Пристрастные заметки (Н. Судзиловский)

Я знаком со многими охотниками в разных концах страны, и знакомство это убеждает меня, что правильно организованная охота может стать хорошим средством воспитания, дать некоторой части молодежи захватывающее занятие. Не надо бояться, что это сделает ребят грубыми, ожесточит их. Эмоциональное воздействие любительской охоты таково, что в ней практически нет места жестокости, черствости, нравственной глухоте.

Взрослея, каждый формирует свою точку зрения на природу. Часто это происходит стихийно: кто-то сочтет природу несущественным окружающим фоном, кто-то станет ее профессиональным защитником, кто-то увлечется туризмом, потянется к удочкам или ружью. Определяя свое отношение к природе, подростки неизбежно оказываются перед необходимостью решить для себя и вопрос об отношении к охоте. Конечно, большинство ребят никогда не станет охотниками, но правильная нравственная позиция необходима всем.

Не имея личного опыта, люди чаще опираются в своих взглядах на общественное мнение и особенно на сведения, почерпнутые из книг. Однако внимательно читая все прямо или косвенно относящееся к природе и охоте, я еще лет двадцать назад заметил, что из художественной литературы стали исчезать произведения на охотничью тему. Их место постепенно занимали все более и более решительные выступления против охоты. Ныне в художественной литературе и публицистике господствует взгляд на охоту и охотников, представление о котором можно составить по книге писателя Б. Рябинина "О любви к живому": "Хочется крикнуть: что вы делаете, друзья охотники? Задумайтесь, пока не поздно, остановитесь! Мы, советские люди, не можем позволить убийства, кроме промыслового убийства, которое не является убийством... Зачем разжигать страсть истребления?"

Это точка зрения писателя. А вот мнение ученого - заведующего отделом охраны животного мира ВНИИ природы В. Флинта: "Я не вижу другой реальной силы для охраны животного мира, кроме охотников и охотничьих организаций". Обратив внимание читателя на такую ярко выраженную полярность двух мнений, я хочу призвать его взглянуть на охоту с точки зрения для современной массовой литературы необычной. При этом должен заметить, что я обыкновенный читатель: у меня нет ни биологического, ни специального охотоведческого образования - только любовь к природе и некоторые навыки любительской охоты.

Родился в лесу. Родители работали лесоводами, и, сколько себя помню, в семье с величайшей теплотой и заботой относились ко всему живому. Ребенком вместе с отцом я сажал возле дома деревья, и теперь, много лет спустя, от одного взгляда на окрепшие березки и клены у меня становится радостно на душе.

Охота вошла в мою жизнь незаметно и естественно. Сначала были рассказы отца и деда, книги В. Арсеньева и В. Бианки и уроки географии, которые вел замечательный учитель Андрей Христофорович Буш, потом вылазки в лес со старшими и опять литература о природе и охоте.

Сегодня я понимаю, что именно этим рассказам, книгам, урокам и вылазкам обязан тем, что понятие "праздник" навсегда связано для меня не с веселой пирушкой, а с разделенным восторгом перед нескончаемым многообразием природы, с трепетом перед ее могуществом и болью за ее уязвимость, зависимость от человеческих просчетов.

Охота и охотники занимали мое воображение с самого раннего детства. На собственном опыте и примере множества знакомых охотников я твердо убежден: захватывая человека, охота постепенно формирует у него определенную направленность, наполняет его досуг, обостряет наблюдательность, восприимчивость, способность к самоконтролю, без которых не может быть настоящего охотника. Охота - увлечение, требующее внутренней организованности и высочайшей активности. В этом смысле она является противоположностью многочасовому сидению перед телевизором или регулярным застольям, которые незаметно ведут к дезорганизации, отупению и распаду личности.

Разбираясь в написанном об охоте, я обратил внимание на то, что, как ни странно, авторами наиболее требовательных антиохотничьих выступлений являются люди, далекие от нее, совершенно некомпетентные в этом деле. Часто ли мы встречаем врача, который убежденно рассказывал бы инженеру, как вычислить коэффициент теплопередачи? А вот доброжелателей, готовых просветить нас насчет кошмарных последствий охоты, становится все больше, хотя разбираются в ней эти товарищи ничуть не лучше, чем врач в теплотехнике.

По характеру работы я большую часть времени провожу в командировках. Бывал в Карелии, на Волге, в Казахстане, на Дальнем Востоке - и повсюду замечал, что позиции антиохотников укрепляются, что в городах, даже небольших, охотников становится меньше, особенно среди молодежи, зато растет число людей, в той или иной форме осуждающих охоту. Думаю, это объясняется в основном незнакомством со взглядами и принципами охотников. А откуда взяться этому знакомству, если я, например, уже и не помню, когда в последний раз видел в продаже литературу, пропагандирующую реальные взаимоотношения с природой, скажем книги В. Арсеньева, хотя специально искал их в магазинах Ленинграда, Горького, Иркутска, Астрахани, Комсомольска-на-Амуре и многих других городов?

В становлении будущего охотника важную роль играют книги, необходима такая литература и каждому молодому человеку. Охотничий инстинкт в разной форме присущ большинству людей и, не будучи направлен должным образом, может принять нежелательные формы. Прежде чем стать охотником молодой человек должен увлечься книгами С. Аксакова, В. Бианки, М. Пришвина, Э. Сетон-Томпсона, побывать на охоте со взрослыми охотниками, почувствовать атмосферу охотничьего коллектива, где придерживаются правил не по необходимости, а по убеждениям, где соблюдение норм охотничьей этики - необходимейшее условие. Без увлечения книгами, без общения с подлинными охотниками юноша настоящим охотником стать не может. В этом случае образуются "охотники" ненастоящие. Воспользуюсь названиями, данными ленинградским писателем А. Ливеровским в книге "Радоль", который делит охотников на хапуг и чужих. Хапуга - это ясно. Это значит настрелять, закоптить, продать! Как, когда, где - неважно! Чужой же - менее криминальная (но не менее опасная!) форма. Это человек, который тянется к охоте, но не прошел хорошей школы. Не дочитавший, недопрочувствовавший, недообщавшийся с настоящими охотниками. Он попадает в лес, не проникшись любовью и уважением к живому. Он не имеет твердых устоев. Он не может, не умеет найти дичь - а руки чешутся! - и он стреляет во все, что подвернется. Он разбойничает, даже не ведая, что творит зло. В какой-то мере это оправдывает его, но природе от этого не легче.

А тут еще - не дай бог - попадется молодому человеку недоброкачественная природоведческая литература. Ее не так уж мало, для нее характерно незнакомство с азами охоты, и она может только дезориентировать доверчивого читателя.

Вот на моем столе сборник публицистики ленинградских писателей "Путеводное слово". В нем есть статья Н. Сладкова "Живое надеется на нас", посвященная именно защите живого. Не буду говорить о ее литературных достоинствах - на мой взгляд, она безукоризненна, но вот в вопросах охоты автор допускает неточности. Приведу выдержки и прокомментирую их с точки зрения охотника.

"Охотники, воспылав в свое время священным гневом к своим конкурентам - пернатым хищникам, объявили им истребительную войну".

Не совсем так. Журнал "Охота и охотничье хозяйство" (в дальнейшем буду именовать его просто "Охота") неоднократно публиковал материалы, призванные предотвратить истребление хищных птиц, в частности под видом борьбы с ястребом-тетеревятником. В последние годы было несколько статей о гибели пернатых хищников на высоковольтных линиях и о способах, как такие случаи предотвратить ("Охота", 1984, № 3). В СССР проводится отстрел серой вороны - это так, но мера эта вынужденная, применяется она во многих государствах. В Швеции, например, для отличившихся стрелков даже учреждены призы - значки из золота. К тому же в этой стране, с хорошо поставленным охотничьим хозяйством, при площади в 50 раз меньшей, чем площадь СССР, добывают вдвое больше лосей - есть чему поучиться!

Цитирую дальше: "Уничтожение без причин - для забавы, "просто так", для удовлетворения сомнительной страсти - безнравственно и убыточно". Под словами "уничтожение без причин" подразумевается любительская охота. Отвечу цитатой из статьи биолога С. Кучеренко ("Охота", 1984, № 11): "Среди них (охотников-любителей. - Н. С.) есть много добросовестных мастеров промысла, дающих государству гораздо больше пушнины, чем некоторые штатные охотники, кстати, без особой о них заботы".

Опять цитата. "Нравственно ли ежегодно с серьезным видом объявлять нормы, скажем, отстрела уток, не зная ни их количества, ни количества самих охотников? Кто ее, пролетную утку, считал и кто считал охотников (?!), которые будут палить по ней на протяжении тысяч километров перелета?"

Считали охотоведы, это входит в круг их профессиональных обязанностей. Причем по второму пункту - подсчет охотников - автор удивляет своей неосведомленностью. У нас в стране незарегистрированные охотники - исключение, и с каждым годом их становится меньше не из-за антиохотничьих статей, а благодаря деятельности Госохотинспекции и различных добровольных дружин, ядро которых составляют охотники.

"Трава кормит зайца, заяц кормит волка, волк, умирая, кормит траву. Трава, разрастаясь, кормит зайца. Вечный, сбалансированный круговорот".

Говоря о сбалансированном круговороте, наши противники не учитывают, что за последние десятилетия в природу вторгся мощный фактор - воздействие промышленности. Ученые считают, что в угодьях, сильно пострадавших от присутствия человека (а таких все больше), существование саморегулирующихся комплексов невозможно. Вмешавшись в природу, человек должен взять на себя и часть работы по поддержанию ее жизнеспособности. Этим и занимаются охотники.

Заканчивая обзор статьи ленинградского писателя, хочу сказать, что привел не все неточности, допущенные автором, - всего их около пятнадцати. Не многовато ли для десяти страничек текста?

Возвращаюсь к книге Б. Рябинина "О любви к живому". Объясняю такое внимание к работе почти двадцатилетней давности и не столь уж значительного тиража (40000 экз.) тем, что в ней наиболее четко сформулированы противоохотничьи идеи, которые совершенно не изменились за истекшие годы, - книгу продолжают читать и в спорах используют аргументацию из нее.

В основной части этой работы исследуются вопросы доброты и жестокости, уважения к живому. Было бы преувеличением говорить о тождественности позиций, но все, что не касается охоты, я прочитал с интересом, сочувствием и пониманием. Любительской охоте автор посвятил девятнадцать страниц. Но, начиная излагать свои взгляды на охоту, автор нагромождает одну нелепость на другую. Я искренне пытался разобраться, почему близость наших с автором позиций в неохотничьих вопросах вызвала мой резкий протест в вопросах охоты. "Да брось ты изводиться! - попытался внести ясность товарищ. - Что ты хочешь? Человек небось антабку от антабуса не отличит, а страуса от бекаса".

Теперь о чужих, о любителях, не обремененных ни знаниями, ни совестью. Двери перед ними настежь распахнули противоохотники, когда двадцать лет назад торпедировали идею юношеских охотничьих секций. Торпедировали из самых гуманных побуждений - многие помнят полные тревоги за судьбу природы, за судьбы детей письма в редакции, их тогда часто публиковали. Но противоохотники, встревоженные разгулом чужих, не поняли тогда, что юношеские секции - это то, что положит конец разгулу. Не поняли - и погубили идею, отбросив тем на десятилетия дело нормализации древнейшей отрасли природопользования. Потому что охота необходима. Потому что она будет всегда (хотя и будущее уже пытались стричь по своему вкусу фантасты-противоохотники). Потому что вопрос стоит только о том, кто будет охотиться - дилетанты-чужие или любители в лучшем смысле слова.

"Откуда берутся такие парни?" - вопрошает Б. Рябинин в книге "Я - егерь!.." Как же, Борис Степанович, вспомните "О любви к живому", вспомните другие работы того времени, в которых вы, противоохотники, яростно возражали против юношеских секций, требовали запретить подготовку, воспитание культурных охотников. Тогда вам это удалось. В 1978 г., через 12 лет, вы уже писали о разгуле браконьерства. Значит, не помогло? Сейчас вы требуете изъятия оружия и его централизованного хранения в межохотничий период. И опять не поможет - потому что запретить проще, чем грамотно организовать, но ведет этот путь не к тому, что угодья наши станут краем непуганых птиц, а к тому, что они станут краем непуганых браконьеров.

Можно было бы привести здесь еще многие книги, авторы которых - сознательно или невольно - способствуют распространению ложного взгляда на охотника-любителя, но полезно будет, не вдаваясь в частности, проследить историю возникновения и развития такой литературы.

Начало было положено еще в то время, когда бурное развитие промышленности заставило задуматься над тем, как сохранить природу. Параллельно с напряженной работой специалистов родилась и стала развиваться популярная литература по этому вопросу. На первом этапе она призывала прекратить вмешательство в природу. Потом, когда литераторы сообразили, что сносить заводы им не позволят сами читатели, литература эта стала противоохотничьей. Для ее второго этапа характерны прямые выступления с требованиями запретить охоту независимо от способов, местности и конкретных обстоятельств: "Прекратить убийство!" (наиболее ярким примером такой литературы может служить книга Б. Рябинина "О любви к живому").

Третий период - современный. Для него характерно, что на идеях противоохотников выросло уже целое поколение, для которого отрицание охоты естественно и неопровержимо. Поколение это снимает фильмы, пишет, учит, растит детей и, не отдавая себе в том отчета, несет мощный заряд противоохотничьих взглядов, передает их зрителям, читателям, ученикам и детям. Эта особенность, а также прорывавшиеся кое-где, несмотря на препоны, грамотные опровержения привели к изменению формы (но не содержания) противоохотничьей пропаганды, которая теперь рассредоточилась по страницам вроде бы совсем не имеющих отношения к охоте книг, стала менее категоричной и более скрытой. Что ж, антиохотники действительно могут позволить себе ослабить нажим и отказаться от прямых нападок. Проявленное нами, охотниками, двадцать лет назад благодушие привело к тому, что оправдываться и доказывать теперь приходится нам.

В литературе этого периода не отрицают необходимость охоты прямо, а строят повествование таким образом, что читатель сам приходит к такой мысли. Делается это, например, так: признав в самых нейтральных выражениях необходимость охоты (1-2 строки), автор на десяти страницах перечисляет грехи охотников, начиная с королевских охот в средние века и кончая последними проявлениями браконьерства, которое он самым решительным образом отождествляет с любительской охотой. В нейтральности тона здесь уже не упрекнешь - всюду "жертва стяжателя", "окровавленный комок перьев", "обливаясь кровью" - волосы становятся дыбом! При этом наблюдается странная закономерность. Охотник - это рабочий, колхозник, инженер. За станком - он созидатель материальных ценностей, взяв же в руки ружье, автоматически превращается в выродка, портрет которого можно рисовать одной краской - черной. Помилуйте, ведь это один и тот же человек! Люди недобросовестные бывают везде, но не они определяют лицо коллектива. Если автор попробует изобразить цех, состоящий только из пьяниц, прогульщиков и лодырей, ему сразу объяснят, что так не бывает. Нападать же на охотничью организацию целой области с таких вот шатких позиций вполне допустимо, это считается чуть ли не признаком хорошего тона.

Теперь даже Б. Рябинин борется за правильную охоту. Но как борется?! Егерь, основная задача которого надзор за соблюдением правил охоты, становится у него незаметно противоохотником, потому что задачу егеря автор трактует проще - запрещать! "Охотник выслеживает зверя, браконьер - тоже, а мы - их" ("Я - егерь!.."). Интересная точка зрения! А чего, собственно, ожидать, если за правильную охоту начинают бороться люди, давным-давно расписавшиеся в своем непонимании, в своем неприятии любой охоты.

Противоохотники сегодня выступают против нарушений, но как-то само собой выходит, что нарушением у них предстает в первую очередь сама охота. А это не так! Не нужно изгонять охотника из угодий, ему нужно дать почувствовать себя хозяином, почувствовать уверенность в завтрашнем дне, которой сейчас у него нет. Ты хочешь охотиться - вот тебе леса! Охоться, хозяйствуй, но знай, какими ты их сделаешь, такими передашь своим потомкам. Это все ваше, неотъемлемое ваше! Вы здесь не гости, а хозяева, и навсегда. Только тогда дисциплина станет сознательной, только тогда охотники сами вышвырнут из угодий браконьеров, хапуг, прочую нечисть! Запретами этого не добиться. Контроль - да! Руководство - да!

Антиохотничьи выступления любого с периода эмоциональны, зажигательны, но чаще всего до беспомощности наивны. Авторы ставят правильные, неотложные вопросы, но предлагают пути решения, основанные на абсолютизации одних сторон проблемы и игнорировании других. Антиохотники настолько уверены в своей правоте, что уже не утруждают себя доказательствами, а просто пропагандируют свои взгляды всеми доступными методами.

Сложившаяся ситуация не может считаться нормальной, ибо порождает колоссальные моральные и материальные потери. Кроме того, вмешиваясь в вопросы регулирования численности животных, привлекая к такому вмешательству средства массовой информации, противоохотники способны вызвать катастрофы, масштаб последствий которых трудно предсказать заранее.

Например, в Прибалтике в результате неоправданно резкого сокращения отстрела косуль произошло быстрое перенаселение ими угодий. Как следствие - была подорвана кормовая база (ведь в каждом лесу количество кормов не бесконечно). Косули стали жить впроголодь и оказались неподготовленными к необычно суровой зиме. Обошлась тогда "бережливость" в 20 тысяч косуль, вытаявших весной из-под снега.

Охрана природы - сложная проблема. Такие общечеловеческие понятия, как доброта, нравственность, любовь к живому, очень тесно переплетены в ней с понятиями профессиональными, отличить первые от вторых могут не все и не всегда, - это и ведет к ошибкам.

Не стреляй! Будет больше дичи. Эта на первый взгляд очевидная закономерность, при определенном подходе просто бросающаяся в глаза, мешает понять, что охота не воплощение зла, а одно из проявлений общей политики взаимоотношений человека с природой. Да, охотники (точнее, промысловики) когда-то действительно подорвали численность соболя. То было время безоглядной эксплуатации природных богатств. Сводились леса, в отвалы уходили целые россыпи драгоценных металлов, почти исчез женьшень, на большинстве предприятий и не слыхали об очистных сооружениях. В последние десятилетия отношение к природе круто изменилось, но на охоту дилетанты смотрят по-прежнему отрицательно, хотя именно в этой области были сделаны первые шаги к тому, чтобы сочетать деятельность человека с интересами окружающей среды. К таким шагам относятся создание широкой сети заповедников и запрет на промысел тех видов животных, которые находились в наиболее бедственных условиях. Благодаря этим мерам соболь, сайгак, лось, бобр из исчезающих стали у нас обычными промысловыми животными. Часто говорят, что раньше было много дичи, а сейчас ее выбили. Это не так. В 1913 г. (наиболее благоприятном для России) было заготовлено 24 тысячи шкурок куницы. В конце 70-х годов заготавливали по 35-40 тысяч таких шкурок. Соболь, почти уничтоженный к началу века, был возрожден советскими охотоведами, когда и антиохотников-то не было и ружья продавались в магазинах как макароны - плати и бери любое! Я не против контроля, в том числе со стороны общественности. Я считаю, что строгий учет оружия необходим, но я уверен и в том, что сам по себе учет проблемы не решит. Проблема решается воспитанием людей. Для воспитания же необходима четкая позитивная программа. Такой программы в антиохотничьей литературе нет и быть не может, потому что, идеализируя природу, закрывая глаза на многие простые закономерности, антиохотники сами лишают себя возможности прийти к ней. "Жажда убийства в человеке должна быть погашена", - второе десятилетие упорно твердят противоохотники, обозначая этими пугающими словами свойственный людям охотничий инстинкт. В данном случае надо не перекраивать человека, не бояться его такого, какой он есть, а строить жизнь таким образом, чтобы его природные свойства становились созидательной силой.

Подводя итог, можно сказать, что противоохотничья литература является природоохранной только по форме, по сути же, отвлекая внимание общественности от реальных проблем, создавая помехи в работе профессионалов, уничтожая авторитет работников целых отраслей, она наносит природе значительный ущерб. Это в полной мере относится и к некоторым выступлениям органов массовой информации, которые тоже вносят свой вклад в дело распространения экологической безграмотности.

К этому привлекают известных спортсменов, писателей, ученых (только не биологов и не охотоведов) и исподволь подводят аудиторию к мысли о необходимости покончить с охотой.

Показательна, например, такая радиопередача, услышанная мной по Пермскому областному радио в июне 1983 г. Транслируется интервью с известным летчиком-испытателем. После вопросов о мужестве, долге, риске ведущая вдруг излагает свой взгляд на охоту как на "потребительское отношение к природе" и, профессионально ставя вопросы, подводит слегка оторопевшего собеседника если не к осуждению охоты, то хотя бы к признанию, что сам он предпочитает рыбалку. Слушатели при этом, понятно, должны сделать вывод, что настоящие герои охоту не одобряют.

"Отличилось" и Ленинградское телевидение, показав 2 декабря 1984 г. фильм "Такие симпатичные волки". Эта детская картина целиком посвящена пропаганде антиохотничьих взглядов ее создателей. В ней подробно показано, как добрые пионеры во главе с умным шестилетним Ваней спасают вдову-волчицу и четырех ее симпатичных волчат. Пионерам пришлось для этого перевоспитать туповатого старика-пастуха, который ошибочно считал, будто волки питаются овцами, и помочь слишком доверчивому милиционеру поймать настоящего преступника. Преступником, естественно, оказался охотник - вороватый и жадный дядя Федор. Подробно пересказывать фильм не буду - это надо видеть! Хотел бы только ответить на один вопрос, громко заданный умным Ваней ворюге дяде Федору: "А что, охотники все такие?"

Нет, Ваня, охотники не все такие. Охотились десятки защитников природы, павшие от рук браконьеров. Это были активные борцы, солдаты природы. Они гибли и гибнут сейчас, поэтому браконьер понимает: ему нет места рядом с такими людьми.

Я был знаком с одним лесником. Этот не очень грамотный стеснительный человек любил охоту, но охотиться уже не мог - тряслись руки после контузии, полученной при выстреле в голову дробью из браконьерского ружья. Это мешало ему стрелять, но не мешало работать. Изымал, штрафовал, составлял протоколы. Не знаю, Ваня, где были тогда и чем занимались товарищи, которые научили тебя выкрикивать злые слова. Но одной эмоциональности недостаточно для столь широкого распространения в корне неверных взглядов. Нужны какие-то благородные идеи или хотя бы их видимость. Роль таких идей выполняют у противоохотников следующие соображения: стремление преградить дорогу жестокости, борьба за доброту; мнение, что природа оскудевает под воздействием любой охоты и что стоит охоту прекратить, как вокруг городов сразу забегают многочисленные стада диких животных: точка зрения на охотников как на хапуг, стремящихся урвать у природы побольше бесплатных ценностей, и, стало быть, охота - явление уродливое, чуждое бескорыстию, а сами противоохотники - борцы за справедливость.

Такие внешне привлекательные идеи легко и широко проникают в сознание людей, незнакомых с истинным положением вещей. Стоит ли удивляться, что однажды в глухой нанайской деревушке, попасть в которую можно только катером по Амуру, одетый в модный костюм наследник знаменитого Дерсу увлеченно доказывал мне аморальность охоты? Тем обиднее, что, как мне кажется, простейший анализ покажет несостоятельность этих позиций.

Противоохотники трактуют понятие добра по-своему. Если внимательно присмотреться, становится ясно, что они допускают существование абстрактной доброты, доброты, не зависящей от конкретных обстоятельств и существование абсолютного зла - с этим понятием у них прочно связывается охота. Последствия такого возврата к идеализму не заставляют себя ждать. Тут я рекомендовал бы прочитать статью "Драма без охоты" ("Комсомольская правда", 14 июля 1983 г.). История, описанная в статье, типична - в город забрел лось. Он напуган, напряжен, а люди, добрые люди, пытаются помочь ему - напоить, накормить, приласкать, но только еще больше пугают непривычного к суете зверя, вынуждают его очертя голову мчаться куда глаза глядят, натыкаясь на стены и тратя последние силы. А искалеченным он жить не может. Вызванный егерь вынужден под градом оскорблений "добрать" лося. Автор на конкретном примере показал, как неверно понятая доброта оборачивается жестокостью и ведет к гибели животных, а то, что все считали злом, против чего стихийно объединились и активно боролись - вплоть до задержания спецмашины и привлечения милиции, становится необходимой и в конечном счете гуманной мерой пресечения зла, сотворенного теми самыми борцами за доброту, которые потом писали в редакцию газеты. Можно привести десятки подобных примеров.

Скажем о добрейших, органически не могущих убить людях, которые сначала содействуют появлению бродячих собак и кошек, а потом гневно осуждают отстрел. Теперь о жестокости.

Явление это по своей природе не имеет корней при нашем строе, оно является не следствием наших общественных отношений, а следствием отклонения от них, нежелания подчиняться принятым у нас нормам. Жестокость всегда и безусловно противоречит правилам, регламентирующим отношения между людьми, она не уживается с порядком, дисциплиной.

Охота, по мнению многих, анархична. Как представляют у нас зачастую охотника? Ну, завелись у человека свободные деньги, купил он в магазине ружье, набил карманы патронами, выпил четвертинку (это уж как закон и как минимум - трезвого охотника в нашей литературе встретить трудно) - и на лоно, палить во что попало. Между тем охота - это знания, навыки, мастерство, даже искусство! Это целая система писаных и неписаных законов, ограничений, запретов, направленных в первую очередь на то, чтобы не переводилась в угодьях дичь. Система эта регламентирует и порядок приобретения оружия (милиция проверит, как ведет себя кандидат на службе и в быту, здоров ли психически, не доставлялся ли в медвытрезвитель), сроки, и способы охоты, допустимую дистанцию стрельбы и многое-многое другое. Кстати, эта система предусматривает и непременное участие охотников в мероприятиях по улучшению и охране угодий. Уж, во всяком случае, анархией у нас и не пахнет, анархия порождает чужих, так же как она порождает и жестокость.

Еще один аспект, о котором не задумываются или не знают наши противники.

Охота при всех ее физических нагрузках является очень мягким раздражителем (не случайно многие глухи к ее очарованию - здесь нужен особый уровень восприятия, особая чувствительность, которой трудно достичь после децибел дискотеки). Природа не заходится в крике, как иные звезды эстрады, она говорит с нами шепотом, расслышать который сквозь гул нашего ураганного века могут не все. Шепот этот особым образом организует душу охотника, переключает нас с забитой мелочами повседневной волны на иное, доброе и возвышенное восприятие мира.

Опасения об оскудении природы тоже не всегда направлены по адресу. Вот два выпада, характерных для второго периода противоохотничьей кампании: "Под Ленинградом давно уже не встретишь ни одного зайца" ("О любви к живому"), "Все живое перестреляют!" (это уже умный Ваня). Примеры из третьего периода я привести затрудняюсь - в такой литературе противоохотничьими становятся сам стиль повествования, интонации, намеки. Выделить характерные места невозможно - они перестают отражать позицию автора, привести же весь рассказ или повесть я здесь не могу. Но вот что характерно. Лет двадцать назад мы охотились буквально рядом с домом. Был вдоль железной дороги островок кустарника километра три длиной и полкилометра шириной. Взрослый становился возле лежки, с которой удрал заяц, а кто-нибудь из нас, пацанов, шел по следу, играя роль гончей. На моей памяти так взяли то ли два, то ли три зверька. Став охотником, я еще походил вокруг того кустарника. Следов было множество, пару раз даже видел косого.

Потом пришли трактора, кустарник выкорчевали, а землю на его месте спланировали, вспахали и внесли удобрения. С той поры у нас уже не встретишь заячьего следа, хотя до сих пор стоит по другую сторону насыпи гораздо больший по площади массив кустарника. А в тех районах области, где мало сельхозугодий, заяц и теперь многочисленен.

Показателен также пример Венгрии, ГДР, Чехословакии, где именно охота и охотники обеспечивают постоянно высокую численность дичи, поставляя при этом немало охотничьей продукции.

Разговоры об охотниках как о хапугах, наживающихся за счет природы, могут обмануть только человека, совершенно незнакомого с любительской охотой. Как-то я посчитал, во что обошелся мне каждый килограмм "бесплатной" дичины. Сложил расходы на оружие, боеприпасы, снаряжение, транспорт, на взносы в общество и оплату путевок, потом суммировал добычу и разделил первое на второе. Была когда-то популярна в некоторых журналах рубрика: "Причуды миллионеров"...

Убытки охотника не случайны и не очень зависят от его умения. Это следствие мудро заложенного в правила условия, что любительская охота не должна становиться средством наживы. Грабят природу не охотники, а браконьеры, но им противоохотничий бум не страшен - грабить бесхозные угодья гораздо сподручнее, газетных статей браконьеры не боятся, а выловить их для привлечения по статье уголовной "абстрактным гуманистам" не под силу. Это не всегда может сделать и Госохотинспекция - к каждому зайцу егеря не приставишь. Дорого. А вот охотники могут. Как пример достаточно привести ГДР или Чехословакию, где культурная охота покончила с браконьерством. В словарях ГДР теперь даже слова такого нет - браконьер. Да что там ГДР! Спросите, егеря под твердят, что стоит в угодьях появиться хорошо организованному коллективу, как браконьер отступает. Не выносит он такого соседства, организации не выносит, без которой невозможно ведение охотничьего хозяйства.

Из сказанного ясно, что даже благороднейшие идеи у противоохотников работают не на природу, а против нее. Это не первый случай, когда непроверенные теории, проникая в печать, приносят результат прямо противоположный ожидавшемуся теоретиками. Вспомним хотя бы влетевшую в копеечку историю с волками-санитарами, которые чуть было поголовно не съели своих пациентов.

Я не специалист в области философии, но мне кажется, что риск - это произведение серьезности возможных последствий принимаемого нами решения на величину нашего незнания. И если мы можем наугад нажимать кнопки, скажем, бытового магнитофона, то такой сомножитель, как многомиллионные убытки, должен начисто исключить любое гадание, любое незнание исходных данных и заставить нас возложить решение проблемы на профессионалов - людей, вооруженных знаниями, опытом, несущих полную ответственность за результаты принятого решения. В нашем случае профессионалы единодушны: правильная охота, и в том случае в первую очередь любительская, не только может стать средством получения многих ценных продуктов, но и является обязательным условием для сохранения и приумножения животного мира.

Я отлично понимаю, что вряд ли открываю хотя бы самую маленькую Америку - профессионалам не надо доказывать, что охота необходима, их не убедишь, что она будит в человеке низменные инстинкты. Охотоведы не нуждаются и в советах, они неплохо делают свое дело, тому подтверждение - судьба сайгаков, соболя, уссурийского тигра и многих других видов, стоявших на грани уничтожения, тому подтверждение миллионы рублей, поступившие в бюджет государства от поставок пушнины. Именно они, люди, любящие свое дело, обладающие необходимой информацией, должны взять в свои руки популяризацию реального взгляда на природу, чтобы обыватель не смотрел на охотника как на злостного разрушителя природы, чтобы дать отпор все шире распространяющейся философии, суть которой сводится буквально к следующему:

"Не может быть пользы от охоты! Не может она иметь культурной и эстетической ценности! Это грабеж и убийство! Л. Толстой был охотник. И. Тургенев, Н. Некрасов, В. Бианки, М. Пришли. Пусть! Это было давно. Я не охочусь и охоту не понимаю - так искоренить ее запретить повсеместно!"

Профессионалам ясно, что возрастает роль охотников-любителей в охране природы и использовании ее ресурсов, что не сегодня-завтра стране понадобятся миллионы охотников - бескорыстных, активных, способных стать не гостями, а хозяевами в угодьях. Где мы их возьмем, если противоохотники будут по-прежнему безраздельно хозяйничать в печати? В этом вопросе смертельно опасно упустить время. Ведь охотник - это не просто человек с ружьем. Это образ жизни, это нормы поведения, воспитывать которое нужно с детства, иначе вместо умения пользоваться благами природы и способности действительно оказать ей необходимую помощь наши дети будут вооружены только пустыми и бесплодными лозунгами, вроде: "Птичек убивать не хорошо!" Может быть, это устроило бы "абстрактных гуманистов", но мы-то, охотники, понимаем, что такой оборот дела стал бы трагедией в первую очередь для самой природы!

Странно! Кто это может быть? Фото В. Петухова

И. В. Гете считал, что воспитывать взрослых - безнадежное занятие, чтобы чего-нибудь добиться, начинать нужно с воспитания молодежи. Давайте согласимся с классиком и осмотримся вокруг: что делается для знакомства юных с охотой? Чудом сохранившаяся старая книга, редкий поход в краеведческий музей, да еще отец изредка возьмет с собой сына на утиную охоту. А в детской и молодежной литературе? Похоже, противоохотники тоже читали Гете - и сделали свои выводы.

Катастрофическое положение в этом вопросе не могут выправить редкие и малотиражные издания, посвященные охоте, а журнал "Охота и охотничье хозяйство", который в полном окружении ведет неравный бой с превосходящими силами противника, не в состоянии дать противоохотникам должный отпор. Он рассчитан на специалистов и людей, всерьез заинтересованных охотой, а потому, какие бы справедливые, красноречивые и неотразимые доводы журнал ни приводил, они так и останутся достоянием специалистов, то есть людей, нуждающихся в них несравненно меньше, чем остальные читатели. Для пользы дела совершенно необходимы книги, способные привить читателю первичный интерес к охоте, ознакомить его с нашими взглядами, а там пусть он сам решит, на чью сторону встать. Нам необходима гласность, необходима трибуна для открытого и равного спора с противоохотниками. Думаю, что в таком споре противоохотникам при расплывчивости их экологических воззрений, эклектизме позиций в философском плане, при полном их пренебрежении экономической стороной вопроса будет очень трудно привести в свою пользу сколько-нибудь серьезные аргументы. Во всяком случае, найдутся люди, способные противопоставить их доводам контрдоводы, опирающиеся на научные данные и точный математический расчет.

Не подлежит сомнению, что взгляды противоохотников, как и всякое проявление идеалистического подхода к взаимоотношению с природой, обречены. У них нет будущего, и чем большим успехом они пользуются сейчас, тем реальнее опасность, что новая оглушительная катастрофа, порожденная ими же, положит им конец. Но все мы - охотники, охотоведы, издатели, писатели - не имеем права спокойно сидеть и ждать этой катастрофы, потому что кто знает, во сколько десятков миллионов рублей обойдется государству наше бездействие.