Егерь Савин. (Л. Зафатаев)

Трубил сбор

Наши охотничьи тропы случайно сошлись у Мохового озера. А предыстория такова. Михаил Зимин - мой институтский товарищ. Он страстный охотник. Для него выходной день - отдых лишь в том случае, если был встречен на заре у омута. Шалаш или палатку он предпочитает коммунальной квартире со всеми удобствами, а перину с пуховой подушкой без всякого раздумья может сменить на подстилку из еловых лапок у чадящего костра. Он-то сделал и меня приверженцем такого отдыха, от которого свинцом наливаются ноги, если присядешь - не встанешь, а придя домой, замертво падаешь на жесткую кушетку. Я сдал охотминимум, получил билет, купил ижевку, приобрел необходимую амуницию и очередной отпуск решил провести где-нибудь в лесных и болотных дебрях. Друзья порекомендовали мне Моховое озеро. Оно находится на древней полоцкой земле в районе Чапиков.

Непроходимые Чапики без конца и края голубеют озерами, шумят вековыми борами.

Каждое утро и вечер жизнь Чапиков пробуждается и засыпает под аккомпанемент журавлиного курлыкания.

С увесистым рюкзаком на спине, путевкой в кармане, ружьем и патронташем, набитым патронами, обливаясь потом, пробирался я по Чапикам к озеру Моховому. Лесная дорога, отутюженная дровнями зимой, сначала петляла и кружила между кочек, пней и лозняка, тесно зажавших ее по мочажинам, потом воткнулась в темень векового краснолесья, поползла куда-то вверх, цепляясь за корневища елей и сосен, наконец покатилась вниз и вывалилась неожиданно на радостную, наполненную солнцем, угристую от сурчин и кротовищ поляну. Окаймлявший поляну лес не пропускал воздушных потоков. Было душно, хотя по календарю - середина сентября; кустарники, перезрелое разнотравье - все было охвачено истомой, осенней дремотой. Дремал на макушке еловой сушины, стоявшей посередине поляны, взъерошенный, коричнево-бурый могучий ястреб.

Применяя сноровку пластуна, не обращая внимания на кровоточащие царапины на руках, хоронясь за купами можжевельника, прикрываясь розовыми пирамидами иван-чая, сантиметр за сантиметром скрадывал я тетеревятника. Хлопок выстрела взбудоражил воздух, встряхнул его. Хищник у меня в руках.

В тот момент, когда я рассматривал птицу, ко мне неслышным шагом подошел человек лет пятидесяти, среднего роста, крепко сбитый, с военной выправкой, с красивым русским лицом, подернутыми сединой висками.

- Здравствуйте! - приветствовал он меня.

Я вздрогнул от неожиданности. Вместо ответа на приветствие зачем-то, не знаю, положил птицу на траву.

- Я думал, вы тетеревиную семейку подняли. Тетерева тут водятся. Лакомятся на ягодниках.

Резким движением левой руки незнакомец дернул вниз молнию куртки, извлек из внутреннего кармана коричневую книжечку и, подавая ее мне, представился:

- Вениамин Павлович Савин. Общественный инспектор. Вне штатный егерь Западно-Двинского приписного охотничьего хозяйства Белорусского военного округа.

Я назвал себя и предъявил Вениамину Павловичу охотничий билет и путевку. Инспектор внимательно посмотрел на меня:

- А сарыча вы того... - Вениамин Павлович сделал движение указательным пальцем правой руки, которое мы делаем, нажимая на спусковой крючок. - Зря...

- Сарыч? Это же тетере... - хотел было я возразить, но язык как-то запнулся, и я не договорил.

- Нет, Михаил Алексеевич. Это не тетеревятник. Канюк это. Птица, приносящая большую пользу лесному, сельскому хозяйству, человеку.

У меня начали гореть уши. Мне стало не по себе от сознания своего охотничьего невежества. Я много прочитал охотничьей литературы, но в первый же выход на охоту так оплошал.

Видя мое смущение, Вениамин Павлович произнес снисходительно:

- В свое время случалось и со мной такое...

Он хотел еще что-то сказать, но рядом в лесу послышался громкий разговор. Вениамин Павлович умолк, прислушался.

Из лесу вышла группа людей. Один из них что-то рассказывал, вероятно, забавный случай на охоте, остальные внимательно слушали и дружно смеялись.

По одежде и снаряжению нетрудно было догадаться, что шли военные охотники.

Незнакомцы, увидев нас, торопливо направились в нашу сторону. Они, видимо, знали Вениамина Павловича и весело поздоровались с ним, затем со мной.

Вениамин Павлович подошел к лежавшей у моих ног птице, поднял ее, развел в стороны крылья и спросил:

- Товарищи охотники, кто знает эту птицу? Затрудняетесь. Это канюк, иначе сарыч, любит присесть на скирду, телефонный столб, отдельно стоящую сушину. Кажется, дремлет. Но стоит полевке высунуть из норки свой нос, мгновение - и она в могучих лапах. Тетеревятник на виду никогда не сидит. Он караулит свою жертву из укрытия. У канюка окрас бурый, по спине однотонный, на брюшке преобладает беловато-охристый цвет. Старый тетеревятник сверху беловатый, с темными поперечинами, снизу бурый. У канюка хвост короткий и широкий, скошен по краям. У тетеревятника он стамеской - длинный и узкий.

- Куда идете? - поинтересовался Вениамин Павлович.

- За тридевять земель, на Моховое. Не составите ли нам компанию?

- Если примете в свою бригаду, - с удовольствием.

На озеро Моховое мы шли долго, продираясь сквозь густые переплеты лозовых кустов и крушины. Прыгали с кочки на кочку. Срывались. Плюхались в воду по пояс. Впереди шел Вениамин Павлович. Было видно, что ему здесь все знакомо. Направление выбирал уверенно.

Вот и Моховое. С птичьего полета оно должно быть похожим на огромную зеленую чашу, наполненную тушью. Вода в нем от густого настоя торфа черная. Кромка берега резко очерчена каймой тростника. Назвать бы озеро лучше Круглым или Черным. Со стороны бора берега крепкие, песчаные. Со стороны моха - зыбучие, торфяная трясина.

Пришли задолго до сумерек - времени, когда утки прилетают на большие водоемы принять ванну, порезвиться. Охотники разбрелись подыскивать верные сидки. Ушел и я. Вскоре обнаружил кем-то приготовленный, но теперь уже развороченный ветром шалаш. Стоял он у внутреннего обреза камыша, немного впереди, очевидно, для лучшего обзора плеса. Не теряя времени, принялся ремонтировать его. Плотно переплел камышом основу, проделал бойницы. Из лозовых прутьев, связанных с основой шалаша, устроил кресло.

Пока я занимался строительством, Вениамин Павлович обошел озеро вкруговую и теперь подошел ко мне с другой стороны. Он охотился с фоторужьем.

- Я уже с полем, - еще издали заговорил он. - Как красиво выцелил на глубоком вираже бекаса, когда барашек начал раскачиваться на подъеме! Упрятав под крыло клюв-лопатку, блаженно дремал около кочки у самого берега чирок-трескунок. Так и попал он на пленку сонный. Зайчишку заснял, когда он спросонья хватил из-под куста и, не смекнув толком, откуда грозит опасность, присел столбиком. Аппарат щелкнул - и тут косой с перепугу бросился мне прямо в ноги.

Посмотрев на мое сооружение, Савин улыбнулся:

- Да-а... Дворец настоящий!

Вениамин Павлович принес несколько метровых колышков, четыре попарно вогнал в землю буквой "X", связал скрученными жгутом березовыми прутьями. Положил на эти рогульки один колышек, а на него еще два. Получилась легкая и удобная скамья.

Стало смеркаться. Сев на свой диван, Вениамин Павлович передавал мне:

- Два крыжня пикируют... Идет на посадку чирок... Ого, шесть крякуш приводнилось справа от вас. Не подшумите. На верном выстреле.

К вечеру подул ветер с Балтики. Небо заволокло тучами. В шалаше стало темно. Я вышел на берег, позвал Вениамина Павловича. Выбрали на опушке бора место посуше и стали готовиться к ночлегу. Вскоре подошли и наши военные охотники. Все они были "с пухом".

Долго сидели мы у раскидистого можжевелового куста-пирамиды на вересковой перине, застланной поверх еловым лапником. Пламя костра лизало ветви сушняка. Вениамин Павлович кипятил воду. Он обещал попотчевать нас питьем, какого не отведаешь даже в лучших ресторанах. Сила этого напитка магическая.

Ужинали не торопясь: у охотников зори всегда короткие, а беседы длинные, увлекательные. Ночь впереди - торопиться некуда.

Вениамин Павлович говорил, обращаясь ко мне, как самому неопытному:

- Для вечерних зорь, в особенности во второй половине сезона охоты по перу, шалашей я не делаю. В эту пору утка с кормных мест идет на водоемы с наступлением темноты без разведывательных, контрольных облетов. На воду плюхается сразу. Из шалаша не видно. Самый верный выстрел - влет, при посадке. Кряква садится, как парашютист, отвесно. Крыльями машет не в вертикальной плоскости, как обычно, а в горизонтальной. Для смягчения посадки лапки вытягивает. В таком положении выцеливать птицу легко даже в темноте. Стрельбу по сидячим птицам я не признаю, равно как и на превышающих расстояниях, на которых убойная сила дроби равна нулю. Такая "охота" присуща заготовителям, но не к лицу охотнику. Что стоит выстрел по сидячей тощей, только отлинявшей старке или утенку, вчера поднявшемуся на крыло?

У нас охота на уток начинается в первой половине августа. К этому времени утиный молодняк уже поднимается на крыло, доверчив. Охотника подпускает близко. Держится в зарослях камыша, тростника, в приозерных болотистых лугах. В это время наиболее интересна охота с подхода или с подъезда, но только не на моторке.

С сентября уже взматеревшие, изрядно разбитые и поэтому сторожкие выводки совершают перелеты; утром с больших водоемов летят в кормовые места, а вечером возвращаются назад. Охота на утиных перелетах наиболее интересна для спортсмена. Она дает хорошую практику и тренировку в стрельбе по быстро перемещающимся целям.

Охотник должен уметь определить трассы перелетов, остановиться под легким укрытием для стрельбы влет. Удобное место - возвышенность, крутой холм, высокий берег, где утки пролетают низко.

В эту пору сюда прибывает северная утка, которая большими табунами опускается на середину больших плесов. Охота на этих транзитных уток не бывает добычливой. Требует умения, выдержки. Но уж если собьете одну птицу, то этот трофей будете помнить долго.

Чайник, подвешенный над веселым костерком, задрожал, будто испугавшись наступившей тишины.

Как по команде, все ухватились за рюкзаки, вещмешки, ранцы. Вениамин Павлович разгорнул угли и извлек завернутую в глину крякву, превращенную в дымящуюся тушенку.

Утренняя заря, как и предсказывал Вениамин Павлович, оказалась для меня удачной. В течение часа я положил в свою сетку трех крякв.

Вышли на шоссе. Асфальт блестел лаком от утренней росы. Нам нужно было перейти автостраду Полоцк - Минск и идти дальше, в деревню Заозерье, где находится управление совхоза "Туровлянский".

- Вы в совхозе работаете? - спросил я Савина.

- Я пенсионер. Но считаю лучшим отдыхом физический труд. Вот и перебрался в родной совхоз. Работаю садоводом. Хочу, чтобы памятником моей маленькой жизни остался огромный плодовый сад.

Я подумал, какие же славные у нас люди!