Капитан (Анатолий Севастьянов)

Капитан

Старик сидел у окна в домике на берегу лимана. В сумерках еще не видно было, как за косой, отделявшей лиман от океана, бесновались волны. Как будто табун белогривых коней метался у преграды. Вода лимана тоже топорщилась от ветра, но не было в мелкой воде неукротимой силы, которая дыбила волны там, в океане. Старик смотрел на волны, на лиман, на темные горы, но не за что было зацепиться взгляду - все это он видел уже не первый десяток лет. Сегодня днем оборвалась последняя ниточка, которая связывала его с Камчаткой. Оборвалась нелепо, жестоко.

Несколько месяцев назад был такой же шторм. Рушились в ночной темноте волны, соленая вода пропитала воздух. Ветер срывал с высокого берега кусочки пемзы, и они, словно дробь, хлестали птенца орлана. Он вдавливался в гнездо, устроенное в выемке обрыва, но ветер вырвал его вместе с подстилкой. Нога птенца застряла между каменными зубьями. Свободной лапой он хватал воздух, а порывы ветра били его о край уступа...

Днем на полосе берега под пемзовой стеной старик снимал шкуру с сивуча, изуродованного касаткой и выброшенного штормом. Между глубокими ранами, нанесенными зубами касатки, он выкроил кусок кожи, похожий на отрезок транспортерной ленты. Потом из него можно будет нарезать хороших ремней. Связал кусок веревкой и понес домой, прихрамывая на правую ногу. На сивуча тут же набросились вороны и чайки.

Светило солнце, а раскачанный штормом океан все обрушивал волны. У берега они опадали, тянули длинные языки, обрамленные пеной, а когда отступали, песок блестел как зеркало. В нем старик и увидел отражение крупной птицы. Посмотрел вверх - над головой беспокойно летал белоплечий орлан.

У стены, за обломком пемзы, шевельнулся грязно-серый комок. Старик отвалил глыбу и увидел за ней лежащего птенца орлана, похожего на крохотного верблюженка: весь покрыт пухом, длинная шея, как горбы торчали углы крыльев. По нему, по живому, уже ползали блестящие зеленые мухи.

Старик поднял голову. Верх обрыва источили ветры, выгрызли множество каменных причудливых фигур. Из пещеры, похожей на зубастую пасть, торчал мусор. На стене под ним белели отметины птичьего помета. Там было гнездо.

- Сам упал или штормом бросило? - старик посмотрел на птенца так, как будто ждал ответа.

Ниже гнезда - ровная, высокая стена. Чуть в стороне снизу доверху врезалась в стену складка. Но разве заберешься по ней с хромой ногой.

- Вороны тебя заклюют. А хочешь, и росомаха подберет.

Птенец еще больше вытянул шею, спрятал голову за маленьким обломком пемзы. Старик зашаркал своей дорогой. Серая фигурка его уже начала дрожать в мареве нагретого солнцем воздуха, когда он все же остановился. Разжал пальцы - на мокрый песок шлепнулась связанная веревкой кожа.

Старик вернулся к птенцу. Осторожно со спины взял его, поднял и перевернул. Птенец задвигал крупными ногами. На левой сжимались и распускались когтистые пальцы, на правой они собрались в кулачок, из которого торчал сломанный коготь. На ноге глубокая розовая ссадина, в которой белела шелковая ниточка порванного сухожилия.

Старик полез по складке в стене. Свободной рукой брался за выступы, в другой держал на ладони перевернутого вверх лапами птенца. Тот испуганно глядел на старика, откинув назад голову. Из-под ног катились кусочки пемзы. Старик поворачивался одним боком, другим, но забраться удалось невысоко.

- Ладно, попробуем, - сказал он птенцу. - А то все равно помрешь. - Ухватился рукой за уступ, другую опустил пониже и подбросил птенца. Тот замахал культяпками крыльев, шлепнулся на край ниши. - Слава богу, не промахнулся.

Птенец пошевелился и начал сползать вниз. Старик съехал в ворохе пемзовой грязи, бросился с поднятыми руками под гнездо, запнулся ногой, упал. Тут же вскочил и замер под стеной, держа наготове руки. Птенец изо всех сил махал крылышками, царапался, сыпал на старика песок, но потихоньку подавался вверх. Ухватился лапой за острый, как клык, камень, пролез между "зубами" в гнездо. Старик смахнул песок с плеч, посмотрел еще раз вверх и пошел вдоль пемзовой стены.

На берегу лимана стоял небольшой домик. Доски, которыми он был обшит, от времени стали темно-серыми. Кое-где уцелели редкие столбы забора. На деревянном скелете метеобудки, на зеленой медной петле, покачивалась дверка. От дома к лиману спускалась тропинка, набитая стариком за долгие годы. Лодка с тесовыми заплатами покачивалась на привязи у причала. По берегу натыканы колышки - вешела для сетей. По утрам старик выходил из дома, брал весла, шел к лодке и плыл проверять сети.

В молодости он занимался промыслом, добывал пушнину. Но однажды собачонка наткнулась на медведя, бросилась к хозяину под ноги, а за ней выскочил медведь. Сбил человека, хватанул зубами ногу и скрылся в зарослях. Для медведя - секундная встреча, а старик на всю жизнь остался хромым. Об охоте нечего было и думать. С той поры и сел в лодку, стал рыбаком.

Старик вышел из дома с перекинутой через плечо сетью, сел, как обычно, в лодку. Домик на берегу медленно отдалялся - старик неторопливо двигал веслами, опустил в воду конец сети. Стоя, одним веслом направлял лодку, а сетка сама сползала в воду. Длинная, чуть выгнутая цепочка поплавков протянулась по розовой воде. На горизонте горел океан - вставало солнце.

Молодой орлан летел над устьем впадающей в лиман реки. Быстрая вода как будто полоскала стаю крупных рыб с черными спинами. Орлан сложил крылья и врезался в стаю. Как заиндевелый куст, поднялись над водой брызги. Орлан выбрасывал то одно крыло, то другое, пытался удержать равновесие, а его тянула на глубину крупная рыбина. Он разжал когти. Полетел вдоль реки, концы маховых перьев задевали воду. Поднялся над прибрежным ольховником, сделал круг над лиманом, раскинув крылья, как с горы заскользил к другой речке, которая пеной белела на перекате.

Сел неподалеку от старого орлана. Тот низом полетел вдоль узкой речки к незваному гостю. Крылья - от берега до берега.

Рыбак видел, как на молодого орлана наскакивал в воздухе другой, крупнее. Отогнал от своего переката и вернулся. А молодой, с просветом в крыле, полетел к сухой березе, которая, как просверк молнии, белела на темной зелени кедрового стланика. Сверху медленно опускалось к воде коричневатое перо, похожее на маленькую ладью.

Рыбак

Орлан сел на толстый сук, сложил крылья. На серой воде лимана мелькнул всплеск и пошли тяжелее круги. Птица приподнялась на ногах, вытянула шею. Всплеск не повторился. Вдруг орлан встрепенулся, клекнул негромко - увидел одного из родителей. Но старая птица не повернула к нему, летела куда-то в горы.

Орлан распахнул крылья, спланировал на бугорок с редкой травой, наступил лапой на сухой рыбий позвоночник, клюнул его раз, другой... Бочком шагнул от бесполезного предмета, огляделся по сторонам и увидел, что лодка, которая маячила на лимане, приближается к нему.

Старик плавно поднимал и опускал весла. Орлан забеспокоился, нагнул голову, вскинул крылья и стал похож на деревянных орлов, которых продают в магазине. Пригибая траву на взмахах, пролетел над землей, замахал чаще, поднялся к вершине сухой березы и сел на закачавшийся сук.

Лодка раздвинула носом траву, ткнулась в берег. В руке старика вяло шевелилась крупная рыбина. Он положил ее на бугорок. Едва отчалил, орлан спланирировал с дерева, вкогтился в рыбину и начал жадно клевать... Потом старик всегда клал рыбину на бугорок, когда проплывал по этой стороне лимана.

Однажды он проверил сети и поплыл к дому. Над лодкой кружил молодой орлан. С каждым кругом он становился больше, опускался все ниже и ниже.

У ног старика изгибались крупные рыбины, переворачивались с боку на бок, даже пытались встать на голову. Орлан сделал еще круг и, к удивлению старика, сел на нос лодки, скрежетнув когтями по дереву. Размером он был почти со взрослого орлана, но блеклый и плечи пока не белые. Перья его топорщились, весь угловатый, худущий - кожа да кости. Голова словно высушенная. Но глаза такой пронзительной ясности, что, казалось, светились.

- Да мы, брат, друзья по несчастью, - сказал старик. - Ты тоже хромой. - Раненая нога так и осталась со сжатыми в кулачок, засохшими пальцами. На здоровой ноге он прочно стоял на носу лодки, а на вторую опирался чуть-чуть, как на культяпку. - А я смотрю, что-то у тебя не больно ловко все получается. И рыбу упускаешь, и гоняют тебя.

Старик бросил орлану рыбину. Тот схватил ее одной лапой и полетел к берегу, к своему бугорку... С тех пор он почти каждый день сидел на носу лодки, как на капитанском мостике. Ждал, когда старик проверит сети и накормит.

Все меньше оставалось на траве зеленого цвета. Побурели высокие стебли, подсохли и легонько гремели на ветру листья. Однажды утром, когда солнце еще не взошло, орлан уже сидел на носу привязанной у берега лодки. Засветились вершины гор за лиманом, потом и верхушки деревьев. Скоро и бок орлана стал золотистым - солнце поднялось над океаном. А дверь в доме все была закрыта. Орлан перелетел на столб против окошка. Наконец скрипнула дверь. Сгорбленный старик оперся на палку и с трудом перешагнул порог.

- Теперь сам промышляй, - сказал он орлану. - Видишь, спину скрутило. Недели две за весла не взяться, самое малое. Было уж так.

Он проковылял к колодцу, зачерпнул немного воды, стуча по каждой ступеньке палкой, забрался на крыльцо.

- Давай, давай отправляйся. Нету рыбы. Сам ищи, не маленький.

Старик ушел в дом, а орлан как сидел, так и остался на столбе... Уже второй раз задымила труба - старик варил на обед картошку, грел чай.

- Долго ты будешь сидеть? - опять выбрался он на крыльцо. - Кыш! - Старик махнул палкой. Орлан только перелетел на другой столб.

Старик снял с гвоздя моток капроновой веревки и неловко бросил ее в орлана. Веревка не долетела, упала на землю. Орлан привык: кинули, - значит, ему. Подхватил веревку - и за лиман. А когда понял: дали что-то не то - разжал когти. Веревка шлепнулась в воду и медленно пошла ко дну. Старик стукнул кулаком по перилам и ушел в дом.

Старик ел картошку с соленой рыбой и сердито поглядывал в окно... Наконец не выдержал: выбрался на крыльцо, заложил руку за спину, другой оперся на палку и медленно стал спускаться по ступенькам. Кое-как дошел к веслам. Орлан тут же перелетел на нос лодки, на свой капитанский мостик.

Старик прошаркал по тропке, волоча за собой весла, перебрал руками по борту лодки, бочком прокрался к сиденью. Греб едва-едва, боясь, что боль проколет насмерть. Но чем дальше отплывал от берега, тем увереннее нажимал на весла. Орлан высоко держал голову, смотрел вперед как настоящий капитан.

- А ведь проходит спина, - удивился старик. - Размялась на веслах. - Он греб уже нормально, как всегда. - Получается, вылечил ты меня, Капитан. Если бы не тебя кормить, ни за что бы не сел в лодку.

Орлан не оборачивался. Здоровой лапой он вкогтился в нос лодки, на вторую даже не опирался, поджал. Старик разговорился на радостях:

- С такой лапой, конечно, тяжело рыбачить. Но ничего, проживем. Вот тут ключи теплые бьют. Полынья зимой - как озеро. Утки зимуют, лебедей собирается сотен до трех. Орланы тоже каждую зиму бывают. С речек кижучей слабых гонит. Нередко их изморит, даже с такой лапой таскать будешь. А не сумеешь - что мы рыбы не поймаем?

Он стал выбирать сеть. Едва блеснул бок рыбины, голодный орлан кинулся на нее и запутался в сетке. Упал в воду, бил крыльями.

- Тихо, тихо, - приговаривал старик, освобождая пленника. - Будешь знать, как хватать без спроса. - Обеими руками он приподнял его над лодкой. - Гладкий стал, как гусь.

Орлан заворочался, вырвал крыло, оттолкнулся лапами и оцарапал руку. Взлетел только, чтобы сесть на нос лодки.

- О, балбес! Я тебя выпутал, а ты драться. Посмотри, что с рукой сделал. - Старик вынул носовой платок, опустил в воду, помял в кулаке и обернул им запястье с глубокой царапиной. Опять стал выбирать сеть.

- Смотри у меня, - погрозил он, когда показалась рыбина. Вытащил ее из воды и бросил орлану. Тот схватил и торопливо полетел к своему бугорку...

По дороге к лиману шел парень в распахнутой штормовке, с ружьем на плече и полевой сумкой в руке.

- Здравствуйте! - крикнул он старику еще издали. - Говорят, вы на ту сторону перевезти можете. Экспедиция за лиманом стоит, слышали, конечно. Переправьте, пожалуйста, я сам грести буду.

- Чего же не переправить, - сказал старик. - Не часто у меня народ. Поехали.

- Как же вы здесь один живете?

- Да разве один. Мало ли всякой живности.

- У вас даже собаки нету.

- Всю жизнь собаки. В прошлом году последнюю похоронил. Двенадцать лет было.

- Чего же новую не заведете?

- Как заведешь? Теперь мой век короче собачьего.

- Вам бы в поселок перебраться.

- В поселок... Тут я рыбу ловлю.

А там что? В сторожа? Дочь у меня на материке. В каждом письме зовет. Уж было совсем собрался. А как уехать? Всю жизнь, считай, на Камчатке. На материк старикам перебираться только помирать.

- Кому же вы рыбу сдаете?

- Машина заезжает. Ледник... - старик не договорил. Лицо человека перед ним исказилось страхом. Парень сжался, потом бросил весла, схватил от борта ружье.

Как два жала, сверкнули из стволов раздвоенные огоньки. Оглушенный выстрелами, старик раскрыл рот со сточенными зубами. В воду шлепнулось что-то большое, смятое. Старик не понимал, что это лежит на воде. Потом глаза его округлились от ужаса.

- Капитан! - вырвался у него вскрик.

- Дед, дед! Что с тобой? Орел на нас нападал!

Орлан лежал на воде, раскинув крылья. Голова свисла вниз, была под водой. Перья порублены дробью.

- Капитан, - уже шепотом в отчаянии повторил старик, нагнулся за борт и узловатыми, трясущимися пальцами бережно свел крылья, вынул орлана из воды. Голова с мощным клювом болталась на груди, с перьев текла вода.

- Что ты сделал? Как же тебе ружье дали? Ты же не охотник, даже не знаешь, кого можно стрелять...

Мелкая рыба хлюпала о борт лодки...

Когда экспедиция возвращалась с полевых, переправляться ей пришлось на надувной лодке.

Тропинку на берегу, словно манной крупой, присыпало первым снегом. Как брошенная собака, поскуливала на ветру дверка у старой метеобудки. На коньке, на земле перед домиком старика тихо сидели белые пуночки. Раньше в эту пору тут давали им крошки.

Дверь домика была крест-накрест забита досками.