Две встречи. (И. Арамилев)

Забайкалье, река Витим

Я только что принял роту и еще не успел познакомиться с людьми, как в наш полк прибыл командир дивизии для вручения орденов. Мы стояли в резерве, и церемония была обставлена с подобающей торжественностью.

Полк выстроился на лесной поляне. Командир полка объявлял приказ командира дивизии. Награжденные один за другим выходили из строя и получали награды. Дошел черед и до моей роты.

- ...Гвардии ефрейтора Вензу - орденом Славы III степени.

Из шеренги отделился и, слегка прихрамывая, двинулся строевым шагом ефрейтор с бронзовым лицом и чуть раскосыми глазами. Он получил орден, громко ответил: "Служу Советскому Союзу", - и вернулся на место.

Меня поразило лицо ефрейтора, и в особенности его походка, подчеркивающя в нем человека большой внутренней силы и дисциплины.

Я - дальневосточник. Взглянув на Вензу, сразу понял, что ефрейтор - удэхеец, мой земляк. В Уссурийской тайге, во время охотничьих скитаний, мне доводилось встречаться с людьми из племени удэхе, ночевать в их стойбищах. Везде меня принимали как желанного гостя, в каждом селении были друзья.

Имя Вензы вызвало в памяти смутные воспоминания. Мне казалось, что я видел этого человека или слышал о нем, но вспомнить никак не мог.

Торжество кончилось. Командир дивизии уехал. После ужина я послал за Вензой. Ефрейтор постучал в дверь блиндажа, вошел молодцевато и доложил:

- Товарищ гвардии лейтенант, гвардии ефрейтор Венза явился по вашему приказанию!

Передо мной стоял подтянутый, одетый в новое летнее обмундирование воин-удэхеец. Он был строен, высок, карие глаза смотрели прямо и открыто. Только что полученный орден сиял на груди.

Я по-удэхейски поздравил Вензу с наградой, предложил сесть. Его, несомненно, удивило, что я заговорил с ним на его родном языке, но он ничем не выказал удивления. Чистое, выбритое лицо было неподвижно, непроницаемо.

И тут я вспомнил.

- Ты из стойбища Голубой барсук?

- Да, - ответил Венза. - Когда победим немца, поеду домой, в Голубой барсук.

- Твой отец Самарга, он ловит зверей для зоологических садов?

Венза согласно кивнул. Я спросил, давно ли он в армии, как воюет, с кем дружит в роте, получает ли письма от родных. Он отвечал кратко, с достоинством человека, привыкшего много думать, мало говорить.

Я отпустил Вензу и мысленно обратился к родным краям. Вот что вспомнилось мне.

Это было задолго до войны. Кончалось приморское лето с дождями и туманами, наступала чудесная сухая осень, желтели клены и дубки. Зори были нежны и красны, а днем небо ослепительно голубело и сверкало. У изюбрей и лосей начинались свадьбы. Рогачи трубили с утра до вечера: рев не умолкал в золотом осеннем лесу. Осень почему-то напоминала среднерусскую весну с разливом полой воды, вальдшнепиной тягой, глухариными токами. В такие дни меня охватывает странное беспокойство. Не могу сидеть дома, заниматься обычными делами. Мне кажется, что в природе настал большой праздник для званых и незваных, на который грешно опоздать.

Снаряжаю патроны, беру на ремень ружье и отправляюсь в тайгу. Неудачи мало огорчают меня. Люблю бродить в празднично одетом лесу, наслаждаюсь красотой осени, слушаю рев изюбрей, голоса птиц и счастлив безмерно.

В тот день я забрел в долину Трех Ручьев, между стойбищами Куты-Мафа и Голубой барсук. В моем ягдташе лежали два фазана. Порядочно устал и решил отдохнуть. Выбрал для привала укромную полянку, нарубил сушняку, развел костер, снял сапоги, куртку, ощипал фазана и подвесил тушку над костром.

Моя собака Джальма, спокойно глодавшая птичье крыло, вдруг насторожилась и зарычала. В этих местах водятся тигры и барсы. Да мало ли с кем встретишься в глухом лесу? На всякий случай взял в руки ружье, прислушался. В кустах хрустнула ветка. Джальма с лаем кинулась навстречу идущему.

- Своя, своя, - сказал кто-то, успокаивая собаку.

На поляну вышел худощавый старик с ружьем за плечами. Он смело шагнул к костру и улыбнулся. Я ответил такой же улыбкой. Это был удэхеец Самарга, знаменитый ловец зверей, которого знают во многих городах. Гость поставил ружье к дереву, снял заплечный пестер и сел на траву.

Фазан мой уже подрумянился. За едой мы разговорились.

Самарга рассказал, что его старший сын работает председателем рыболовецкой артели, младший же, Венза, непременно хочет быть солдатом. Ходил в военкомат, и там его забраковали. В детстве он сломал ногу и до сих пор немного прихрамывает. Парень сильно горюет, что не удалось попасть в армию.

Зверолов долго убеждал меня, что военные начальники не правы: Венза - молодец хоть куда, хромота ничуть не помешает ему воевать. Я обещал старику похлопотать за парня в военкомате.

Потом я рассказал Самарге новости, услышанные накануне по радио. Он заулыбался:

- Шибко хорошо. Спасибо твоя! Теперь Самарга туда-сюда ходи, другой люди говори: все люди радуйся.

Мы перебрались в тень, к стволу дуба. Старик подкинул на угли валежнику, костер зашипел, клубы золотистого дыма потянулись вверх. Какие-то птицы, розовато-сизые от солнечного блеска, пролетели над нами без крика. Из распадков подползала влажная, пахучая темнота, и воздух заметно холодел.

- Командир Москва езди? - неожиданно спросил Самарга.

Я сказал, что случалось бывать в Москве.

- Ленин своими глазами види?

- Нет, - ответил я с огорчением. - Не видел Ленина глазами. Ленин умер, когда я маленьким был.

- Твоя неправда говори! - возразил Самарга гневно и резко. - Ленин умирай нету. Ленин долго-долго живи, как гора, как река!

Хотел объяснить ему мою "неправду". Он сердито замахал руками, не стал меня слушать. Я смущенно умолк. Тогда Самарга, путая русские слова с удэхейскими, рассказал мне легенду: она была его правдой о Ленине.

"Ленин вовсе не умер. Он победил всех врагов, устроил порядок на советской земле, передал дела своим друзьям и решил отдохнуть. Но Ленин не такой человек, чтоб отдыхать, лежа в постели. Он взял ружье, вскинул котомку за плечи, пошел странствовать по земле.

Охотники порой встречают Ленина. У него рыжая бородка и зоркие молодые глаза. Он видит все. Взглянет на человека, сразу поймет, что у того на душе. Подойдет к охотничьему костру, спросит лесных жителей, справны ли ружья, здоровы ли собаки, довольны ли охотники порядком на земле. Ему отвечают: "Ружья справны, собаки здоровы, порядком довольны".

И еще он спросит: если враг нападет, готовы постоять за себя? Ему отвечают: "Отстоим все, что ты нам дал, что ты сделал для нас". Ленин улыбнется и пойдет дальше".

Самарга - незаурядный сказитель. Он старался наглядно изобразить, как идет, улыбается, разговаривает Ленин. Я с удивлением смотрел на его подвижное, выразительное лицо: оно становилось то ласковым или гневным, то суровым или печальным. Когда не хватало слов, старик выражал мысль глазами, руками, причмокивал языком. Мне казалось, я действительно вижу живого Ленина, путешествующего по широкой нашей земле.

А Самарга продолжал вдохновенный сказ, словно забыв про меня.

"На склонах Сихотэ-Алиня Ленин встретил злого духа Севона. Много веков Севон пугал дичь, мешал охотникам добывать зверя, птицу и рыбу. Ленин вступил в бой с Севоном. Хитер, жесток был Севон, обладал страшной силой: как травинку, вырывал с корнем столетние дубы и кедры, брал за хвост полосатого тигра, кидал через Амур.

Все трепетали перед Севоном. Ленин не испугался. Они долго боролись. Шум битвы разносился по всему Приморью. Земля тряслась, падали деревья, сдвигались горы, скалы отрывались от берегов. Вот какова была битва!

Ленин поборол Севона, сбросил труп в Ачжю, и река унесла врага охотников в океан. Легче стало промышлять в тайге. Охотники живут богато.

Ленин дал новый закон и тайге. Тайга стала другом людей с чистым сердцем, с чистой совестью, а кто жаден, труслив, обижает слабых, пьянствует, ругается, от того бежит зверь, улетает птица; уплывает рыба. Счастье и радость вошли в стойбища, чумы, избы, юрты, фанзы".

Я стал записывать легенду в блокнот. Самарга следил за моей рукой. Когда кончил записывать, он попросил прочесть ему вслух. Я читал медленно и громко. Самарга слушал и улыбался, довольный, что бумага разнесет его слова в далекие города и села.

У Безымянного притока Самарга простился со мной, сел в оморочу - маленькую долбленую лодку из липы, взмахнул веслом, и река понесла его по течению. Я смотрел ему вслед. Ветер донес песню. О чем пел старик, не знаю. Может быть, он слагал новую легенду, чтобы рассказать на привале охотникам и обрадовать людей: у него было доброе сердце, он любил землю и людей, живущих на земле по закону Ленина.

Все это вспомнилось мне теперь, когда ушел из блиндажа гвардии ефрейтор Венза, охотник-удэхеец, знатный снайпер роты, награжденный орденом Славы.

Я написал письмо Самарге и жителям стойбища Голубой барсук. В нем рассказал, как воюет Венза вместе с русскими братьями за Советскую Родину, за наше счастье.