Охота подкарауливанием (на перелетах)

Охота с подкарауливанием дичи принципиально отличается от охоты с подхода. При ней охотник ищет не самих животных, а места, где они в силу тех или иных причин появляются достаточно часто и, появившись, могут сами приблизиться к охотнику на нужное для выстрела расстояние.

Уже незадолго до открытия летней охоты, в конце июля и начале августа, подросшие и получившие способность летать молодые утки на утренних и вечерних зорях начинают пробовать свои силы. Они поднимаются и совершают сперва небольшие, а потом и более далекие облеты окружающей местности. Это еще не перелеты, а тренировки, освоение искусства полета. Взлетев с залива или старицы, где до того проходила их жизнь, птицы через некоторое время туда же и садятся. Но проходят дни, крепнут крылья и выводок вечером уже улетает с привычного плеса в места, более богатые кормами. Чаще всего это либо покрытые рдестами и ряской мелководья, изобилующие всякой болотной живностью и пригодными в пищу семенами растений, участки, покрытые водным рисом, либо поля зерновых культур (предпочтительно проса, гречихи, гороха и пшеницы). Пробыв там всю ночь и до отказа наевшись, утки утром возвращаются обратно: в первое время - туда, где они жили все лето, в дальнейшем - просто в наиболее удобные для дневки угодья.

Этими-то особенностями их поведения и пользуются для охоты на перелетах, столь же популярной, как и стрельба водоплавающих с подхода. Любителей "постоять зорьку" даже больше, поскольку это дело не утомительное, сравнительно кратковременное и ни физических усилий, ни особого упорства не требующее, разве что охотник решит забраться в какие-то малодоступные крепи. А обычно - подъехал на машине, прошел с полкилометра, остановился и жди, когда налетят. Налетают же порой довольно часто. Это ли не удовольствие? Если же в дополнение и погода хорошая и комары не норовят съесть заживо - это ли не наслаждение?

Но вот охотник на месте. Медленно клонится к горизонту багровый круг солнца. Воздух словно густеет, наполняясь еще не сумерками, а какой-то предвечерней синеватостью. Вода розовеет, и местами закатные краски рдеют в ее глубине, как затухающие угли. Тихо, так тихо, что с необычайной ясностью слышны дальние деревенские звуки, плеск весел и голоса выбирающих себе места соседних охотников. Для уток еще рано и, отгоняя дымом сигареты назойливо зудящих комаров, охотники спокойно следят за медленным угасанием дня, вьющимися над водой чайками или группой всклоченных ворон, жадно высматривающих в камыше свою добычу. Солнце село, значит, нужно подниматься и браться за ружье. Где-то уже стреляют, а вот и рядом, провожая стайку пролетающих в поднебесье чирков, грохнул дуплет. Зачем - понять невозможно, потому что достать до птиц можно разве что из зенитки. Все-таки совершенно нелепо это стремление некоторых охотников бахать по любой, даже самой далекой цели. Двести, триста метров, а им все равно - лишь бы "вдарить". То, что это запрещено, распугивает дичь и портит охоту другим, этим неистовым стрелкам, к сожалению, безразлично.

Когда прямо с зари на охотника тянет невысоко табунок уток, своих выстрелов он почти не слышит. Смутно замечает, как веером пошли после выстрелов вверх темные острокрылые силуэты, но зорко следит за той птицей, которая, свернувшись комком, валится в траву. Перезарядив ружье, идет за своим первым трофеем и достает битую намертво свиязь.

Кругом постреливают все чаще. Снова ждет, провожая глазами, тут и там пролетающих стороной уток. Иногда "мажет" по проносящимся, точно реактивные самолеты, чиркам, и только почти в полной темноте спускает в камыш близко налетевшую шилохвость. Затем долго бродит среди гладких, как будто лакированных стеблей, и с трудом находит птицу под одним из их заломов.

Окончательно стемнело, над головой все чаще и ярче поблескивают звезды, а внизу все слилось в одну большую черноту, где только участки чистой воды отражают звездную беспредельность. Пора домой с тем, чтобы завтра снова в предрассветной мгле прийти сюда, на этот выступающий в озеро мысок и ждать, когда на посветлевшем небе появятся, приближаясь, темные утиные силуэты. А пока - к дому, к свежему сену и короткому, полному ожидания сну.

В первые дни сезона над богатыми дичью угодьями утки летают почти повсеместно. Однако с ходом времени картина меняется. У птиц появляются излюбленные места дневки и ночной жировки, а также четко выраженные пути следования от одних мест к другим и обратно. Тут уже не каждое озерцо или залив сулят какую-то удачу, не на всяком участке берега на протяжении зари хоть один-два раза выстрелишь. Чтобы успешно поохотиться, теперь нужна разведка, требуется выяснить, откуда, куда и над какими местами утром и вечером идет дичь. На это иной раз можно потратить не один и не два дня. Правда, если найдется место хорошего, концентрированного перелета, то охотник может себя поздравить - пострелять доведется. Этому может помешать лишь одно обстоятельство. Там, где на водоплавающих много охотятся, они не только концентрируются в определенных местах, но и заметно меняют свое поведение. Постигнув на горьком опыте, что лишь полная темнота может охранить их от покушений охотников, они все позже летят на жировку вечером и все раньше возвращаются с нее утром. Случается, всю зорю простоять на испытанном, надежном месте без выстрела и, уже собираясь домой, вдруг услышать, как над тобой со свистом начинают одна за другой проноситься утиные стайки. Это вечером. Утром придешь, когда чуть-чуть завиднеется полоса восхода, и окажется - опоздал, так как птица уже пролетела перед самым рассветом к своим дневным пристанищам. Кроме того, неоднократно обстрелянные утки, поднявшись в воздух, часто сразу же набирают такую высоту, что стрелять по ним становится бессмысленно. Караулить их в этой ситуации приходится не столько там, где они пролетают, сколько там, где они снижаются перед посадкой, т. е. вечером - у мест жировки, утром - на дневках. Предпочтительно устроиться так, чтобы, во-первых, можно было бы стоять лицом на зорю (это поможет лучше различать налетающих птиц) и, во-вторых, в таком месте, где битая дичь не падала бы в непролазную крепь. Несоблюдение последнего условия всегда ведет к бессмысленной потере значительной части убитых уток.

В местах, где на обширных плесах по уткам много стреляют и постоянно их тревожат, птицы для дневного отдыха часто избирают какой-либо малодоступный, глухой участок угодий. Старица, окруженная непролазной крепью заболоченного леса, озеро, скрытое в сплошном массиве тростников, заводь речки, петляющей среди затопленных водою ольховников, - таковы обычные места дневного пребывания спасающихся от постоянного преследования уток. Обнаружить их трудно, добраться до них еще труднее. Топь, валежник, кочки, зыбящиеся под тяжестью человека сплавины - вот что ждет того, кто вознамерится проникнуть к этим потаенным утиным пристанищам. И все же неуемная охотничья страсть, надежда на богатую охоту и полное отсутствие дичи в доступных угодьях толкают охотников на преодоление всех этих преград, лишь бы только маячила впереди возможность обнаружить утиную дневку или сидку.

Чаще всего мысль о наличии дневки возникает во время охоты на утренних перелетах, когда удается заметить, что многие пролетающие на недосягаемой для выстрела высоте табунки дичи над каким-то определенным местом снижаются и исчезают из поля зрения. Значит, они куда-то садятся, значит, есть у них какая-то тайная присада, и желание отыскать ее уже не дает охотнику покоя. Если он знает, что там, где скрылись стайки птиц, имеется водоем, подходящий для их пребывания, - дело сводится лишь к тому, чтобы до него добраться. Если же местность охотнику незнакома и полезной информации на этот счет от местных жителей ему получить не удается, все осложняется. Не один километр проблуждает он по самым неудобопроходимым местам, прежде чем достигнет своей цели. Душно, одолевают комары, ноги проваливаются и вязнут в топи, сплетенные, перевитые ползучими стеблями ветки хлещут по лицу и цепляются за одежду. Вся окружающая обстановка, где черная стоячая вода подернута радужной пленкой гниющих растений, где все словно замерло в затхлой неподвижности, никак не улучшает настроения, а прыганье с кочки на кочку и необходимость все время преодолевать какие-то препятствия выматывает физически. Но вот, наконец, впереди намечается долгожданный просвет, в прогалах между деревьями виднеется чистая вода и через несколько минут вы оказываетесь у ее края. Какое же горькое разочарование испытываешь, когда после всех перенесенных мучений не только не поднимаешь здесь ни одной утки, но не находишь даже и намека на пребывание дичи. Так обычно и бывает в тех случаях, когда охотник еще до подъема уток замечает возможное место их пристанища. Там, где держатся птицы, их взлеты начинают доноситься до вас гораздо раньше, чем вы подойдете к самой сидке. Иногда без этих взлетов дневку вообще не найти, так как в чащобах прибрежных урем ничего не стоит пройти мимо какого-нибудь плеса, даже и не подозревая о его наличии. Велика бывает радость охотника, когда он слышит впереди звуки подъемов, видит, как между спутанных ветвей мелькают рыжеватые пятна поднимающихся на крыло крякв, и когда он выходит, наконец, туда, где вода покрыта утиными перьями и пухом, осока на кочках примята и белые пятна птичьего помета свидетельствуют о том, что место дневки найдено.

Величайшую ошибку делает тот, кто сразу же пытается засесть в засаду или начинает бродить вокруг плеса в надежде сразить выстрелом еще не улетевшую, зазевавшуюся утку. Старания его чаще всего окажутся тщетными. Туда, где их только что потревожили, птицы в этот же день возвращаются очень редко и не все. Стрельбой по отдельным вернувшимся особям можно только испортить предстоящую охоту. Идет на это лишь тот, кто не имеет возможности поохотиться следующим утром. Что же касается попыток стрельбы с подхода, то они вообще бесполезны, так как малая проходимость угодий, окружающих место дневки, не позволяет охотнику двигаться без шума. Заросли мешают обзору, а птицы подпускают на расстояние выстрела только в исключительно редких случаях. Поэтому единственное, что должен сделать разумный охотник, нашедший место утиной дневки, это присмотреть место, удобное для укрытия и стрельбы, выяснить, позволяют ли глубина и характер дна водоема доставать упавшую дичь (если у охотника не имеется подающей с воды собаки, то подготовить какое-либо плавсредство), наметить дорогу, по которой можно добраться сюда перед рассветом. Если нет каких-то четких ориентиров (просека, старая дорога), то по вешкам или затескам на деревьях нужно обозначить путь так, чтобы не сбиться с него даже в темноте. В наиболее трудных местах можно намостить примитивные кладки или найти более удобный проход (идти ведь придется ночью, а это всегда во много раз труднее, чем днем).

Выходить из дому нужно с таким расчетом, чтобы к рассвету быть уже на месте, так как подлет дичи может начаться рано. Отыскав подготовленное накануне укрытие и устроившись в нем, остается только ждать. Утруждать себя строительством капитального скрадка нет смысла - растительность, доходящая до пояса, - вполне достаточная защита. Светает. Все яснее обрисовываются на фоне неба кусты и кроны деревьев. Над водой клубится пелена утренних испарений, на стеблях трав, на листьях, на поникших камышинах поблескивают холодные капли росы и покрытые ею паутины, обвиснув на своих тонких нитях, серебрятся. Вокруг тишина, и только у самой воды в еще темном сплетении кочек и трав идет невидимая таинственная жизнь, выдающая себя всплесками, шорохами и хлюпаньем, тихой возней и часто, не поддающимися расшифровке голосами.

Как бы напряженно вы ни ждали появления дичи, как бы ни напрягали зрение и слух, а первый табунок уток всегда застает вас врасплох. Мгновенное шипение рассекающих воздух крыльев, всплески - и несколько крякв уже сидят на плесе в каких-нибудь 20 шагах. При первом же вашем движении они шумно взмывают в воздух - охота началась.

Прижившиеся на дневке утки никогда не прилетают на нее все сразу. Отдельные стайки появляются одна за другой иногда на протяжении всего утра. На привычное обжитое место птицы, как правило, садятся смело без предварительного облета и высматривания возможной опасности. Стрелять приходится быстро, так как на лесных озерах и плесах обзор и обстрел часто очень ограничены. На хорошей сидке лишь одна проблема нередко омрачает охоту - отыскание и доставание битой дичи. Решить ее по-настоящему может только хорошо работающая по утке собака. Она отыщет и принесет хозяину всю его добычу, включая и подранков. Без собаки даже относительная проходимость водоема или наличие на нем лодки не гарантирует вас от досадных потерь, потому что в крепях, к которым часто приурочены места дневок, отыскать битую, а тем более зараненную птицу далеко не просто.

Найденная дневка обычно обеспечивает охотой максимум на два-три утра. Напуганные стрельбой утки очень скоро перестают на нее прилетать, избирая себе другое пристанище. Только очень умеренная охота (1-2 раза в неделю) может продлить существование дневки.

Стрельба на перелетах очень разнообразна. Приходится иметь дело со штыковыми, угонными, летящими и слева направо, и справа налево, идущими с различной скоростью и на разной высоте птицами. Далеко не всегда можно успеть подготовиться к выстрелу, так как цель зачастую появляется внезапно и стрелять приходиться быстро. Особенно это типично для чирков, которые могут вдруг вывернуться из темноты, промчаться и исчезнуть в какие-нибудь секунды. Поэтому на хорошем перелете за час иногда расстреляешь больше патронов, чем за весь день ходовой охоты, а убьешь обычно много меньше.

На этой охоте нет необходимости как-то маскироваться. Пока еще не взошло солнце или когда оно уже скрылось за горизонтом, на земле темнее, чем над ней, и налетающие птицы плохо видят охотника. Поэтому те из охотников, которые при охоте на перелетах забираются в кусты или тростник, устраивают нечто вроде засидки из веток и вообще таятся - только себе же делают хуже. Им труднее заметить приближение дичи, труднее поворачиваться в любую нужную сторону, менее удобно стрелять. Маскировка оправдана только там, куда утки еще до наступления сумерек либо уже после восхода солнца идут на посадку - случай довольно редкий, если только охота не происходит на обширных водоемах, где дичь практически активна весь день.

Свои вечерние и утренние перелеты водоплавающие регулярно совершают до отлета на юг. В зависимости от смены кормовой ситуации в угодьях направление их перемещений часто меняется. Кончилась жатва, обезлюдели поля - и косяки крякв потянулись на них, чтобы собирать рассыпанное по стерне зерно. Упала вода, образовались участки новых мелководий - и вот там, где ее раньше не было, объявится много дичи. Залило дождями пашню - и на образовавшихся грязевых топях можно стоять вечернюю зорю. Всего тут не предугадаешь. Просто тому, кто любит охоту на перелетах, все время нужно быть в курсе утиных дел. Тогда грустные возвращения с охоты без выстрела будут редкостью. И все же стрельба уток на перелетах сравнительно легко может быть освоена любым охотником.

Совершенно по-иному обстоит дело, когда речь идет о гусях. Здесь, чтобы обеспечить себе удачу, нужны терпение, выносливость и упорство.

Первым этапом подготовки к охоте на гусей является разведка. Нужно выяснить, когда и куда гуси летят утром, где проводят день, над какими участками угодий пролетают на высоте, допускающей надежный выстрел. Не день и не два потратишь обычно, чтобы во всем этом разобраться, тем более что разовое наблюдение еще ничего не гарантирует. Потревоженные гуси могут пролетать и образовывать скопления в местах совершенно случайных, где их впоследствии и не увидишь. А вот если и сегодня, и завтра, и послезавтра вы видите, как в определенное время, одним и тем же путем их стаи прилетают в одно и то же место и садятся там - надежда на успех становится реальной. Однако до самого успеха еще далеко. Дело в том, что гуси предпочитают пролетать там, где на их пути нет ничего, что могло бы послужить укрытием охотнику. Над чистой водой, над сплошными тростниковыми крепями или оголенной гладью полей они могут лететь совсем низко, но над отдельными куртинами водной растительности, бурьянами и мелколесьем набирают высоту. Все новое, непривычное для данного места их настораживает, а это значит, что любой выделяющийся на местности скрадок вызовет их подозрения. Даже свежевыкопанная (при устройстве скрадка-окопа) земля, если охотник не побеспокоится о том, чтобы как-то ее замаскировать, нередко заставляет гусей свернуть в сторону. В местах же, где гуси садятся, они еще более недоверчивы ко всяким изменениям в привычной для них обстановке. И вот, отыскав ценой многодневных поисков и усилий район гусиной присады, охотник зачастую оказывается перед проблемой: где спрятаться? Кругом на десятки, а то и сотни гектаров раскинулось либо оголенное пространство убранных полей и озимей, либо мокрая, кочковатая гладь сфагновых клюквенников, либо простор почти лишенных растительности мелководий. Нет ни кустика, ни самой убогой сосенки, ни куртины тростника или рогоза, где можно было бы устроить укрытие. На суходоле можно, конечно, выкопать яму, в болоте или на воде установить засидку-бочку (что и делается в ряде охотничьих хозяйств), но охотнику-одиночке не только бочки, а и лопаты обычно раздобыть негде. Единственная возможность для него это суметь все же поставить как можно менее заметный скрадок. Если окажется, что он все-таки явно выделяется на местности - лучше всего отложить охоту дня на два, чтобы гуси попривыкли к построенному сооружению. Когда посчастливится отыскать гусиную присаду, не стоит размещать скрадок в самом ее центре. Много целесообразнее устроиться где-то с краю, метрах в двухстах от места основной сидки. Во-первых, охотник будет здесь не так сильно тревожить прилетающих птиц, во-вторых, выстрелы не разгонят всех собравшихся на присаде гусей, а лишь будут их беспокоить. Птицы станут взлетать, кружиться над своим излюбленным плесом или участком поля и зачастую снова садиться. В это время они могут не раз оказаться от охотника на расстоянии верного выстрела, особенно если выставить возле своего укрытия несколько гусиных чучел или профилей.

Устройство любого скрадка, создается ли он на чистом месте или в удобной для этого куртине растительности, должно проводиться только в то время, когда гусей поблизости нет. Стоит заняться указанным делом на глазах присутствующих в отдалении птиц (а еще хуже, прогнав часть гусей с выбранного для охоты места), шансы охотника на удачу снизятся до минимума. Гуси прекрасно запоминают тот куст или гривку камыша, где замеченный ими человек исчезает из виду и предпочитают держаться от них подальше.

Но допустим, что вся подготовка позади: место, где в урочное время появляются гуси, найдено, скрадок устроен, чучела или профили выставлены, и можно начинать охоту. Близится час, когда следует ждать прилета птиц. Вот где-то раздалось далекое погогатывание, ближе и ближе, и уже видно одиночного высоко идущего гуся. Нужно не шевелиться, замереть в полной неподвижности, лишь косить глазами на делающую один, второй, третий круг и постепенно снижающуюся птицу. Известно, что это разведчик, явившийся проверить, все ли спокойно там, куда привыкла прилетать вся стая. Эти гусиные соглядатаи - враги охотника - они не просто летят, а специально высматривают опасность, и уже если его заприметят, то прощай всякая надежда на прилет той партии гусей, от которой дозорный прибыл. Если вы находитесь на пути гусиного лета, разведчик обычно лишь проследует над вами. Над самой же присадой он будет долго кружить, прежде чем, наконец, сядет, да и тогда всем своим видом показывает состояние недоверчивой настороженности - сидит неподвижно, вытянув шею, и только высоко поднятая голова медленно поворачивается из стороны в сторону. Иногда, посидев немного, он улетает, чтобы вернуться вместе со своими собратьями, иногда дожидается их прилета и голосом дает им знать о своем присутствии. Случается, что разведчик налетает или садится от вас довольно близко, однако стрелять по нему будет лишь тот, кто не верит в будущую удачу и синицу в руках предпочитает журавлю в небе. Если на выбранное вами место прилетает одна гусиная стая - отстрел разведчика равнозначен окончанию охоты, так как его сотоварищи чаще всего сюда не прилетят. Кроме того, ваш выстрел может отпугнуть и других приближающихся к сидке гусей. А так бывает обидно, когда охота заканчивается, едва начавшись. А потом кто из охотников не мечтает тут о дуплете? Итак, стрелять по разведчику не стоит. Снова тянется томительное ожидание, снова в мыслях один единственный вопрос - прилетят или нет? И, наконец, сбылось. Издали доносится многоголосое гоготание, и становится заметна темная цепочка приближающихся птиц. Она вырастает, растягивается, распадается на отдельные силуэты, и уже ясно, что охотника не минует. Только бы не заметили и не отвернули! В эти секунды малейшее неосторожное движение (попытка повернуться или перенести стволы ружья на нужную сторону) может все испортить. Готовиться к выстрелу можно лишь тогда, когда гуси уже близко, когда различимы детали их оперения и вытянутые назад, прижатые к животу лапы. С каким напряженным волнением ловит тогда охотник мушкой ту точку, в которой снаряд дроби должен встретиться с выбранным им гусем! С каким ликованием или отчаянием воспринимаем результаты своих выстрелов.

Попасть в гуся было бы легко, если бы не обманчивая иллюзия медленности его полета. Большие размеры птицы, неторопливые взмахи крыльев скрадывает скорость ее движения. Чтобы не "обзадить" шагов на 40-50, нужно при стрельбе брать уже порядочное упреждение, и привыкнуть к этому не просто. Гусь крепок на рану, и хотя близко убить его можно и относительно мелкой дробью, но для специальной охоты на него нужна дробь не мельче 2-го и 1-го номера. Кроме того, гусей, по которым уже стреляли, следует как можно дольше не упускать из вида - не исключена возможность, что одна из птиц, пролетев какое-то расстояние, вдруг пойдет на посадку или просто упадет. Иногда за ослабевшим подранком опускается и вся стая. Через несколько минут она вновь поднимается в воздух, и если вы догадались сосчитать, сколько садилось и сколько взлетело птиц, то отсутствие одной из них легко обнаружите, а значит, может быть и отыщите свою добычу.

Близко упавшего гуся-подранка нужно немедленно дострелить, а убитых птиц собирать только после окончания охоты. Дело в том, что способность гусей появляться в самые неподходящие минуты просто поразительна. Иной раз часа два ничто не говорит о их близком присутствии, но стоит вам встать в скрадке, чтобы размяться или выйти из него за убитой ранее птицей - они тут как тут: налетели, заметили вас, загоготали и поминай как звали. Бывает это сплошь и рядом.

Гуси и казарки - дичь дорогая и редкая, поэтому, выбирая место для охоты, не нужно особенно привередничать. Там, где держатся эти птицы, где есть надежда сделать по ним несколько выстрелов, там и нужно устраиваться. Даже сплошные крепи тростников или непролазная болотная хлябь, где найти и достать уплывшего гуся совсем непросто, охотника не пугают. Совершенно по-иному обстоит дело при охоте на уток. Здесь обычно имеется возможность выбрать для охоты не только богатое дичью, но и более или менее удобное место, что при стрельбе на перелетах особенно важно. Во многих районах нашей страны места, куда водоплавающая дичь летит кормиться, приурочены к заросшим мелководьям, где тростники, камыши и рогозы тянутся сплошными массивами или образуют большие по площади куртины, где десятки гектаров заняты спутанными, переплетенными листьями ежеголовки, ситников и других водных растений, а чистая вода видна лишь отдельными небольшими окнами. Найти тут даже убитую наповал утку очень трудно, а подранка почти невозможно. Тот, кто прельщенный обилием дичи попробует постоять зорьку, в таких местах неизбежно потеряет большее количество упавших после выстрелов уток, и только наличие хорошо работающей собаки избавит его от такого огорчения. Там же, где собака работать не может например, в тростниковых крепях озер Западной Сибири, дельте рек Волги, Селенги и т. д. или тем охотникам, у кого нет собаки, таких мест, как бы ни много там было уток, нужно всеми силами избегать. Где-то на подходе к местам утиных жировок всегда можно найти чистый плес, луговину или другой участок угодий, где битую птицу можно легко отыскать даже в сумерках.

О том, сопровождается ли охота на гусей выборочным отстрелом птиц того или иного возраста или пола, мы не знаем. Можно лишь предположить, что возможность такой избирательности минимальна, так как на протяжении всего сезона охоты молодые и взрослые птицы обоих полов держатся вместе и, следовательно, если и отличаются друг от друга реакцией на опасность и степенью осторожности, то охотнику эти различия ничего не сулят. Взрослые, опытные птицы служат примером для молодняка, и, пожалуй, только одиночный, отбившийся от стаи молодой гусь может стать жертвой своей легкомысленной неосмотрительности.

Если охота на уток проводится на утренних и вечерних перелетах, то выборочной добычи самцов или самок, молодых или взрослых особей нет (табл. 3).

3. Доля молодняка в популяциях уток и среди особей, взятых при охоте на перелетах

Отмечается лишь несколько меньшая доля молодых птиц в добыче, чем в популяции, наиболее заметно выраженная у чирка-свистунка, а соответственно некоторая избирательность отстрела взрослых птиц.

Самцы и самки разных видов уток обычно добываются охотниками на перелетах в равном соотношении, но лишь в тех случаях, когда охота происходит в предрассветных или вечерних сумерках. Если же, как это часто практикуется, охота производится не по птицам, летящим с мест дневки на кормежку или наоборот, а днем, когда активность уток определяется просто тем, что их то и дело тревожат, вынуждая перемещаться с места на место, картина избирательности добычи резко меняется. Однако дневная охота чаще всего осуществляется с использованием чучел, и к описанию этого способа мы теперь и переходим.