"Может, и нас возьмут?". (К. Оглоблин)

Туда, где клюет

Вы ели когда-нибудь соленые белые грибы? Не маринованные, а именно соленые? А если и ели, то не такие, какие довелось отведать нам с доктором года три тому назад в Юхновском охотхозяйстве.

Дело было осенью, в канун октябрьских праздников. Приехали мы поздно, изрядно проголодались, устали. Как водится, предъявили свои двухдневные путевки, сели за стол. Вдруг:

- Не хотите ли грибочков солененьких?

Кто же от такого лакомства откажется? Не отказались и мы. Подала Надежда Ивановна - жена егеря - на стол этакую добротную миску. Доктор поддел вилкой один и удивился:

- Неужели белые?

- Они самые. Это шефы, что к нашему хозяйству прикреплены, насобирали. Говорят, когда приедут охотники зимой, пусть полакомятся.

И впрямь мы лакомились. Охота, надо сказать, вышла скверная. Собаки уже на первом кругу скалывались. Косого даже посмотреть не удалось. Доктор проклинал все на свете. Только у стола затих. До чего же хороши были грибки! Обычно солят грузди, рыжики, волнушки. А тут боровики, из дубовой бочки, с какими-то особыми специями!

- Дай бог здоровья шефам, - приговаривал доктор, отправляя в рот очередной аппетитный грибок. - Живы еще таежные охотничьи традиции.

А когда Надежда Ивановна на прощание предложила взять по баночке грибов к празднику, доктор совсем отошел и перестал ворчать по поводу неудачной охоты.

Вот так произошла наша первая, правда, заочная, встреча с председателем шестидесятого коллектива военных охотников и его товарищами. Началом же знакомства послужила другая.

Теплым июльским утром мы с доктором, отловив зорю, причалили к пристани рыболовной базы на Истринском водохранилище. Доктор, собрав свои пожитки, блаженно растянулся на травке. А я еще сматывал якорные веревки. Доктор уже немолод. Он отличный хирург, обычно корректен, уравновешен, молчалив. Но на охоте, рыбалке по-мальчишески горяч, нетерпелив.

- Доброе утро, рыбачки! - раздалось за моей спиной.

Я обернулся. К нам, легко и плавно загребая веслами, подплывал на лодке человек в синем спортивном костюме. Мягко, без разгона, причалив лодку и выпрыгнув на берег, рыболов осторожно подтащил ее на песок. Был он невысок ростом, широкоплеч, подтянут, быстр и точен в движениях.

- Как улов? - спросил незнакомец, подойдя к нам и устраиваясь на чемоданчике, который принес с собой из лодки.

Доктор приподнялся и вместо ответа вытряхнул из полотняного мешка пяток ершей, а точнее, подъершиков и двух плотичек.

- Да, небогато, - улыбнулся рыбак. - А я взял пару судачков.

Из чемоданчика, набитого кружками и коробочками, он извлек двух приличных судаков. Пока доктор прикидывал на руках вес рыбин, я, стараясь делать это незаметно, рассматривал человека, который так просто и свободно заговорил с нами.

- Что ни говорите, а вам повезло, - сказал доктор. - Повывелась настоящая-то рыбка. Потравили, сетями выловили не счесть сколько.

- Вы не совсем правы, - негромко возразил незнакомец, - рыбы здесь очень много. Только умение нужно. А браконьерам настоящая война объявлена. Возьмите хотя бы наш коллектив: постоянно выезжаем на охрану угодий.

- А результат?

- И рыбы, и дичи значительно больше стало в последнее время.

- Особенно дичи, - язвительно подхватил доктор, - неделю проходишь и курка не спустишь. Вот он, - доктор показал на меня пальцем, - в 66-м году повез меня на весеннюю охоту под Воскресенск. Верите ли, такую пальбу охотнички открыли, что в шалаше сидеть страшно было. Чуть подсадных не постреляли. А в небе ни чайки, ни воробья без выстрела не пропускали.

- Ну, сейчас такого уже не встретите.

- Конечно, и утки тоже не встретишь, - доктор распалялся все больше и больше. - А охоты и рыбалки без добычи нет и быть не может. На то и страсть! Помните у Толстого "Охота пуще неволи"?

Зверь охотнику почти всю кожу спустил с головы. А когда отогнали, охотник и про рану забыл: "Где медведь, куда ушел?" Так-то, дорогой товарищ!

- Кто как понимает охоту, - спокойно возразил собеседник. - Еще парнишкой в тридцатых годах довелось мне побывать с отцом на озере Чаны. Там летом, вот примерно в такое время года, запрягались телеги, мужики, парни брали с собой палки вместо ружей и выезжали к озеру. Где-нибудь в балочке разбивали лагерь и затемно прятались в камышах на мелководье. На заре хлопунцы матерые, что на линьке отсиживались, выходили на берег насекомыми полакомиться. В азарте отойдут от воды, тут и выскакивают из камышей охотники с палками. Через два-три часа - полные возы гусей и уток.

- Варварство! - пробормотал доктор.

- Правильно, - согласился собеседник. А разве не варварство ударить из обоих стволов по стае сидящих уток или подцепить тройником леща на нересте? Поймите, я не ханжа. Сам люблю снять дуплетом пару налетевших чирков или перехватить на кругу косого. Но никогда не горюю, приходя домой пустым. Впрочем, это не то слово. Почти сорок лет я охочусь и всегда возвращаюсь, полный впечатлений. - Впечатлениями сыт не будешь, - не сдавался доктор. - А радость общения с природой, познание новых мест, а удовольствие, которое испытываешь, когда зимой спасешь от голода косулю или убережешь лося от пули браконьера? Если хотите, охота стала сегодня тоньше, красивее, благороднее и чище, имен - Слова, слова, - махнул рукой доктор. - Как вас разубедить? Знаете что, приезжайте к нам в гости, в наш коллектив! Меня зовут Василий Васильевич. Фамилия Семиглазов. Вот телефон. И друга своего берите. - Тут Семиглазов обратился ко мне. - Вы, как мне показалось, придерживаетесь таких же позиций?

Я не разделял позиций доктора, но промолчал. Мы поблагодарили за приглашение и назвали себя.

- Василь Василич! - раздалось из лесу. - Обедать!

- Иду! - крикнул в ответ Семиглазов. Он простился с нами, подхватил чемоданчик и скрылся среди елок.

- Интересный человек, - проговорил доктор, задумчиво глядя вслед Василию Васильевичу. - Заметь, он ни разу не вышел из себя, хотя я, должен признаться, не раз давал к тому повод. Завидное спокойствие!

В комнате охотника и рыболова шестидесятого коллектива идет заседание бюро. Председательствует Василий Васильевич. Он объявляет повестку: прием в члены КВО, подготовка к вечеру, посвященному открытию осенне-зимней охоты 1969 года, соревнования по стендовой стрельбе. Вступающих трое - старшие офицеры-моряки. Каждый подробно отвечает на вопросы членов бюро: "Да, экзамены сдал", "Стендовую подготовку прошел", "Нет, раньше не был охотником", "Нет, хочу быть только рыболовом-спортсменом", "Да, устав знаю"...

Торжественная обстановка, серьезные лица товарищей заметно волнуют вступающих. Мне становится понятной шутливая реплика, брошенная кем-то еще до начала заседания бюро:

- Ей-богу, легче докторскую диссертацию защитить, чем стать военным охотником.

Что ж, в этой шутке, видно, есть доля правды.

Но вот уже волнения позади, все приняты, и Василий Васильевич поздравляет новичков, желает каждому быть достойным членом племени охотников и рыболовов.

О вечере докладывал заместитель Семиглазова Петр Васильевич Емельянов. Я уже однажды встречался с ним и при обстоятельствах, которые, как мне кажется, имеют прямое отношение к спору доктора с Василием Васильевичем.

Зимой прошлого года нашему и еще трем или четырем коллективам предоставили право отстрелять лося в Скнятинском охотхозяйстве. Получил путевку и я. Все шло до поры до времени нормально, если не считать того, что по жребию мне выпало идти в загон. Оклад сделали недалеко от деревни, где размещалась база. Старший егерь повел стрелков на номера, а его помощник - нас, загонщиков.

Утро выдалось солнечное. Легкий морозец и довольно заметный ветерок, тянувший вдоль линии стрелков и загонщиков, покалывали щеки. Только встали мы на места и замерли в ожидании команды, как вдруг впереди, там, где должны быть первые номера стрелков, раздались четыре выстрела - один за другим. И почти тут же по цепочке пришла команда начинать загон. Ринулись мы в чащу, улюлюкая во все горло. Но четыре загадочных выстрела не выходили из головы: по зверю ли стреляли, убит ли, а если убит, почему не кричат, что готов? Прошел я лесом, проваливаюсь по пояс в снегу, метров 200-300 - снова дуплет, еще дуплет! И сразу же громкий, победный клич:

- Готов! Готов!

Когда выбрался к месту событий, вокруг убитого зверя собрались уже почти все участники охоты. Только двое или трое молодых охотников стояли в сторонке и что-то энергично доказывали старшему егерю, показывая рукой в сторону леса, начинавшегося за речкой. Как оказалось, один зверь выскочил на линию стрелков еще до начала загона. Два номера стреляли, но лось пошел. Егерь же за ветром не слышал выстрелов и дал команду начинать загон. Что произошло дальше, было ясно. Однако кровь на снегу по следу ушедшего зверя показывала, что он ранен. Наш капитан и руководитель охоты приняли решение частью сил преследовать зверя, а остальным двигаться на базу и разделывать убитого. Но к вечеру преследователи вернулись ни с чем. Сохатый завел их в чащобу, несколько раз ложился, но на выстрел не подпустил.

- Завтра добьем, - сказал усталый и недовольный старший егерь.

Действительно, на следующий день к полудню и второй лось был доставлен на базу. По моим тогдашним представлениям, ничего особенного не произошло. Вины нашей в том, что отстреляли двух лосей, вроде не было. Обо всем случившемся составили подробнейший акт. Туша второго зверя по правилам отошла в фонд мясозаготовок. Казалось, и дело с концом. Но вышло иначе. Месяца через два мне позвонили в редакцию и пригласили на заседание бюро охотничье-спортивной секции совета военных охотников центральных органов Министерства обороны.

- Зачем? - поинтересовался я.

- На охоту за лосем ездили в декабре?

- Ездил.

- Бюро разбирает случай грубого нарушения правил охоты и вам предстоит выступить в качестве свидетеля.

Судилище, как посмеялся тогда надо мной доктор, на самом деле не было таковым. Хотя выступали "защитники", "подсудимые", хотя "судьи" наказали виновников, атмосфера была товарищеской, сугубо демократичной. Петр Васильевич Емельянов (он как председатель секции и вел бюро) давал возможность каждому высказать свое мнение. Члены нашей команды, особенно те, кто стрелял, ссылались на ветер, на ошибки старшего егеря и на десятки других объективных причин. Слушая их, казалось, что действительно всему виной обстоятельства. Но вот слово взял Петр Васильевич.

- Я охотно верю вам всем, - сказал он, - да, помешал ветер, допустил ошибку егерь и капитан команды. Но первый стрелявший и все вы забыли очень важный пункт правил облавной охоты: стрелкам разрешается сделать только два выстрела по зверю. Если бы это правило было строго выполнено, лось был бы добыт только один и не пришлось бы собирать вас всех сюда. Стрелявшему номеру или его соседу следовало немедленно передать по цепочке сигнал руководителю охоты и ждать его решения. Этого не сделали.

Помнится, виновников лишили права охоты на год.

Но вернемся к вечеру. Петр Васильевич доложил о программе, о том, как идет подготовка и что еще осталось сделать. В программу вечера входили информация о порядке окончания охоты, рассказ об экспедиции в Мещерскую низменность, выпуск стенгазеты, выставка, демонстрация кинофильмов. План утвердили и перешли к следующему вопросу. Предстояли соревнования по стендовой стрельбе, и нужно было выделить двух участников и запасного. Кандидатов обсуждали долго и придирчиво. А выбирать было из кого. В секции стендовиков, возглавляемой Б. О. Филипповым, свыше тридцати человек. За время своего существования она подготовила двух мастеров спорта и около полутора десятков стрелков-разрядников.

Повестка дня была уже исчерпана, но народ не расходился. Михаил Маркович Гуцкин, бессменный казначей, главный редактор фотогазеты "Охотник", собственный кинооператор коллектива, попросил собравшихся принести, у кого есть, материалы для художественного стенда "В. И. Ленин о родной природе". Заканчивая разговор, Емельянов напомнил, что в очередную субботу - коллективный выезд на биотехнические мероприятия в Юхновское охотхозяйство.

- В Юхновское? - переспросил я.

- Да, наш коллектив прикреплен к этому хозяйству. Мы, так сказать, шефы, - пояснил Василий Васильевич.

- А не вы ли года три назад заготовили белые грибы для приезжающих охотников?

- Было такое дело, - рассмеялся Семиглазов.

- Вот, оказывается, кому мы обязаны добрым вниманием. Эх, жаль, что доктора здесь нет.

Высказал сожаление, что не пришел доктор, и Василий Васильевич:

- Но, ничего, обязательно зовите его на наш вечер. Вот вам пригласительные билеты.

Мерно стрекочет кинопроектор. На маленьком экране - неоглядные прикаспийские плавни, камыши и серые, клубящиеся тучи в небе.

- Что это, комары? - тихо спрашиваю соседа.

- Утки, видите сколько! Наши в прошлом году ездили в экспедицию в Кизлярское охотхозяйство. Там Гуцкин фильм заснял.

- Смотри, смотри, вон Василь Василич, а это я!

В зале радостное оживление. Люди узнают друг друга и вновь переживают все перипетии охоты. Вот катерок тянет вереницу лодок по узкой протоке камышей. Охотники смеются, машут оператору руками.

А вот возвращение. Но не гнутся спины под мешками с добычей, невелики связки дичи. И там, оказывается, не был забыт святой закон охотника: не убивай бессмысленно.

"Пусти туда доктора", - подумал я.

Вечер подходил к концу, а я еще не успел посмотреть ни свежей фотогазеты "Охотник", ни приложения к ней "Туриста", ни сводной таблицы трудового участия членов коллектива в работе общества, ни отчетов об экспедициях на Соловецкие острова, на Северный Урал, в Иркутскую область, ни других материалов, подготовленных активистами. Хотел сделать это в перерыв, но разговорился со своими соседями. Иван Николаевич Гайдаев был очень доволен вечером.

- Я уже давно не работаю в этом управлении, а из коллектива уйти не могу. Почему? Здесь я родился как рыболов и охотник, здесь познал прелесть природы и всем сердцем полюбил ее.

- И я остался в коллективе, хотя теперь уже уволился в запас, - сказал Борис Михайлович Чебышев. Привлекает атмосфера дружбы, общего горячего увлечения любимым спортом. Для меня нет лучшего источника бодрости и вдохновения, чем наши совместные поездки!

Недели через полторы я вновь посетил уютную комнату рыболова и охотника шестидесятого коллектива. По-прежнему парит над потолком скопа с огромным окунем в когтях. Как живой, токует глухарь. Косит одним глазом на скачущую белку заяц. Тускло поблескивают рога сохатого, которого убил космонавт Юрий Алексеевич Гагарин. На столе два толстенных темно-коричневых альбома фотографий и пять серо-голубых объемистых томов с документами - история коллектива за 25 лет. Я раскрыл один из томов и...

...Далекий, полный гула победных битв 1944 год. Яростно огрызается фашистский зверь; его гибель уже предрешена, но сражения еще идут. Война! Кажется, до охоты ли? Однако руководители Главного морского штаба понимают, что охота - отличный отдых, восстанавливающий силы. Штабные офицеры валятся с ног от Усталости - день и ночь над картами, планами, сводками...

И вот 2 января 1944 года - первое учредительное собрание коллектива охотников. Еще ничтожно мал его состав, еще скромны первые шаги. Но цель видна четко и ясно - физическая закалка людей, закрепление и развитие военно-прикладных навыков. Морской офицер не должен терять боевой формы. В списке первых членов коллектива под номером четырнадцать нахожу фамилию Семиглазова. Василий Васильевич-то, оказывается, ветеран, один из создателей коллектива. Протокол № 3 1945 года. Семиглазов член бюро. Февраль 1956 года - Василий Васильевич избран председателем, Емельянов - председателем ревизионной комиссии, Гуцкин - казначеем. И впрямь бессменные, вспомнил я разговор со своими соседями на вечере. Протоколы, заявки, отчеты... В них - огромный организаторский опыт. Как всякая история, они учат, подсказывают, предостерегают от ошибок. Любопытно, например, сопоставить фотографии первых лет и последнего времени. Вот охотники, увешанные богатыми трофеями, рыбаки с добычей - таковы почти все сюжеты снимков. А шестидесятые годы - стрельба на стенде, работы в охотхозяйстве, на охране угодий, экспедиция одна, другая, третья...

Особенно интересны отчеты экспедиций. Делаю выписки из альбома. "24 декабря 1968 года Главнокомандующий Военно-Морским Флотом СССР Адмирал Флота Советского Союза С. Г. Горшков поздравил коллектив с 25-летним юбилеем, наградил тт. Семиглазова, Емельянова, Блохина, Гуцкина, Березина, Коробкова, Матасова именными памятными подарками и пожелал больших успехов в развитии и всестороннем использовании охотничьего спорта, туризма, стендовой стрельбы и спортивного рыболовства как средств, способствующих повышению боевой подготовки, физической закалке генералов, адмиралов, офицеров и служащих..."

Доктор позвонил сам:

- Поедем-ка в Осташово к Ивану Константиновичу Смирнову. Говорят, окунь крупный пошел. Там обо всем и потолкуем.

Лодку взяли одну. Он на носу, я на корме. Ловим на зимние удочки. Не часто, но клюет. Рассказываю со всеми подробностями, что видел в охотхозяйстве, не пропуская ни малейшей детали. Вопреки обыкновению доктор не перебивает, слушает внимательно, хотя и не спускает глаз со сторожка. Когда я окончил, он хитро посмотрел на меня и сказал, опуская в садок крупного окуня:

- Думаешь, спорить буду? Нет. Тут я почитал кое-что. "Охота - ловля, травля и стрельба диких животных как промысел и как забава". Владимир Даль. Толковый словарь 1881 года. А вот что написано в энциклопедическом словаре сегодня: "Охота - добывание диких зверей и птиц, а также ловля живых зверей для разведения и расселения". И дальше "Охота на диких зверей и птиц охотниками-любителями с целью организации здорового отдыха и физической подготовки". Улавливаешь разницу? Я бы еще добавил: охота - охрана угодий, воспроизводство дичи и рыбы, помощь диким животным, попавшим в беду; охота - спорт сильных, смелых и добрых людей.

Довольный произведенным на меня впечатлением доктор помолчал и как-то очень мягко, задушевно продолжил:

- Конечно, охота - пуще неволи... И ныне полна жизни эта прекрасная пословица. Только смысл ее уже другой. Тысячу раз прав Василий Васильевич, когда говорит, что охота стала тоньше, красивее, благороднее и чище... Знаешь, кому мы должны быть благодарны за это?! Ему! Емельянову, Гуцкину, Березину, Блохину и сотням таких, как они, верным друзьям природы...

Прощаясь в метро, доктор смущенно улыбнулся и сказал:

- Узнай, пожалуйста, когда там у них очередной коллективный выезд. Может, и нас возьмут?