Наедине (Юрий Вэлла)

Наедине

"Ширк, ширк", - нашептывали лыжи.

Солнце повисло низко над лесом, словно зацепившееся за острый край тучи. Чуть-чуть мела поземка, и Хылуко подумал, что к вечеру будет буран. А идти еще очень далеко. "Ширк, ширк", - нашептывали лыжи.

"Пцик, пцик", - запищал ремешок ружья по влажной от пота и инея малице.

"Опять начинается, - подумал охотник, снимая с плеча ружье и перекладывая на другое. - Никак не соберусь заменить кожаный ремешок на брезентовый. Вон вчера крался к лосю и вспугнул его этим писком..." "Ширк, ширк", - нашептывали лыжи.

"Пцик... пцик", - пищал ремешок ружья.

"Звень, звень"...

"Что это? Да это ж деньги. Не забыть бы передать Аношке, чтоб купил сахару. Он на днях собирался ехать в поселок. Застать бы его в чуме. Мне нужна упряжка оленей" - так думал Хылуко, не убыстряя и не замедляя шаг.

Узкая полоска света у горизонта, словно свежая рана, затянулась рваным краем дальней тучи, которая тотчас будто пропиталась кровью. Ветер немного усилился, а соседний кедрач на краю болота нахмурился. Он словно хотел предостеречь: "Эгей, ненец, торопись! Скоро буран будет, и ночь приближается".

Молодой охотник только краем глаза взглянул в ту сторону, но не прибавил шагу.

"Нельзя, - подумал Хылуко. - Буду спешить - не дойду до Аношки. А мне надо добраться именно сегодня, чтобы с утра ехать обратно за напарником... Как он там? Шутка ли, почти до колена ошпарил ногу кипятком. Эх, Учато, Учато!.."

"Ширик, ширк", - нашептывали лыжи.

"Пцик, пцик", - пищал ремешок ружья.

"Звень, звень", - звенели в кармане монеты.

"Ток, ток"...

"Котелок в рюкзаке забрякал. Снегу бы растопить, попить бы... Ничего, потерплю. Ведь это я почти полчаса потеряю".

"Ток, ток"...

"Надо его переложить в другое место, иначе будет дразнить", - решил Хылуко, снимая рюкзак. Плечи расслабились и почувствовали приятную свободу. Он помахал руками, поводил плечами и, переложив вещи, снова тронулся в путь.

"Если я засветло доберусь до переправы через Пылитяху, то дальше мне будет легче идти, там я выйду на оленью дорогу, по которой Аношка ездит из чума на рыбалку". - И Хылуко пошел немного поразмашистее. Далеко впереди показалась зубчатая стена высоких елей.

"Это пойма Пылитяхи, - угадал Хылуко. - Если в будущем году придется работать здесь же, то одну из избушек можно будет расположить прямо на берегу. Вдоль речки в тальниках и в молодом пихтаче хорошо держится лось, а вон из того массива и соболек заходит".

"Ширк, ширк"...

"Пцик, пцик"...

"Звень, звень"...

В тот момент, когда ночь опустилась на лесотундру, охотник вышел к реке, отыскал оленью дорогу, переправу, и только здесь, под уже нарастающий шум ветра в вершинах елей, сбавил шаг до нормального.

"Ну, теперь дойду. Тут мне все знакомо, хоть с закрытыми глазами... и дорога есть. Мой напарник сейчас еще не спит. Учато, наверно, читает привезенную из поселка книгу Юрия Рытхэу. Увлекательный роман, может, отвлечет его от боли... Керосин для лампы у него есть, дров хватит, воды тоже", - думал он, равномерно, накатом передвигая лыжи. Голова немного ныла от перегрева, и пот осторожными капельками держался на висках. Капюшон малицы охотник снимать не стал, потому что мокрые волосы моментально схватит корочкой льда.

"Да, сколько раз на профсоюзных собраниях, на сессиях сельского Совета заслушивали руководителей госпромхоза о том, чтоб каждое звено охотников и рыбаков было обеспечено снегоходами, рациями. Но увы! Очень медленно раскачиваются. Сейчас бы снегоход или рация очень пригодились". - Хылуко представил себя едущим на снегоходе "Буран". На таком "Буране" он несколько раз видел своего начальника в прошлую зиму, который ездил на побывку к жене, работавшей на базе ОРСа в соседнем поселке нефтяников. Каждый раз молодой охотник с завистью смотрел вслед пролетавшим мимо него мотонартам. Он давно мечтал приобрести такую машину, но его пугала цена.

"Ширк, ширк"... "Пцик, пцик"... "Звень, звень"...

За поймой реки дорога снова вывела на открытое болото. Метель уже вовсю завывала, заметая хвостом дорогу. Стало совсем темно, и впереди не было видно ничего.

"Эге, - задумался охотник. - Так можно и не туда прийти. Надо срубить палку и продвигаться, ощупывая дорогу".

Он так и сделал. С первых же шагов Хылуко понял, что теперь придется идти медленнее.

"Ширк, ширк"...

"Пцик, пцик"...

"Звень, звень"...

"Так, о чем же я думал?.. Ага, о снегоходах. Вообще-то кое-чего мы добились. На будущий год обещали нашему отделению выделить две мотонарты от госпромхоза и две от ВНИИ охоты и звероводства. Надо подобрать людей для бригады, построить базу и завести в угодья горючее. Будем пробовать охотиться бригадой... Стоп! Я вроде сбился". - Палка, которой он ощупывал дорогу, глубоко ушла в рыхлый сугроб. Он ткнул вправо, ткнул влево. Когда нащупал твердый снег, снова расправил лыжи вдоль санного следа.

Кругом завывала вьюга, было темно. Редко-редко можно было разглядеть отдельные деревца, окруженные бушующей лесотундрой. После речки Пылитяхи колючки снега хлестали сбоку, а тут начали подталкивать сзади.

"Так, так... Здесь дорога не должна сворачивать, значит, сменился ветер. Это хорошо. Буран будет недолгим. Мой дед говорил, если ветер неустойчив, то прояснение одолеет непогоду. Но это будет ближе к утру... Завтра ехать будет хорошо, плотно надутый снег лучше подмерзнет, и олени на болоте не будут проваливаться..." - решил Хылуко.

Он глянул на часы, но стрелок не рассмотрел. Вынул спички, чиркнул. Огонек вспыхнул на долю секунды и тут же погас. Положение стрелок на часах он не успел увидеть, а себя ослепил. После вспышки не мог разглядеть даже собственной ладони перед лицом. Минут пять он стоял не шевелясь, вновь привыкая к темноте.

"От речки я шел примерно часа два. Значит, скоро будет развилка. Одна дорога на поселок, туда далеко, а вторая - к чуму Аношки. Если он уехал в поселок, то на развилке будет знак - наклоненная в ту сторону палка. От развилки останется еще столько же... Ага, вижу уже подволоку^*, можно, значит, идти".

^* (Подволоки - лыжи, подбитые шкурой.)

Хылуко почувствовал, что ногу начало тереть креплением.

"Надо бы немного ослабить ремешок, - подумал он и неуверенно возразил себе: - Наверно, можно и попозже?"...

"Сейчас, сейчас"... - подсказывала мозоль.

- Ну, хорошо! - вслух ответил он и присел на колено. Когда расслабились мышцы, в ноге появилась дрожь.

"Ничего, - успокоил себя охотник, - я еще не сильно устал". "Ширк, ширк"... "Пцик, пцик"...

Вдруг палка провалилась в пустоту. Хылуко не успел остановить лыжи, они понесли куда-то вниз. Парень потерял равновесие и ухнул в сугроб. С минуту лежал неподвижно. По телу от подбородка до груди, освежая, текла холодная колючая струйка.

"Что это за яма?.. Так, так... Да это же не яма, а берег! Это же берег озера! Ну конечно!.. Вот эта кривая сосенка стоит на самом спуске. Значит, я пошел не той дорогой. Сейчас, надо вернуться немного назад, и там должна быть развилка".

Было хорошо лежать на снегу. Усталость приятно растекалась по жилам и мышцам.

- Вставай, нельзя расслабляться, надо идти. Надо... надо... - шептал себе охотник, но измученное тело протестовало.

Хылуко не без труда встал и, опираясь на палку, пошел в гору. Идти обратно, зная, что возвращаешься назад, было тяжело. "Ширк, ширк"... "Пцик, пцик"... "Звень, звень"... "Сейчас, сейчас"... "Надо, надо"...

"А что это "сейчас"? Что "надо"?.. Ах, крепление подволоки! Да, да, надо... Нет, ничего уже не надо. Я же ослабил ремешок. Он еще немного трет, но теперь лучше не сделаешь"...

А буран бесился. Иногда палка охотника проваливалась в рыхлый снег. Он начинал тыкаться вправо, влево, потом отыскивал дорогу, становился на нее и шел дальше. Сквозь ненастную ночную мглу он видел перед собой только носки своих лыж. И каждый раз, когда появлялась левая лыжа, он перекидывал тело на левую сторону, а когда появлялась правая - на правую.

Охотник

Левая - налево, правая - направо... - так и шел.

Ветер подгонял в спину. Но от этого шаг его не прибавлялся. В темноте он натыкался на невидимые бугорки, чуть не падал. Он не мог определить, сколько времени идет, но почти всегда точно, незримо представлял невидимую вокруг местность. От напряжения ныли ноги, немного поламывало поясницу, рюкзак выворачивал ремнями грудь, а плечо онемело от тяжести двустволки.

"Справа должен быть сосновый остров посреди болота. Если так, то мне осталось идти около пяти километров. Это уже немного, - думал Хылуко, перекладывая с одного плеча на другое ружье. - Мой напарник Учато сейчас, наверное, перед сном чаек пьет... Горячий, свежий!.. Вот бы и мне"...

"Надо думать о чем-то другом, о чае нельзя. О чем же?.. Ветер, ветер... снег, снег... лес, лес... жизнь, жизнь"...

Так. Что-то в этом есть...

А вокруг холодный снег... А вокруг ранимый лес... А вокруг хрупкая жизнь...

Как будто стихи складываются... А дальше?

Разве птицы не хотят жить? Разве звери не хотят жить? Разве Земля жить не хочет? Разве ты не хочешь жить? Разве я не хочу жить?..

"Не слишком ли много вопросов?.. Многовато, но зато они заставляют задуматься. А ну-ка дальше"... - Так шел усталый Хылуко, нашептывая слова нового стихотворения. Вокруг бушевала стихия, а в голове, словно жаркие языки пламени, метались новые мысли. Они помогали идти. Перед глазами, словно медленные колебания маятника, появлялись носки лыж.

Левая - налево... правая - направо...

Когда он приостанавливался, опирался на палку и стоял, зажмурив глаза, сквозь вой ветра и шуршание снежных крупинок по капюшону малицы слышались частые удары сердца.

"Скоро, скоро... - шептал внутренний голос. - Вон в том леске должен стоять чум Аношки". - "В каком лесу? Того же леса не видно!" - "Ну и что же? Все равно недалеко. Если бы не буран да не ночь, видно было бы... Хватит стоять. Надо идти, надо!" "Ширк, ширк"... "Пцик, пцик"... "Звень, звень"...

Сначала он услышал гул. Он понял, что это лес, долгожданный лес, который надвигался на молодого ненца шумом, свистом, скрипом, треском деревьев. Потом он увидел рядом с собой призраки облепленных снегом стволов... И ему почудился лай собаки... Нет, он не почудился. С каждым шагом он приближался к охотнику, который будто даже слышал звон цепи... Близость жилья, близкий конец пути отняли последние силы парня.

Левая - налево... правая - направо... - вели за собой лыжи.

"Ширк, ширк"... - нашептывали они.

"Пцик, пцик"... - пищал ремешок ружья.

"Звень, звень"... - звенели в кармане монеты.

"Скоро, скоро"... "Надо, надо"...

"Сейчас, сейчас"... - о разном по-разному подсказывал внутренний голос.

- Жить и мечтать, жить и творить... - чуть заметно произносили немевшие липкие губы слова новых стихов.

Хылуко представлял, как молодая, румяная, круглолицая жена Аношки снимает с жарко натопленной железной печки фыркающий, клокочущий, свистящий чайник с ароматным чаем. Он ясно увидел, как дети Аношки, которых много в чуме, окружили низенький столик и с веселым любопытством следят за движениями матери...

А обессилевшее тело охотника делало последние шаги...