В боях за Ярцево. (В. Герман)

Нехоженые места

Сентябрь в том году выдался на редкость погожим и солнечным. Днем стало так жарко, что привалы мы делали в глубине тайги, и там, под разлапистыми пихтами и елями, спасались от зноя. Зачастую и ночевали в лесу.

В одну из таких ночей я лежал у костра на мягкой траве. Сухие дрова потрескивали в огне, к черному небу, усеянному звездами, взлетали искры, и, казалось, что это летят вверх такие же звезды, добираются до черного купола и занимают там свои, отведенные им среди других звезд места. Совсем близко от нас шумно несла свои воды таежная бурливая Вая. На той стороне ее в озерках покрякивали утки. Где-то вдали плакала, будто на что-то жалуясь, сова.

Спать не хотелось. Одно за другим всплывали воспоминания. Все ярче и ярче вставали в памяти осенние ночи 1941 года.

В июле 1941 года в составе Московского добровольческого батальона коммунистов я прибыл в 38-ю стрелковую дивизию, занимавшую оборону в районе Ярцево. Дивизия входила в специальную армейскую группу генерала К. К. Рокоссовского. Ей предстояло задержать здесь немецкие части, рвавшиеся к Москве, облегчить положение наших войск, сражавшихся под Смоленском.

Меня направили в полк подполковника Соколова, где я стал командиром взвода разведки. Командир полка поручил мне скомплектовать взвод по моему усмотрению из наиболее смелых, сильных и смекалистых ребят. Знакомясь в ротах с бойцами, я прежде всего выяснил, кто до войны был охотником.

Ядром взвода стали шестеро московских студентов - Василий Макаронов, Александр Строев, Валентин Яковлев, Анатолий Толчинский, Петр Плесов и Ахмет Астафуров.

Надежными воинами оказались старый коммунист Иван Гусев, имевший за плечами две войны - империалистическую и гражданскую, колхозники украинец Николай Полевой и кубанский казак Степан Кулисов. Оба в прошлом - замечательные охотники. Душой разведки стал молодой таджик комсомолец Усман Шоев, до войны сельский учитель, спортсмен и горный охотник, смелый, сильный и ловкий в бою, добродушный весельчак и затейник на отдыхе.

Первый поиск

Вскоре после того как взвод был скомплектован, меня вызвал командир полка.

- Ну, товарищ начальник, - сказал он, - пора браться за дело. Даю тебе первое задание установить силы немцев в деревнях за рекой, засечь минометные батареи и главное добыть "языка". Возьми человек восемь, десять, больше не нужно. Действуйте осторожно, не лезьте на рожон. Помните, что успех решают смелость, быстрота, внезапность. Старайтесь все сделать тихо, без выстрела, а потребуется - смело вступайте в драку. Если будут убитые и раненые, ни в коем случае не оставляйте, уносите с собой. Возвращайтесь до рассвета. Внимательно наблюдайте за всем, что повстречается на пути, фиксируйте каждую мелочь. А теперь определим маршрут.

Когда стемнело, выступили. Впереди шли дозорные Макаронов и Шоев. Между ними и ядром отряда - связной Строев. Шли осторожно, пригибаясь в высокой траве, открытые места преодолевали ползком. Ночь неудобная для разведки - на чистом небе ярко светила полная луна.

Подошли к реке Вопь. За ней - позиции немцев. Осторожно, по одному, по пояс в воде, переправились на правый берег. Прикрываясь кустами и неровностями местности, добрались до ближайшей деревни, занятой немцами.

На краю деревни - сарай. Залегли в картофельном поле и прислушались. До нас донеслась чужая речь. К сараю приближались два немца. Они остановились в полсотне метров, что-то обсуждая. Потом один из них повернул обратно в деревню, а другой, высокий и толстый фашист с автоматом на шее, подошел к сараю и остановился. Очевидно, кого-то ждал.

До фашиста шагов двадцать.

"Пора брать", - мелькнуло в голове. Вспомнились слова подполковника: "Быстрота, смелость и внезапность".

Мои бойцы исчезли в картофельной ботве. Шоев неслышно полз прямо на немца, Яковлев и Макаронов - справа и слева. Ползли они мастерски. Несмотря на свет луны, их совсем не видно. Время тянулось мучительно долго. Внезапно фашист выпрямился. Его рука потянулась к автомату. Как распрямившаяся пружина, рядом с немцем вверх взлетел Шоев. Миг - и он на плечах у врага. Оба стремительно падают на дорогу. И сейчас же на них наваливаются Макаронов и Яковлев. По тяжелому дыханию слышно, что идет борьба. Немец пыхтит и сдавленным голосом пытается кричать. Очевидно, ему зажимают рот.

Вскрикивает от боли Яковлев. И сейчас же из кучи тел поднимается голова немца. Он громко кричит. Бросаюсь на помощь разведчикам. Но меня опережает Шоев. С перекошенным от ярости лицом, он, как кошка, взметнулся вверх и сильным ударом автомата по голове опрокинул орущего фашиста.

Быстро подхватываем пленного и мчимся к оврагу. Оттуда к реке. Успеваем вовремя. В деревне тревога, строчат автоматы. Остановились мы только на своем, левом, берегу реки. Яковлев тихо стонет - фашист почти напрочь откусил ему указательный палец на правой руке. Гусев наскоро перевязал его.

Фашист пришел в себя. Шоев с Макароновым связали его, заткнули рот платком и вместе с другими бойцами понесли дальше. Вот мы и дома. У КП нас встретил подполковник, поблагодарил, поздравил с боевым крещением и крепко пожал всем руки.

Яковлева отправили в медпункт. Бойцы пошли отдыхать, а я попросил разрешения остаться при допросе пленного. Ведь это же наш первый "язык".

Редкая удача

Дня через три снова в разведку. Надо было уточнить обстановку перед нашим районом обороны и взять нового "языка".

Нас было двенадцать человек. Неслышно подошли к большой деревне, занятой немцами, и ползком огородами подобрались к крайнему дому в переулке. Около дома ходил часовой с автоматом. Мы залегли и стали наблюдать. Часовой вел себя довольно беспечно. Он, как заведенная машина, отмерял десять шагов, круто поворачивался, шел назад, опять десять шагов, поворот, снова десять шагов и что-то тихо напевал. Автомат висел на шее.

Мы стали обдумывать, как лучше взять беспечного фрица. В это время послышалась чужая речь. Со стороны переулка показались четыре немца. Приблизившись к часовому, они остановились. Один что-то стал рассказывать, видимо, веселое, потому что его слова часто прерывались громким смехом.

Решили захватить всю пятерку и стали бесшумно подползать к фашистам. Некстати они замолчали. Один, вероятно, старший подал команду. Остальные все застыли: к ним подходил офицер. Старший подбежал к нему навстречу, доложил, вместе подошли к солдатам.

Момент для нападения был удобным. Я дал знак рукой. Один бросок - и мы окружили фашистов.

- Хенде хох! - скомандовал я.

Офицер первым поднял руки, за ним другие. Часовой было схватился за автомат, но, приглушенно вскрикнув, свалился наземь, пронзенный тремя штыками. Остальных мы мгновенно обезоружили.

- Вперед! - приказал я, указав в сторону реки.

Немцы, не опуская рук, послушно двинулись. Благополучно подошли к реке, переправились через нее, вошли в лес, и только тогда в деревне поднялась тревога, послышались выстрелы, начали взлетать ракеты.

Опоздали фашисты. Пять немцев уже сидели перед подполковником. Шел допрос. "Охота" была на редкость удачной и, я бы сказал, исключительно легкой. Без потерь, без выстрела мы взяли немецкого лейтенанта, унтер-офицера и трех солдат, которые дали ценные показания.

Первые потери

После первых удач нас называли "безаварийными", говорили, что мы все родились в сорочках. И действительно, на первых порах Нам постоянно сопутствовала удача. Но пришлось испытать и горечь потерь.

В ту ночь я отобрал с собой тринадцать разведчиков. Ночь была лунная, но выручил густой туман. Все шло хорошо. Мы благополучно добрались до большого села, которое нам поручили разведать: там, по сведениям воздушной разведки, остановилась какая-то новая немецкая часть.

На краю села большой скотный двор. Мы приблизились к нему. Внутри двора, за воротами, почуяв, вдруг замычали коровы и заблеяли овцы, согнанные сюда немцами и, очевидно, голодные. Опасаясь, чтобы скот не выдал нас, мы поспешно отошли от двора и стали осторожно продвигаться в село. Шли тихо, пригибаясь. Вот уже и сельская площадь.

- Хальт! - прогремело внезапно сбоку, совсем рядом. И сейчас же застрочили автоматы, пули запели вокруг...

- Ложись! - крикнул я. - Гранаты к бою!

В тот же миг с другой стороны, из соседнего проулка, яростно застучал пулемет. Сзади послышались крики и топот.

- Отходить к реке! - скомандовал я, но и с той стороны тоже заговорили автоматы. Мы в окружении. Надо прорываться. Как? Решали секунды.

- За мной! Вперед! - закричал я и с гранатой устремился на вражеский пулемет. Разведчики бежали следом.

Упал Толчинский, за ним Астафуров. Их подхватили и понесли. Упал, но сейчас же поднялся и вновь побежал Плесов. Пулемет уже близко - у сарая. В него полетели гранаты. Несколько взрывов, и он умолк.

Прорвались! Но путь к реке отрезан, продолжалась беспорядочная стрельба, слышался топот ног. Единственный выход - отойти в глубь вражеской территории. Бежим по торфяному болоту, поросшему кустарником. Под ногами чавкает грязь.

Стрельба позади смолкла. Очевидно, немцы потеряли нас.

Преследовавшие устремились в другую сторону, к реке. Мы отошли от села километра на два. Туман настолько сгустился, что в трех шагах ничего не видно. Куда идти? Определить невозможно. Решили остановиться. Выбрали густой кустарник, забрались в его чащу. Все устали. Толчинского и Астафурова опустили на землю.

Толя Толчинский убит. Снимаем каски и молча склоняемся над погибшим товарищем. Астафуров тяжело ранен в грудь. Он все время теряет сознание и тихо стонет. Гусев и Полевой перевязывают его и легко раненного Плесова.

Начинает светать. Туман по-прежнему густым слоем окутывает землю. Внезапно, совсем рядом, запели петухи. Значит, здесь деревня, а в ней, конечно, немцы. Но идти дальше все равно нельзя. Чтобы ни случилось, надо оставаться здесь до вечера.

Когда совсем рассвело, перед глазами открылось большое селение. До него каких-нибудь триста метров. Видим немецких солдат: они то и дело показываются на улице. На окраине, совсем близко, часовой. Через деревню промчалась танкетка, с треском проскочили несколько мотоциклов. Большое оживление заметно у одного дома: очевидно, штаб.

Начинало сильно припекать солнце. Все мы изрядно проголодались, мучает жажда. Но ни продуктов, ни воды нет. Сидели пригнувшись к земле. Приподняться нельзя, кустарник едва достигал груди. А день только начался и до вечера еще много-много часов.

- Товарищ командир! - шепотом обращается ко мне Макаронов. - Разрешите закурить. Смерть как охота! Я осторожно, в каску буду дымить.

Мне тоже хочется закурить. Но рисковать нельзя. Немцы рядом. Перетерпим... Вася печально соглашается. День тянется нестерпимо медленно. Вдалеке маячит знакомый лес. Там свои, они, наверное, считают нас погибшими...

Ориентируюсь на местности, определяю обратный маршрут. Все немного подбодрились и с надеждой смотрят на далекий лес.

Наконец, кончился мучительный, бесконечный долгий день на болоте. Немцы нас не заметили. Едва стемнело, мы покинули свое убежище, чередуясь, несли Толчинского и Астафурова, которому стало лучше, он пришел в себя, но страшно ослаб. Без кровинки в лице лежал на плащ-палатке.

К рассвету добрались до знакомой переправы. Осторожно переправились на свой берег.

Нас встретил подполковник Соколов и офицеры штаба. Я почувствовал смертельную усталость и слабость. Собрав последние силы, доложил результаты разведки.

Шоев и Гусев

Дивизия перешла в наступление. На рассвете после короткой, но сильной артиллерийской подготовки полки устремились вперед. Немцы повсюду упорно сопротивлялись, переходили в контратаки.

Перед нами город текстильщиков - Ярцево. Он окутан густым дымом, горит, как гигантский костер.

Второму батальону полка предстояло выбить немцев из знакомого нам села. Туда мы на днях ходили на связь с партизанами. Мы идем вместе с батальоном. Немцы встретили нас шквалом минометного и пулеметного огня. Батальон перешел в атаку, продвигаясь к центральной площади села.

В разгар атаки я увидел Шоева. В боевом азарте он вырвался вперед и в узком проулке наскочил на пятерых фашистов. Прижавшись спиной к забору, Усман ловко отбивался от окруживших его и яростно наседавших гитлеровцев. Один против пяти! В руках у Шоева автомат, но, очевидно, кончились патроны, и он действует им, как холодным оружием. За долговязыми фигурами немцев небольшого таджика почти незаметно. Видно только, как окружавшие его непрерывно тычут вперед штыками, но ничего не могут поделать с мужественным бойцом. Ловко парируя удары, он продолжал неравный бой. Вчетвером бросаемся на выручку товарища.

В сумерках мы расположились в овраге на отдых. Я крепко заснул и проснулся уже глубокой ночью. Светила луна, заливая серебром кусты и траву в нашем овраге. Ребята не спали и вели оживленную беседу.

Утром, на подступах к Ярцеву, бой разгорелся с новой силой. Гул разрывов сотрясал все вокруг. В него вплетались пулеметные очереди и бесконечная трескотня автоматов.

Мы находились в резерве, располагаясь в балке, и ждали приказа. Сверху к нам внезапно не сбежал, а скатился знакомый сержант из штаба.

- Товарищ лейтенант! - закричал он. - На штаб полка напали автоматчики! Комендантский взвод перебит. Начальник штаба послал за помощью! Скорее!

- Где штаб? - крикнул я.

- Здесь, недалеко. За кустами, на бугре.

- В ружье! - скомандовал я. - За мной!

Мы устремились за сержантом. На высоте, где располагался штаб полка, гремели выстрелы. Немногочисленные штабные работники, заняв круговую оборону, отстреливались от наседавших немецких автоматчиков. Их было человек сорок. Силы были слишком неравными, и исход боя не вызывал сомнений. Знамя полка и вся штабная документация находились под угрозой. Мы расстреливали фашистов в упор из автоматов. Вася Макаронов схватил ручной пулемет за ствол и, как дубиной, крушил им гитлеровцев.

Фашисты не выдержали нашего натиска, дрогнули и побежали. Мы кинулись за ними, на ходу расстреливая бегущих. Командир взвода автоматчиков, высокий и худой немец, попытался остановить своих солдат. Размахивая маузером, он что-то хрипло кричал им. На него бросились Шоев и Гусев. Немец в упор несколько раз подряд выстрелил. Шоев прыгнул в сторону и очередью из автомата уложил офицера. Две пули, выпущенные фашистом, попали в Гусева. Схватившись за простреленную грудь, старый воин простоял несколько секунд на месте, как бы в раздумье, а потом повалился навзничь.

С вражескими автоматчиками было покончено. Только не многим удалось скрыться в кустарнике. Все мы собрались около лежавшего на траве Гусева. Он умирал. На уголках рта выступили кровавые пузыри, из пробитой груди со свистом и хрипом вырывалось дыхание, глаза полузакрыты. Все стояли молча, низко опустив головы. Я наклонился к герою. Он слегка приоткрыл глаза и слабым, едва слышным голосом произнес:

- Умираю, товарищи! Отвоевался... Бейте проклятых... - кашель не дал ему закончить. Сняли каски. Сзади меня послышались всхлипывания. Плакал Кулисов, растирая кулаками слезы.

- He плакать, Кулисов, надо, а бить и уничтожать фашистских скорпионов! - с горечью закричал Шоев. - Я мало их убил! А теперь убью много! Автомат откажет - руками буду душить, зубами грызть, ножом резать!

Здесь же на склоне бугра вырыли мы могилу. Набросали в нее веток, травы и цветов. Осторожно опустили туда тело Гусева. Потом долго, без слов, стояли у свежего холмика. Над бугром, в синеве неба висел жаворонок и песней утверждал жизнь.