Патриот. (И. Докукин)

Бобровая плотина

О полковнике Льве Михайловиче Доваторе наш народ узнал по первым сводкам Совинформбюро, когда в грозном 1941 году кавалерийская группа под его командованием действовала во вражеском тылу, нанося удары по коммуникациям противника, уничтожая его транспорт, склады и штабы. В дни боев за Москву конный корпус под командованием генерал-майора Доватора дерзкими контратаками не раз срывал действия вражеских соединений, рвавшихся к столице, громил их.

Большой страстью этого талантливого и храброго командира была охота, которой он отдавал немногие часы досуга.

Впервые

Вырвавшись из Москвы, автобус мчится по загородному шоссе. Навстречу радостно и торжественно в ярком блистанье солнца летела весна.

- Внимание, друзья! - заговорил Доватор. - Здесь сегодня много молодых, начинающих охотников. Предупреждаю о дисциплине на охоте.

- Для чего такое предупреждение? - подумал я. - Во-первых, каждый, видимо, понимает, а во-вторых, воинская дисциплина обязывает везде быть выдержанным, особенно на охоте.

В доме охотничьего хозяйства ждали нашего приезда. На широком столе, накрытом цветастой скатертью, тонко посвистывал самовар. Около стола суетилась женщина, хозяйка дома, расставляя тарелки, полные маринованных грибов и соленой вилковой капусты, обильно усыпанной бусинками темно-красной клюквы.

- Ну как тут не побаловаться чайком, - засмеялся Доватор, поздоровавшись с хозяйкой.

- Пожалуйста, Лев Михайлович, самовар целое ведро вмещает. Мало будет, еще вскипячу.

В сенях заскрипели половицы, открылась дверь, пахнуло холодом. В дом вошел егерь.

- Просим, просим, - тепло приветствовал его Доватор. - Садитесь за стол, рассказывайте, как там тетерева.

- Тетерева есть. В нескольких местах токуют. Я уже шалашей наготовил к вашему приезду. Судя по всему, охота должна быть удачной.

...Ночь. В доме тихо, на стене размеренно отсчитывают секунды часы-ходики. Погасили лампу, и в комнате все заголубело в лунном свете. Я не сплю. Волнуюсь за предстоящую охоту.

Из комнаты во двор выходят Кукушкин с Судариным - бойцы нового пополнения. Невольно слушаю их разговор.

- Как ты думаешь, Андрей, кто он такой? - спрашивает Сударин.

- Полковник-то?

- Да.

- По-моему, казак.

- У меня зародилась думка: не с родни ли он Чапаеву?

...Рассвет. Первым поднимается полковник. Быстро одеваемся, выходим. Еле ощутимый ветерок нежно гладит лицо. Под ногами со звоном ломается ледяной хрусталь. Сапоги утопают в мокрой мякоти мха. Где-то певуче звенит говорливый ручей. Идем долго, наконец, останавливаемся.

- Не курить и не кашлять, - предупреждающе шепчет егерь, заваливая за мной ветками вход в шалаш.

Осваиваюсь на новом месте. Подо мной настил из сосновых веток. От стойкого запаха щекочет в носу. Снимаю сумку, вслепую заряжаю ружье. Долго всматриваюсь в темень, пытаясь увидеть шалаш, в котором расположился Доватор, но ничего не вижу. Подбадривая друг друга, где-то высоко-высоко летят журавли. Над шалашом с шипом и тонким посвистом пронеслась стайка чирков. Вскакиваю на колени и хватаю ружье, но тут же замираю. Что это? На поляне в зеленом сумраке - тетерев. Зорко оглянувшись, птица пригибает к земле голову, чертит по траве косыми крыльями.

"Бить? Нет, обожду, пока не подойдет на выстрел".

Сильно колотится сердце.

- Чуф-фы! - прошипел петух и замер.

- Дзинь-синь, - прозвенела в кустах синица.

- Чуф-фы! - повторил грозно косач, нахохлившись. Зачарованно рассматриваю лесного красавца, забываю обо всем. Вижу его красные брови, черную грудь с нитями перламутра и искристый бронзовый отблеск могучих, с белыми перевязками, крыльев.

- Почему не стреляет полковник, ведь тетерев ближе к нему, чем ко мне?

- Чуф-фы! Чуф-фы! - разносится все отчетливее и азартнее.

На сухих сучьях, словно заброшенные кем-то шапки, чернеют еще шесть тетеревов. На самой макушке березы - четыре тетерки. Вот две из них плавно слетели вниз, а оставшиеся на месте с любопытством смотрят на золотой от утреннего солнца ковер поляны.

- Чуф-фы! - продолжает настойчиво и азартно токовик, суетясь среди слетевших на землю тетерок.

Вскоре с березы к токовищу слетели все петухи. Сидящие на земле тетерки снова поднимаются и рассаживаются на макушке березы, вытянув от любопытства шеи. Раздается многоголосое бормотание всей стайки. Самцы одновременно зачуфыкали, забегали, и вскоре залитая солнцем поляна превратилась в арену яростного сражения.

Отливая вороненой синевой перьев, навстречу друг другу с яростным шипом сходятся два петуха и, одновременно подскочив, разбегаются. В воздухе плавают тетеревиные перья.

Выбираю себе цель - вон того, самого крупного, который появился на поляне первым. Не спуская с него глаз, осторожно поднимаю ружье, ловлю на мушку намеченную жертву. Раскатистое эхо выстрела отдается в дальних лесах. Все птицы на какое-то мгновение замирают.

- Уби-и-л! - кричу от радости и выскакиваю из шалаша.

С березы бесшумно взлетают тетерки, с поляны мгновенно поднимаются тетерева, в том числе и тот, в которого я стрелял. Неожиданно гремит выстрел. Передо мной, распластавшись, падает тетерев. Он убит Доватором. Полковник выходит из шалаша и, не торопясь, поднимает о земли дергающегося тетерева.

- Эх ты, голова с затылком - говорит он укоряюще. - Какую зарю испортил. Ведь предупреждал о дисциплине на охоте. Зачем выскочил из шалаша? Ищи теперь тетеревов. Возможно, они где-нибудь будут тебя ждать. Охо-отник...

И я пошел. Пошел бесцельно, с обидой на самого себя. Возвратился поздно вечером, убив за весь день трех сорок и ястреба.

- Лапы убитых сорок взял? - спросил Доватор. - Нет? А как же ты докажешь, что уничтожил четырех вредных птиц?

- А я и не собираюсь никому ничего доказывать, товарищ полковник. Просто убил и все.

- А на охоту еще поедешь?

- Поеду.

- Молодец! - обрадованно потрепал меня за плечо полковник. - Тебя не огорчила первая неудача. И правильно. Дело не в трофеях...

Испытание

Случилось это на тактических занятиях. Командир отделения Воронов, не сдержав разгоряченного коня, упал вместе с ним в овраг. Требовалась немедленная медицинская помощь. Командир взвода приказал рядовому Граблину отправиться в часть и сообщить о случившемся. Повторив приказание, Граблин ускакал, но вскоре вернулся.

- Товарищ лейтенант, ваше приказание выполнить не могу, - доложил он.

- Почему?

- Лес там. Боюсь.

От злости на скулах командира взвода появились белые пятна. Он хотел потребовать от солдата во что бы то ни стало исполнить приказание, но раздумал. Упрекать Граблина не было смысла. Вернее - послать другого гонца.

- Так-так, леса, значит, боишься? - спросил Граблина Доватор, узнав об этом случае.

- Боюсь, товарищ полковник. С людьми еще ничего, а как остаюсь один - страх так и захватывает. А отчего, и сам не знаю.

Доватор изучающе посмотрел на Граблина, не веря, что этот физически сильный боец может бояться леса.

- Ну что ж, будем тебя лечить, товарищ Граблин.

- Я здоров, товарищ полковник.

- Здоров, да не совсем, - возразил Доватор. - Волю! Волю надо воспитывать в себе, молодой человек.

Незаметно пролетело лето, полное напряженной учебы и труда. Приближалась осенняя инспекторская поверка. О случае с Граблиным, казалось, забыли, но...

В конце ноября выпал обильный снег, охотники настойчиво заговорили об охоте. И вот мы на первой пороше. Среди нас оказался и Граблин.

- Ты у меня смотри, - внушал ему председатель охотколлектива. - Чтоб никаких там этих... Понял? Сам полковник распорядился тебя взять.

Ночевали в знакомом доме. Утром после подъема полковник неожиданно приказал:

- Снять нательные рубахи. На физзарядку!

В лесу затеяли игры в снежки. В дом вбегали раскрасневшиеся, разгоряченные, веселые. После завтрака вышли на охоту. Натягивая поводки, с визгом рвались вперед соскучившиеся по лесу собаки. Шагали по свежему санному следу, уже проложенному кем-то в зимний лес.

- Денек сегодня пасмурный, - заговорил егерь, взглянув на серое небо. - Это хорошо. Белячок сейчас вовсю жирует в осинничке. - И посоветовал: Главное на охоте, ребятки, - это смекалка, ну и, конечно, собачье чутье. Надо быстро определять заячий лаз. Ну, вот мы и пришли. Значит так, начнем отсюда. Расходитесь в цепь, а я... Искать! - крикнул егерь краснопалой Джальме, спустив собаку с поводка. За Джальмой по пушистому снегу кинулись еще два гончака.

- Дай, дай, дай! - подзадоривающе крикнул егерь.

- Дай, дай, дай! - вторили охотники.

Лес наполнился прерывчатым тявканьем собак.

Прав был егерь. Не успели охотники пройти и сотни шагов, как слева раздался первый выстрел. С той стороны, откуда он прогремел, на просеку с округлыми, навыкат, глазами выкатил ошеломленный заяц.

- Бей! - крикнул егерь Граблину.

Солдат вскинул ружье и, не целясь, выстрелил.

- Шумовой, леший-те по уху, - проговорил егерь. - Стой здесь и жди, пока не вернется. Никуда не уходи. А вернется он обязательно. Эх, какого промазал. Надо было побольше упреждение взять. Вон с какой скоростью летел, как истребитель. Ну ладно, оставайся. Помни - ни шагу, пока гон не уйдет.

Заливаясь усердным лаем, собаки уходили все дальше и дальше. Гон, так хорошо и просторно откликнувшийся в лесу, стал наплывать, наливаться, приближая ту счастливую минуту, когда сквозь прочие звуки слышишь только один - стук своего сердца.

Граблин стоял там, где ему указал егерь. В ожидании прошло больше часа, а зайца все не было.

Наверняка его кто-то убил, - подумал Граблин и зашагал на призывной звук егерского рожка, извещавшего о привале.

Около огромной сосны жарко горел костер. На деревьях развешаны ружья, сумки, патронташи, зайцы. На снегу лежали уставшие собаки.

- Удачная сегодня охота, ничего не скажешь, - заговорил Доватор.

После отдыха у костра Доватор обратился к товарищам.

У следа

Хочу знать, друзья, как вы ориентируетесь в лесу. Слушайте задачу...

Он наметил по карте каждому маршрут движения, установил время прибытия к месту сбора. Посмотрев на часы, добавил:

- Вот каждому по компасу. Действуйте. Буду встречать на месте сбора.

- Может быть, вдвоем пойдем? - шепнул мне Граблин.

- Нет, я пойду по своему маршруту, как приказал полковник.

Граблин тяжело вздохнул.

Неожиданно повалил снег. В лесу стало темно и мертво. Около опушки Граблин остановился, посмотрел в сторону сосны-великана. Все - и люди, и костер, и сама сосна - словно растворилось в белой мгле. В лесу ни звука. Снежной пушистой простынью покрывались старые следы.

Граблина охватил страх. Однако, постояв, он вынул из кармана компас, осмотрелся и зашагал.

- Вот какое лекарство придумал мне полковник, - думал он, перепрыгивая через поваленные деревья. -Плавать так учат: бросят в воду, и хочешь плыви, хочешь тони. Так и меня бросили. Ну, ничего...

- Э-ге-гей! - крикнул Граблин вдруг протяжно.

- Э-эээй, - ответило лесное эхо. И снова тишина и одиночество, падающие хлопья снега и темнота леса.

Солдат вышел к редкому осиннику. На полянке, около стога сена, резвились два беляка. Один из них скакал вокруг стога, другой обгладывал осиновые ветки. Граблин лег на землю и пополз к стогу Над головой неожиданно застрекотала сорока. Оба зайца вздрогнули, прижали к спинам уши. В следующий миг они уже стремительно удирали. Граблин вскочил и дважды выстрелил в одного из них. Белый в искристой голубизне беляк перевернулся и замер.

- Доше-ел - крикнул Граблин неизвестно кому, ощущая в руках тяжесть и тепло добычи. Расшвыривая сапогами рыхлый снег, пошел дальше. Вдруг заметил, что совсем забыл о страхе. Вместо него пришло какое-то новое, радостное чувство. Чувство общения с природой, захватывало целиком. Он замечал теперь то, чего раньше, подавленный страхом не способен был заметить. Лес и ночью был прекрасен в своей величавой таинственной не подвижности.

Впереди показался темный предмет. Это был дорожный столб - знак поворота. Граблин еще больше повеселел. Через несколько минут впереди замаячила знакомая деревня.

- Ну как, не страшно было одному в лесу? - лукаво спросил Доватор.

- Не помню, товарищ полковник. Не до страху было, - сказал Граблин, снимая с плеч трофей...

Один патрон

Предновогоднее утро. До подъема еще несколько минут, но некоторые красноармейцы уже проснулись и тихо перешептываются между собой о предстоящем празднике.

- Иду сегодня с девушкой на новогодний вечер, - поделился сержант Кукушкин. - Сапоги хромовые попрошу у старшины, а шпоры у командира взвода.

На столе дежурного по эскадрону неожиданно зазвонил телефон.

- Слушаюсь, товарищ полковник! - кричал в трубку дежурный.

И, положив трубку, объявил:

- После завтрака отделению сержанта Кукушкина подседлать лошадей и при полном боевом построится у штаба. Получить на сутки сухой паек, по десятку патронов, суточную норму овса.

- Вот тебе и праздник! - растерянно проговорил Кукушкин. - И всегда у нас, разведчиков, все не как у других.

Сержант взял из пирамиды карабин, протер его, заглянул в канал ствола.

- Неужели опять стрельба? Протру на всякий случай. Только непонятно, почему под новогодний праздник? Не знаешь? - спросил Кукушкин у дежурного.

- Полковник не сказал, куда и зачем. Построиться - и все.

...По небу плыли серые, рваные тучи. Вокруг все притихло, притаилось, словно перед грозой. Даже крика галок не слышно, не видно на дорогах постоянных спутников конницы - воробьев.

- Споем? - встрепенулся вдруг Кукушкин.

- С тобой, сибиряк, не захандришь, - обернулся Доватор.

- Сибиряки не хандрят, товарищ полковник. Хандрить будем, когда завьюжит.

Полковник набрал повод:

- За мной, рысью, а-а-арш!

По дороге гулко разнесся копытный перестук. Ветер становился все сильнее, порывистее. На сапогах и шинелях образовался налет рябоватого льда. Крутящийся смерч ерошил гривы лошадей, засыпал их колкой крупой, больно хлестал по щекам всадников.

- Не замерзли? - обернулся Доватор. Ветер трепал полы его шинели, гасил и не мог загасить вспыхнувший на щеках от мороза румянец.

- Все в порядке, товарищ полковник, - ответил Кукушкин. - Тут не кто-нибудь, а разведчики.

Какова цель выезда? - терялся в догадках сержант. Он вспомнил свой первый день, когда прибыл в полк. Полковник ходил тогда вдоль рядов новобранцев, распределяя их по эскадронам.

- Откуда родом? - спросил он Кукушкина.

- Сибиряк, товарищ полковник.

- Охотник?

- А как же.

- В разведчики!

- Повод! - послышалась команда. Окутанные снежной пылью, неудержимо неслись к лесу разгоряченные кони. От потных боков лошадей валил густой пар. В лесу чисто, как в прибранной к празднику горнице. Спешились. Ослабив подпруги, Доватор ласково похлопал по шее Дружка, накинул на спину попону. Мягкими губами Дружок осторожно взял из рук Доватора кусочек сахара.

- Ну и прогулочка, товарищ полковник.

- Разводите костер!

- Товарищ полковник, а вы обратили внимание? - затаенно проговорил Кукушкин.

- На что?

- На лосиный след. Свеженький. Вот бы сейчас...

- Лосей стрелять запрещено.

- Знаю, - вздохнул Кукушкин.

- А хотелось бы?

- Что вы, товарищ полковник. Ведь я же сибиряк. А у нас, сибиряков, в крови есть частичка пороха. Чуть что, так и вспыхивает.

Доватор лукаво улыбнулся:

- Хотел, Кукушкин, показать тебе один документ, но боюсь, что вспыхнешь.

- Какой, товарищ полковник, если не секрет?

- Вот разрешение на отстрел лося.

- Товарищ полковник! - вскочил сержант. - Почему же вы... Может, мы сюда за этим и приехали? - В сияющих глазах сержанта запрыгали по бесенку.

Закурив, Доватор сказал:

- Предоставляю тебе, Кукушкин, право израсходовать один боевой патрон. Только один. Промажешь - все! Убьешь - встречаем новый год с лосятиной.

...После часовой погони Кукушкин наткнулся на площадку, утоптанную лосем; здесь зверь отдыхал, даже пытался пощипать кусты и отсюда характер следа резко изменился. Почуяв опасность, лось пошел вскачь, делая гигантские прыжки.

Кукушкин сбросил с себя шинель, мешавшую погоне, то и дело смахивал рукавом гимнастерки пот с лица. От долгой ходьбы не слушались ноги, перед глазами роились желтоватые пчелы, от которых невозможно было отморгаться. Но и лось начинал уставать. Это угадывалось по тому, как он обходил поваленные деревья, по изменениям аллюра.

И вдруг - вот он, на расстоянии выстрела. Гордо посажена крупная голова, причудливо ветвятся рога. Идет с трудом, припадая на каждом шагу. Большие уши животного слегка наклонились вперед, судорожно вздымались мохнатые, блестевшие от пота бока. Свистящее дыхание вырывалось из его ноздрей. Вот лось приостановился, вскинул голову.

- Промахнусь, обязательно промахнусь, - подумал сержант.

Он поднял карабин, прицелился. На мушке карабина, словно черное яблоко мишени, - глаз лося. Не дыша, сержант перевел мушку под лопатку.

А лось стоял, хватая губами осинки. Вот он махнул головой - обломилась с треском ветка, слетела, воткнулась в снег.

Кукушкин опустил карабин, но тут же вскинул и вновь прицелился. И опять задрожала рука, запрыгала мушка. Нет сил нажать на спусковой крючок.

- Да что же это со мной? Раньше ничего подобного не случалось.

Откуда-то вдруг появился заяц-беляк, притулился под елкой, тоже уставился на лося черносливинами глаз. Аппетитная ветка осины, сломанная лосем, манила его. Заяц сделал несколько прыжков, без боязни приблизился к лосю, схватил ветку, часто заработал челюстями. Дятел челноком занырял по березовой сушине. Дрр-ррр! - разносилось по лесу,

- Нет, не могу...

В отчаянии сержант рванул на себя рукоятку затвора. Из казенника вылетел и утонул в снегу патрон. Поодаль на снегу, словно всплески киновари, засинели оставленные лосем следы…

Кукушкин подошел к костру, дрожащими, непослушными пальцами стал сворачивать самокрутку. В котелках хлюпала варившаяся каша, ароматно пахло мясными консервами.

- Почему молчишь? - спросил Доватор.

Сержант почувствовал, как волнение комком останавливается в горле, не давая ни дышать, ни говорить. Доватор внимательно наблюдал за сержантом, уловил облегченный вздох и, поняв, улыбнулся.

- Молодец! - только и проговорил он. - Ты настоящий охотник...

В казармы возвращались вечером. В синеватом воздухе кружили блестящие снежинки, вспыхивали клетки окон, заманчиво напоминая об уюте обжитых домов. И луна, и звезды, по-зимнему крупные и дрожащие, струили на заснеженные голубые крыши Домов переливчатый алмазный свет.

- Вы меня извините, товарищ полковник, - после долгого молчания заговорил Кукушкин. - Сегодня в Подмосковье я вдруг увидел свою родную Сибирь. Увидел и душой размяк. Бывает же такое.