! Зверья полон лес, дичи - тучи.

Сколько уже раз высмеяна эта страсть утверждать, что прежде и метр был длиннее, и килограмм тяжелее, ан поклонники старины не переводятся.

- Вот раньше было, - рассказывал мне один из охотников. Бывало, дашь дублетом по стае чирков, а они потом минут пятнадцать падают. Такие стаи были, летят - солнца не видно.

Красиво, не правда ли! Поверить иным, так выходит, что у нас скоро не останется ни зверей, ни дичи. Хотя иногда такие сетования имеют основания. Действительно, за последнее десятилетие в районе базы № 4 дичи стало заметно меньше. Это в один голос подтверждают и охотники, и штатные работники хозяйства "Каспийское". - Вода поднимается, - говорит Борисов. - Вот дичь и уходит. Вода действительно поднимается, это отмечают и ученые. До недавнего времени в печати то и дело раздавались голоса о необходимости спасать Каспий, который катострофически мелел. Но вот вдруг в последние годы уровень моря стал подниматься. Науке еще предстоит объяснить этот феномен, а кряква уже отреагировала. Заросшие ежеголовкой и рогозом меляки, где раньше гнездилась и кормилась утка, теперь не пригодны ни для того, ни для другого. Это уже не меляки. И птица, естественно, откочевала. Рыба в соответствии с Поговоркой ищет, где глубже. А дичь - наоборот.

- Так, стало быть, не скудеет дельта? - допытывался я у Борисова.

- Всю жизнь здесь живу, а того не замечал, - отвечал егерь. - Дичь может волной идти. Один год на нее урожай, другой - нет. А чтобы скудела дельта... Таково мнение старожила. А уж старожилы, это всем известно, ух как любят идеализировать старые времена. Но вот, оказывается, есть и исключения.

- А по поводу старых времен, - продолжал Борисов, - я так скажу. Старики у нас в селе вспоминали, я еще пацаном был. Так они говорили, что лет шестьдесят-семьдесят назад - вот когда вымирала дельта. Начисто тогда все повыбили.

Позже в библиотеке Астраханского заповедника я нашел полное подтверждение этим словам. Ученые, биологи, охотоведы писали о том, что в конце прошлого - начале нашего века знаменитые волжские плавни оказались в тяжелом положении. Многолетний хищнический промысел привел к тому, что количество зверей и птиц катастрофически пошло на убыль. Причем промышленники ухитрились выбить не только такие традиционные объекты охоты, как гусь или утка. Почти полностью истребили и белую цаплю. Она пала жертвой прихотливой женской моды. Птицу добывали ради нескольких красивых перьев на шляпку. Та же участь постигла и чайку. Сегодня это трудно представить, но тогда дошло до того, что чайка стала редкостью даже возле причалов, где разгружали Рыбу.

А сейчас мы вздыхаем: ах, как много развелось охотников и как все они оснащены - и моторки, и мотоциклы, и ружья самых современных систем. Но вот поди ж ты, оказывается, что наши уважаемые предки смогли расправиться с фауной волжской дельты с помощью довольно примитивных орудий. Кто бы мог подумать! Вот тебе и старые добрые времена! Ведь до того довели дело, что даже перелетные птицы стали менять свои вековые миграционные пути и огибать дельту: здесь их ждала почти неминуемая гибель. Факт потрясающий! Не случайно передовые русские ученые забили тревогу. Предложения о жесткой регламентации охоты и создании заповедника в дельте начали подавать еще в прошлом веке. Мечту защитников природы удалось осуществить только при Советской власти. В 1919 году В. И. Ленин поддержал предложение Астраханского губисполкома об организации Астраханского заповедника.

С того времени началось постепенное возрождение дельты. Сначала только на территории самого заповедника. Потом звери и птицы стали понемногу откочевывать отсюда на соседние участки. Вернулись сюда и перелетные птицы. Еще недавно пустынные угодья стали оживать.

Все это я написал для любителей повторять навязшую уже в зубах фразу: "Вот раньше было!" Хочется, чтобы они знали: нынешнее изобилие дельты существовало здесь не всегда. Это рукотворное изобилие. Оно создано руками людей. Люди охраняют его и сегодня.

Не стреляйте белых лебедей

Охрана эта довольно строгая. Все протоки, ведущие к заповедной территории, заперты кордонами. Без специального разрешения дальше вас не пропустят. Охраной занято больше трети штатных сотрудников заповедника. Охранять есть от кого. Забредают сюда и дикие туристы, случается, прокрадется и браконьер. Хотя для того, чтобы открыть здесь стрельбу, мало быть просто браконьером. Надо быть отъявленным мясником-заготовителем. Мне кажется, что нормальному, пусть даже самому азартному охотнику расчехлять здесь ружье просто не интересно. Дичь летает тучами, хоть руками лови.

Еще задолго до того, как по курсу вашего катера покажутся предупреждающий аншлаг и домики кордона, о приближении заповедника можно догадаться по цвету прибрежных ветел. Они буквально белые от птичьего помета. Плотность крылатого населения здесь не просто намного больше. То и дело и поле зрения попадают особи, которых трудно, а то и вовсе невозможно встретить в других местах дельты. Вот, не спеша и не пугаясь людей, пролетела стая иссиня-черных птиц с длинными серповидными клювами. Это каравайки. Вот, сверкая, как маленькие ракеты, с криком стартуют вверх фазаны. Вот потянулись над нами крупные птицы со странным, будто расплющенным на конце, клювом - колпицы. Многие из обитающих здесь птиц занесены в Красную книгу. Они прекрасно знают об этом и предпочитают не высовывать клюв за пределы охраняемой территории: здесь все-таки безопаснее. Другие, менее редкие птицы с легкостью перелетают границу заповедника. За кордоном им ничего не грозит. В охотничьих угодьях я не раз видел большие колонии белых цапель, неохотно взлетающих, когда кулас подойдет на расстояние верного выстрела. Цапли уверены, что выстрела не последует. Белую цаплю стрелять нельзя. Это отлично знают и все здешние охотники. Серую можно, а белую нельзя.

Да, охота в дельте Волги, кроме территории заповедника и его охранной зоны, по-прежнему разрешена. Но теперь она не имеет ничего общего с тем хищническим избиением всякой живой твари, которое на рубеже нашего века поставило под угрозу животный мир дельты. Отношение к охоте меняется у нас на глазах. От стремления к вседозволенности человек убежденно переходит к разумному природопользованию.

Глубокий старик, житель одной из деревень понизовья, как-то рассказывал мне про охоту в старые времена.

- Лебедя бить - это тогда за грех почитали. Но для общего котла мы били. Нас, рыбаков, в бригаде шестеро было. Завалим лебедя, нам мяса на весь день и хватает.

Трудно, да просто невозможно представить себе такой кощунственный разговор среди современных охотников. Установлены повсеместный полный запрет охоты на лебедя, штраф, конфискация оружия, нарушители закона преследуются в уголовном порядке, и, наконец, в печати, по радио и телевидению ведется пропаганда грамотной, культурной охоты. Трудно представить, чтобы даже самый завзятый браконьер поднял бы сегодня ружье на лебедя.

О результатах огромной работы по охране этой птицы красноречиво говорят не столько цифры роста ее численности, сколько само ее поведение. В каспийских плавнях лебедь пролетает над головой охотника на расстоянии нескольких метров. Чтобы рассмотреть изящную птицу, не надо красться к ней от одного тростникового островка к другому. Смело направляйте свой кулас прямо к лебедю: он хорошо знает, что вы для него не опасны.

Напротив! В последнее время некоторую опасность для окружающей среды стал представлять сам лебедь. Этих птиц развелось сегодня в дельте не просто много. Их число подошло к допустимому пределу. Кое-кто считает, что уже и превысило этот предел. В поисках места для гнездования мощные птицы сгоняют с насиженных мест гусей и других меньших братьев. Так что специалисты поднимают уже вопрос о необходимости регулировать численность лебедей.

Но что стоит за этим нейтральным словом "регулировать"? Во-первых, активнее отлавливать птиц для зоопарков и переселения в другие края. Нередко поговаривают и о том, что, может быть, стоило бы на какое-то время разрешить и отстрел по лицензии. Она будет стоить недешево, и продадут ее не всякому. Вот ведь отстреливают же таким образом лосей, и ничего, численность их не уменьшается. Так что почему бы и нет?

Но есть у этого мнения и горячие противники. Николай Николаевич Гаврилов, старший сотрудник заповедника, - один из них:

- Да, у лебедей перенаселение! Но регулировать их численность путем отстрела - извините! Сколько лет мы воспитывали у людей благоговейное отношение к лебедю. Символ красоты и верности!

А теперь палить в этот символ! Долой все тормоза! Так нельзя. Тут такие страсти можно развязать, такое браконьерство начнется, что потом его лет двадцать искоренять придется.

Но как же все-таки быть? Если уж вышла она из берегов эта самая численность? Как ее регулировать?

- Природа позаботится об этом сама, - считает Гаврилов.

Забота эта жестока. Смерть от бескормицы. Гибель от ранних холодов. Автоматическое сокращение числа птенцов в выводке и т. д. Да, мы, люди, потеряем при этом какое-то количество дармового, по сути, мяса. Но не будем мелочны. Экономия иногда может обернуться немалыми потерями. Сначала только нравственными, а потом и самыми обыкновенными - материальными. Ведь все в жизни связано...