На открытии осенней... (В. Золотарев)

Неспокойное утро

Мое давнишнее увлечение - охота. С юных лет ее люблю, особенно осеннюю. Она всегда богата и разнообразна. Ее открытия ждешь каждый раз с нетерпением, как желанный и большой праздник.

...14 августа. Еще с утра все тщательно подготовлено. Поздно вечером еду на Савеловский вокзал. Почти вся группа в сборе. Ждали только А. А. Вишневского. Заядлый охотник, он собрался, вместе с нами на открытие сезона.

Проходила минута за минутой. Скоро отправление поезда, а Вишневского все нет. Наконец, Александр Александрович показался на перроне, все с облегчением вздохнули. Он был в генеральской форме, в шинели, хотя обычно ездил на охоту в гражданском костюме.

Заходим в вагон, снимаем рюкзаки, сумки, ружья и рассаживаемся. Поезд трогается.

Александр Александрович снимает с себя шинель, фуражку, вытирает платком лицо.

- Думал, что опоздаю, - говорит он, вздохнув с облегчением. - Некогда было даже переодеться, прямо из института на вокзал. Хорошо, что шофер с утра все уложил в машину.

Так вот почему он в форме.

- Что-нибудь случилось в клинике?

- Да ведь в такой день, которого с нетерпением ожидаешь, как на грех что-нибудь непредвиденное непременно случается. Собирался уже выходить из института, как привезли тяжелобольного. Оперировать надо было немедленно. Увидел лицо больного, встретился с ним глазами и понял, что надо остаться. Решил операцию сделать сам. Сорок минут. Случай очень интересный. Вот так. И на поезд не опоздал, и можно будет завтра немного отдохнуть! Побыть среди природы. Впереди у меня проверка одной интересной методики операции на сердце. Существующая, которой придерживается большинство врачей, несовершенна. Напряженно ищем новых путей. Экспериментируем, снова экспериментируем. Сначала на наших милых собачках, потом еще и на обезьянках. Моих обезьянок ты видел? - обращается он ко мне.

- Как же, Александр Александрович! И ваших обезьянок, и пингвина. Видел не раз. Но меня интересуют дикие гуси, которых вам прислали с Новой Земли.

- Почему же?

- Если бы вы разрешили взять их весной на охоту в качестве подсадных...

Александр Александрович весело рассмеялся.

- Подсадных? Это интересно. Пожалуй, разрешу. А здорово ведь! - оглядел он нас. - Едем на охоту! Завтра утром будем встречать рассвет на Волге, любоваться полетом диких уток, может быть, даже побухаем по ним... Даже не верится, право!

- Должны побухать, - уверенно заявляем мы. - Уток в этом году порядочно.

С нами ехал председатель Всеармейского военно-охотничьего общества.

Он рассказал, что запрещение весенней охоты значительно увеличило бы количество птицы, но ненастная погода на зимовках, браконьерство, а здесь - неорганизованный туризм уменьшают поголовье дичи. Птице не бывает покоя. Если будет так продолжаться и дальше, через несколько лет дичь там может исчезнуть совсем.

- А что ты, Виталий, делал, когда весенняя охота была запрещена?- лукаво улыбаясь, спрашивает меня Александр Александрович.

Военный хирург А. А. Вишневский

- У меня было такое чувство, словно не хватает чего-то очень дорогого, близкого, к чему давно привык и без чего уже не могу обходиться, - ответил я. - И все равно выезжал на Волгу, да только без ружья... По утрам выходил к берегу, смотрел на запоздавший ледоход, видел, как с криком стремительно проносились надо мной чайки, пролетали утки и вереницы гусей. Я любовался всем этим.

- Да, пожалуй, весеннюю охоту не следовало бы запрещать. Нельзя лишать охотников приятного и здорового отдыха. Ограничить ее сжатыми сроками, и достаточно, - сделал вывод Александр Александрович.

За разговорами незаметно пролетели пять часов, и вот уже колеса загрохотали по горбатому железнодорожному мосту. Еще минута, и поезд останавливается на станции Скнятино.

Жадно гляжу в окно. Вдали блестит широкая гладь Волги. За ней - бескрайние леса. Солнце неторопливо опускается в малиновое зарево на горизонте, обещая на завтра ведренный день и приятную охоту.

Скнятинское хозяйство обширное. Дичи здесь много, и самой разнообразной. В 1949 году на Печухнинский полуостров завезли с Дальнего Востока диких кабанов. Теперь их сотни. Интереснейшая охота на них проводится в хозяйстве весь разрешенный сезон.

- Ну как, Михаил Борисович, уток привязали? - обратился к начальнику хозяйства Александр Александрович.

- Уток почти нет, одни только чирки, - отшучивается Захаров.

Во дворе хозяйства в окружении многих егерей и съехавшихся охотников мы увидели сидящего на лавочке страстного охотника, обаятельного человека и интересного рассказчика Главного маршала артиллерии Николая Николаевича Воронова. Он тепло приветствовал нас.

- На уток небось?

- Да, Николай Николаевич, - хором ответили мы.

- А меня вот в лес тянет. Говорят, тут недалеко, за торфяными карьерами, тетеревиные выводки подымали. Хочу побродить. Может, и найду что.

- Возьмите егеря, он проводит вас к проверенным выводкам, - предлагает один из охотников.

- На готовые какой интерес, - решительно отказывается от предложения маршал. - Сам разыщу. - Немного помолчав, добавил:- На охоту едешь ведь не только для того, чтобы непременно убить. Я вот прошлой осенью побывал в дельте Волги. Охота там сказочная. Но в памяти сохранились не только удачные дуплеты по налетающим табункам уток или косякам гусей, а главным образом своеобразная, неповторимо красивая, очаровывающая каждого волжская природа. Я охотился во многих местах - и у нас, и за границей, но ничего похожего нигде не встречал.

- Вероятно, там много птицы остается и на зиму?

- Нет. В декабре уходит дальше на юг. Дельта Волги зимой покрывается сплошным льдом.

- А сколько там можно набить уток? - срывается у кого-то нескромный вопрос.

- В хозяйствах, как и у нас здесь, отстрел строго ограничен. А в заказниках всякая стрельба вообще запрещена. Любителям природы и охоты побывать в таких местах интересно и полезно. Полагаю, гораздо интереснее и полезнее, чем проводить время на курортах или в домах отдыха, когда к этому нет показаний. Для меня охота - лучший отдых.

Задолго до рассвета, когда вода в реке казалась мрачно-темной, мы сели в моторные лодки и разъехались по охотничьим угодьям. В Скнятино такими местами являются Панка, Дымовка, Харлово, Кулигино и, пожалуй, заводи Брыкинского острова.

На Панке тихо. Есть какая-то особая, непередаваемая прелесть природы перед рассветом. Вас высадили в шалаш-бочку, и вы сидите, ждете, когда посветлеет и можно будет стрелять. В стороне от вас на воде переливается лунная дорожка, впереди камыши и тихие задумчивые плесы; на них, насторожившись, сидят утки.

Шалаши-бочки ставят в местах, где больше всего держатся утки. Бочка на три четверти погружена в воду, над поверхностью выступает только ее верхняя часть, искусно замаскированная ветками. Бочку прикрепляют ко дну кольями. В середину ставят чурбан. На него можно присесть, когда захочется отдохнуть.

Бочка, в которой сидел я, была установлена у самой кромки камыша. Впереди, метров на двести, расстилалось чистое зеркало воды, лишь кое-где запятнанное островками ряски и трилистника. Высадив меня, егерь уехал. Выбраться из бочки и выйти на берег невозможно, если даже и захочешь: берег далеко, а глубина воды вокруг по грудь.

Иногда егерь не уезжает, а отъедет куда-либо в сторону, загонит лодку в камыши и ожидает. Если видишь, что сбитую утку уносит ветром, покричишь ему, и он тотчас подъедет.

...Светает. Все четче выступают окружающие камыши и кустарники. От поверхности воды спиральными завитушками подымается голубоватый теплый пар. Тихо шумит камыш. Мягкие, пушистые метелки сонно раскачиваются под свежим утренним ветерком.

Неожиданно приходит мысль, что сейчас, когда сидишь в шалаше с ружьем в руках, смотришь на перламутровый блеск розовеющей зари, домашние и знакомые еще спят. Сегодня воскресенье. Одни отсыпаются, а другие, в том числе и некоторые мои товарищи, валяются в постели не от лености, а от неумения правильно организовать свой отдых. И мне хочется шепнуть им: "Друзья, проснитесь! Не укорачивайте жизнь свою! Посмотрите, какой рассвет, как легко дышится на заре, какое наступает прекрасное утро!"

Вдруг у самого уха что-то фыркнуло, почувствовалось легкое дуновение ветерка, и передо мной совсем рядом на тоненькой камышинке уселась желто-золотистая юркая птичка. Оперение ее скромное, но привлекательное.

- Си-си-си-си! - послышался над головой свист утиных крыльев.

Смотрю в серое небо, где гаснут угли созвездий, но уток не вижу.

Проходит еще минут пять.

- Грох-х! - раскатился над водой первый выстрел из дальнего угла Панки.

- Ох-ох-ох! - запрыгало по воде эхо.

- Началось, - подумал я с завистью. - А у меня пока ничегошеньки нет.

Тишина. Где-то в камышах простонала кряква. Становится светлее. Уже можно бы и стрелять.

Наконец, позади меня, из-под леса, куда далеко вдавалась заросшая камышами заводь, стали хлопать подымающиеся на крыло утки. Проходят секунда-две, и я вижу, как на меня летит первая кряковая.

Утреннюю тишину разрывает грохот выстрелов.

- Бах! Бах! Ба-бах!

Я, как в осаде. Вокруг меня дуплетом и поодиночке разряжаются ружья.

- Шлеп! Шлеп! - слышится сбоку падение первых трофеев.

- Гук! Гук! - это далеко. Где-то на той стороне Волги. Звуки гулки и раскатисты по воде.

Проходит минут 5-10 горячей баталии, и выстрелы становятся реже.

Восходит солнце. Противоположная сторона Волги расцвечивается яркими осенними красками. Стройные стволы сосен на Брыкинском острове стали золотистыми.

Я встал в бочке во весь рост и начал осматриваться. Вот под берегом, с полкилометра от меня, чуть темнеет шалаш, где высадили Александра Александровича. Внимательно рассматриваю в бинокль "сидку" охотника. Неожиданно увидел очень красивый момент его стрельбы: смотреть со стороны, как удачно сбивает уток ваш сосед, тоже интересно. Низко-низко над камышами летели две крякуши. Александр Александрович заметил их и поспешно присел.

Утки подлетели спокойно. Вот они уже совсем рядом с "сидкой" охотника, вот над его головой. Немного уходят в сторону... "Надо же стрелять!" - хотелось крикнуть, и тут высовываются из бочки стволы. Вижу струю дыма, чуть позже доносится грохот. Утка свертывается в воздухе в бесформенный комок и камнем падает вниз. А охотник, не теряя ни секунды, ведет стволами за второй (она успела подняться ввысь). Достает и ее. Она падает вслед за первой, раскалывая на куски голубеющее под солнцем стекло залива.

Здорово! Размахиваю над головой кепкой и кричу Александру Александровичу:

- С по-ле-е-ем!

Он услышал мой голос, надел на стволы фуражку и несколько раз поднял и опустил ее.

Солнце поднялось уже высоко. Девять часов. Нас из шалашей берут на борт лодки и вывозят на берег. У всех счастливые лица и, конечно же, приподнятое настроение. Спешим поделиться успехами, рассказать о курьезах, без которых не обходится ни одна охота.

Вишневский доволен: он лидирует. На его счету 3 чирка и 2 кряковые. У других на одну-две меньше, а кое-кто довольствуется лишь приятным отдыхом.

Собрав ружья, рюкзаки и трофеи, двигаемся к катеру. С него уже подают сигналы.