Псовая охота (Н. Н. Каразин)

^* (Публикация и предисловие Н. Пахомова.)

Псовая охота с многочисленными стаями гончих, со сворами борзых собак и верховыми охотниками навсегда ушла в прошлое. Содержать такие охоты могли только очень состоятельные люди. Но истинными создателями псовой охоты как национального спорта и школы кавалерийского воинского мастерства были простые русские люди, незаметные ловчие, псари и выжлятники. Именно ими были выведены всемирно известные породы борзых и гончих собак, высоко ценимые и ныне во всех странах мира. Их трудом и умением была создана своеобразная культура этого увлекательного спорта.

Очерк "Псовая охота" принадлежит перу талантливого писателя и художника Н. Н. Каразина, умершего в конце 1909 г. Он был опубликован в журнале "Нива" № 37 за 1898 год.

Несмотря на то что рассказ ведется от лица привелигированного гостя такой охоты, очерк интересен для каждого, кто любит и хочет знать историю нашего охотничьего спорта.

Поскольку автор писал об охоте со своими современниками, известными по тем временам людьми, он маскировал их истинные фамилии под литерами.

I

Мы приехали к помещику Ш.^*, одному из богатых крупных землевладельцев, провести недельку-другую в его усадьбе и поохотиться, как говорится, всласть. День нашего приезда совпал как раз с кануном первого сентября - с законным сроком охотничьего долготерпенья. Ведь всем известно, что до этого желанного дня всякие травли дикого зверя строго запрещены законом.

^* (Барон С. Р. Штейнгель. - Н. П.)

В тот же день, вечером, назначено было первое охотничье совещание и рассмотрение планов целого ряда последующих охот чуть ли не на весь осенний сезон.

Все собрались в роскошной столовой замка. Дом был построен в старогерманском стиле с башнями, гербами над входами и многими причудами, а потому название "замок" очень к нему подходило, хотя дело происходило в Пензенской губернии.

Сам хозяин - человек молодой и энергичный, хозяйка - тоже. Дом поставлен на барскую ногу. Порядок во всем образцовый, а потому и совещание наше носило характер серьезный и основательный.

Во-первых, тщательно рассмотрены были планы местностей для предстоящего наезда, установлена последовательность, с которой надо было брать острова, определены пункты сборов и бивуаков. Душою заседания был, конечно, опытный и лихо знающий свое дело заведующий всею охотою Б^*.

^* (Иван Севастьянович Бровцын - о нем смотри очерк "Портреты гончатников". Охотничьи просторы. Альманах № 10, М., 1958.)

Глядя на его огромную, приземистую фигуру в казакине из грубого верблюжьего сукна, с кинжалом на простом ременном поясе, кто бы мог подумать, что в душе этого человека скрыты целые сокровища знания и опыта?! Он горячо и с уверенностью объяснял все, что нам предстоит. Он уже целую неделю заганивал лихих кабардинских скакунов на рекогносцировках, обскакал чуть ли не пол-уезда, вынюхал все лесные закоулки, знал наизусть, где сидят заяц, где лисица, сколько их в каждом островке, где приютились волчьи выводки, - одним словом, ни один градоначальник не мог бы так хорошо знать вверенное ему двуногое население города, как Б. знал все пушное, четвероногое. Старые, опытные немвроды только хмурили брови и пощипывали концы седых усов, слушая его россказни и обещания, молодежь захлебывалась от восторга и нетерпения, а Б. так и разжигал своими докладами.

- Под Татарскою кручею, ваше сиятельство, - говорил он, тыча пальцем в замысловатый чертеж собственного изготовления, - мы "возьмем" четырнадцать зайцев и трех лисиц. Отсюда перейдем на Мареуткины поросли; тут немного: всего зайцев пяток... Лисиц нету... Была пара, да на прошлой неделе перебралась в Урачи. Эту захватим, даст бог, во вторник. Из порослей прямо на Лукьяново, там зайцев тридцать три, из них до десятка матерых; лисиц обозначилось девять штук. Забрав оные, мы идем...

- Позвольте, - перебивает хозяин, - после порослей надо привал... Где у вас назначен бивуак?..

- Не рано ли?! - угрюмо косит в его сторону докладчик.

Начинаются довольно энергичные прения. Дело в том, что хотя и полагается после привала продолжать охоту, но заведующий очень хорошо знает, что какая же это охота после настоящего привала, да еще в день почина охоты. Знает он также инструкции, данные поварам и буфетчикам, какой кулинарный обоз готовится к утреннему выезду, и крепко держится за Лукьяновский остров.

- После Лукьянова мы идем на Мартынову балку...

Но это была уже военная хитрость опытного сердцеведа.

Из страха, чтобы не повели их еще дальше за один раз, ему уступают Лукьяново, но зато после уж - шабаш! - привал, а там, после, что бог даст.

Б. доволен, но принимает вид недовольного, и даже про себя, но умышленно вслух ворчит:

- Так нельзя! Уж или охотиться, или бражничать, а то это одна профанация...

Совещание окончилось часов около десяти - надо поужинать и раньше ложиться спать... Завтра ведь чуть свет выступает охота на место, надо пройти на конях верст по крайней мере с пятнадцать. Стая гончих ушла с ночи, с доезжачим и выжлятниками. Господа выедут попозже немного, в экипажах, прямо на указанное место.

II

Все расходятся по своим комнатам, а так как вы, читатель, завтра на охоту не собираетесь и вам в постель еще рано, то я, пользуясь таким удобным случаем, постараюсь познакомить вас с самою сутью дела - с организацией настоящей хорошей псовой охоты, с ее свойствами, - одним словом, со всем тем, что не только охотнику, но и всякому прочему гражданину своего отечества знать не мешает.

Псовая охота ведется двумя резко отличающимися группами: группою гончих и группою борзых. Условия полевой работы этих групп настолько различны между собою, что для каждой опыт выработал свои законы и правила. Чтобы поймать зверя, надо прежде его разыскать и выгнать из леса. Это дело гончих. Поэтому гончие собаки должны быть чутки, злобны, нестомчивы и обладать звонкими голосами - это опера охоты. Конечно, зайцы и лисицы не большие любители вокального искусства и стараются изо всех сил удрать подальше, а дальше опушка, и за нею - тихое, привольное поле. Но в этом поле, притаясь за кустами, за случайными стогами, в складках местности, таится балет: легконогие, строгие борзые, зоркие и резвые до пределов воображения, - эти уже разом, с уголка, настигают озадаченного зверя и берут его прямо за загривок. Поэтому и главнейшие качества борзых - зоркость, резвость, хватка... Чутья от них никакого не требуется и особенных умственных качеств. Конечно, руководят всеми собачьими инстинктами и свойствами люди, они же и пользуются плодами побед. Первыми, т. е. гончими, руководит доезжачий со своими помощниками - выжлятниками, вторыми - борзыми - заведуют псариборзятники. Первые должны быть очень заметны во время работы, в глаза бросаться своим видом, чтобы не теряться из вида в лесных трущобах, а потому одеты в ярко-красные костюмы и сидят на серых конях; вторые должны быть совсем незаметны до момента спуска своры, а потому сидят на конях темных мастей и одеты в темноцветные казакины.

Псовая охота выработала свой собственный язык, и его надо знать, во-первых, для того, чтобы понимать самому охотничьи разговоры, а главное, рассказы... Ах, какие интересные бывают охотничьи рассказы, и главное - что все это самая сущая правда! Кроме того, чтоб и самому не показаться профаном, сболтнув что-нибудь не по-охотничьи... Это может серьезно испортить репутацию.

Вот и познакомимся хотя бы с главнейшими охотничьими выражениями. Поймать зверя - это профанация, потому что зверя берут, например: я взял там-то двух зайцев. Но это относится к борзым. Если же доезжачий примет зверя из-под гончих, в лесной чаще, то он не взял, а сгонял - это уже большая разница. Про голову собаки говорят, что у нее ни нос, ни рот, а щипец.

Цвет собаки и густота шерсти: у борзой - псовина, у гончей - крас... Хвостов на охоте вовсе нет ни у кого, потому что то, что мы обыкновенно называем хвостом, то у борзой правило, у гончей - гон, у волка - полено, у лисицы - труба, у зайца - цветок, у козы - салфетка, у лошади - махальце, у самого охотника... виноват: у самого охотника совсем нет хвоста.

Собак гончих не пускают в лес, а набрасывают в остров. Семья волчья называется гнездом, и, чтобы разыскать резиденцию такого воровского притона, надо подвыть гнездо, т. е., подражая волчьему голосу, заставить откликнуться на этот предательский зов всех членов хищного семейства и узнать их всех по голосам. Звери все разделяются на прибылых и матерых. Первые - это еще малоопытная золотая молодежь, не успевшая еще обзавестись семьями; вторые - это уже патриархи, отцы семейства, а потому уже настолько бывалые и опытные, что с ними надо серьезно повозиться, да и сила матерых и их резвость далеко выше силы и резвости молодежи, и манера не та. Например, вылетает из-под гончих на опушку прибылой заяц... Он заложил уши, даже глаза прищурил и несется без памяти вперед, часто прямо даже навстречу спущенным со своры борзым. Матерый скачет степенно, уши торчат вверх "конем", глаза зорко глядят по сторонам... Этот, когда уже поддаст полного хода, так уж именно в свое время, и поймать такого не всякая свора поймает - разве уж резвость у собак первоклассная. Все это относится и к волку.

Стая гончих - это душа охоты. Гончие требуют усиленной дрессировки; дисциплина в стае - все. Хороший доезжачий - большая редкость, а такой как наш Петр Яковлевич,- положительно феномен. Это очень видный, красивый брюнет лейбгусарского типа - не то цыган, не то итальянский баритон из оперы. У него в ведении стая почти во сто голов, и как эта стая выучена своему делу! Он знает каждую собаку, как не всякий отец своих детей. Он узнает их всех не только издали, по виду, но даже различает по голосам. Ходят они у него без смычков (смычком называется пара собак, связанных вместе за ошейники коротким ремнем). Это стеснение для таких образованных собак, как вверенные Петру Яковлевичу, совершенно излишне...

По его голосу: "В стаю!" - все гончие мигом собираются в плотную кучу, останавливаются неподвижно и смотрят хозяину в глаза в ожидании приказа. "Стая, вперед!" - и стая движется плотною колонною. "Стой!" - и все остановились как вкопанные. Поставив стаю в одном углу обширного двора, сам доезжачий переходит в противоположный угол и вызывает к себе всех собак по одиночке, перекликая по именам.

В лесу, в самый разгар гона, когда собаки разбросались по чаще и заливаются на разные голоса, так что стон стоит над лесом, - лишь только прозвучит призывный рог доезжачего, концерт смолкает моментально, и чрез какие-нибудь полторы, много две минуты вся стая покорно сбирается к ногам серого Османа - великолепного кабардинца, что ходит под седлом Петра Яковлевича.

От доезжачего требуются большая сметка, лихость и уменье ездить верхом; ему часто приходится в карьер проскакивать такие трущобы, что другой и пешком не продерется. В этой бешеной скачке доезжачему приходится не на шутку рисковать своею головою... Он, как бес, красным пятном то там, то сям мелькает в лесной чаще, его голос соперничает с гомоном и лаем стаи... Звуки его рога, особенно как подаст по красному зверю, заставляют усиленно биться сердца борзятников, настораживать зрение и приподниматься на стременах.

Дрессировка борзых гораздо легче. Собственно говоря, им никакой дрессировки не полагается. Непокорных и драчливых дома усмиряет хлесткий арапник дежурного псаря, а для охоты нужно только увидеть и догнать. Свору спустят вовремя, укажут зверя также вовремя... Скачи и хватай! Не велика наука. Сам борзятник тоже должен быть зорок и смел в седле: скакать ведь приходится тоже сломя голову, не разбирая дороги, и, нагнав собак как раз в тот момент, когда они схватили зверя, - прямо им на голову свалиться с седла и принять добычу, пока собаки не разорвали ее в клочья и не проглотили мигом. Борзятник, подскакав, грозно орет: "Огрыщь!", вырывает зайца или лисицу прямо из зубов, прокалывает добычу кинжалом, приторачивает к седлу. Затем он снова берет своих собак на свору и едет шагом на назначенное ему место.

Бывают случаи, когда борзятнику и его собакам приходится трудновато - это когда попадется хороший волк, да еще вдобавок матерый.

Тут и собаки и охотник держи ухо востро! Начинается борьба, да какая! Зверь силен и ловок, вооружен сильными челюстями, кровь льется рекою. Побежденные собаки могут выпустить страшного хищника - это великий позор!.. Надо быстро прийти на помощь псам, самому ввязаться в драку и выручить собак ловким ударом кинжала...

А то бывает приказ взять волка живьем, что называется - сострунить. Для этого охотник, пользуясь удобным моментом, когда собаки взялись дружно, падает на волка сверху, хватает его за уши, закладывает ему между челюстей толстую рукоять арапника и другим его концом туго-натуго стягивает челюсти^*; тогда остается только связать ноги, что дело уже сравнительно легкое, и пленник без движения лежит покорно в ногах у победителя.

^* (Обычно для сострунивания волка применяется "струнка" - довольно толстая палка примерно 25-30 см длиною с привязанным к ней сыромятным ремнем, которым стягивают челюсти волка.)

Брать зверя живьем надо для пополнения зверинца при охотничьих дворах, для садок, практических занятий - для подготовки молодых собак в свободное от охоты время, тес чисто педагогическою целью.

Садки устраиваются на больших дворах, обнесенных высокими стенами; волка привозят в особенно устроенном ящике, который довольно-таки дернуть издали за веревку, чтобы он распался крестцом и заключенный в нем зверь сразу очутился на свободе. Для первых уроков собак пускают на волка соструненного, т. е. лишенного возможности кусаться; далее, при следующих уроках, зверя расструнивают, дают возможность более опасного сопротивления... Это, говорят, хорошо для собак - "злобит" их и вызывает мстительность. Понятно, что положение зверя при таких уроках самое печальное... Хотя и с научною целью, но его рвут и терзают бесчеловечно, и после лекции вновь, еле живого, запирают в ящик и везут в волчатник, где ему заливают кровавые раны целебным веществом и кормят овсянкою с кониною, чтобы поправить для дальнейших опытов в собачьей школе.

Представляемое садками зрелище, конечно, отвратительно и не может служить предметом публичных представлений, хотя, к сожалению, не все это понимают ясно, но эти самые садки для обучения и дрессировки, конечно, необходимы, и если вы задались целью иметь хорошую охоту, то излишнюю сентиментальность надо отбросить в сторону.

Теперь, когда вы с помощью моего короткого рассказа несколько подготовились к делу, приступаю к продолжению повествования, прерванного отходом к мирному сну наших охотников.

III

Было чудное осеннее утро, когда я вышел на крыльцо. Кухонный обоз еще снаряжался; буфетчик и повара усиленно хлопотали, укладывая на дроги тяжелые ящики с провизией... Запряженные в "долгуши" - специальные экипажи по здешним дорогам - лихие полукровные тройки нетерпеливо рыли землю, фыркали и топтались на месте, еле сдерживаемые кучерами.

Громадное село, со своею белою церковью, словно тонуло в золотисто-розовом утреннем тумане. Дышалось легко. Сила и бодрость чувствовались в отдохнувшем теле.

Скоро и все собрались, и на всех лицах отражалось хорошее, здоровое настроение духа...

Дамы явились в полном охотничьем туалете-в амазонках, с кинжалами на кавказских поясах и даже с золочеными рогами через плечо... Это им было очень к лицу.

Разместились на долгушах и тронулись в путь... Застоявшиеся тройки рвались и шли, что называется, на вожжах; пыли не было после легкого ночного дождя; необозримые жнива сверкали утреннею росою... и серою лентою, то спускаясь в низины, то снова поднимаясь, вилась в этом золотом поле плотно укатанная проселочная дорога... Вон вдали синеет полоса леса, за ним опять необозримые равнины полей... там еще сверкает точка далекого храма... там, в море зелени, белеют крыши помещичьей усадьбы -и опять поля... поля...

Хорошо! Час гона - и мы его почти не заметили... Кони взмылились, а рыси не сдают, даже норовят подхватить... Взяли напрямик, без дороги. Тяжело врезались колеса в целину, глубокий след режут, а тройкам хоть бы что... только пофыркивают... Впереди из оврага выезжает всадник и машет нам рукою. Далеко он, а все-таки как не узнать нашего В.? Вот он пригнулся и несется нам навстречу на своем светлогнедом кабардинце... Это с докладом, что у него уже все готово, и точным указанием, где ждут борзятники с господскими сворами и лошадьми. Под самым лесом, у опушки, мелькают ярко-красные точки: там на посту доезжачий с выжлятниками...

Тройки остановились у старого сенного сарая, где из-под навеса выводили нам оседланных коней.

Поговорили, покурили, сели и тронулись на свои посты, беспрекословно повинуясь руководителю- магу и волшебнику Б.

- Я, видите, - подъехал он ко мне, - так распорядился, чтобы лучшую лисицу поставить прямо на самого барона, другую лисицу - на их супругу, третью - на их сестру-с, а на вас...

- Да ведь это Татарская круча... Ведь вы говорили, что здесь только три лисицы и есть, да еще четырнадцать зайцев, - припомнил я его вчерашний доклад.

В. наклонился ко мне чуть ли не к самому уху и таинственно произнес:

- Сегодня утром, до свету, еще две появились, надо полагать - из Мамоновых пустошей перекочевали...

С полчаса, а то и больше, продолжалась расстановка борзятников со сворами. Б., окончив это дело, исчез в чаще, и скоро мы услыхали его рог, возвещающий, что гончих "набрасывают"...

Тишина наступила мертвая, но ненадолго. Словно в колокольчик далеко где-то ударила первая гончая... за ней, тоном ниже, другая... там ейде и еще, и залилась вовсю сразу напавшая на след горячая стая... Сррдца забились тревожнее, глаза так и пронизывают щетину "пожней", каждая борозда, межа, рытвина видны ясно, отчетливо. Зрение как-то обострилось, и вое кажется, что вот-вот испуганная шумом в лесу, робко припадая к земле, прячась за кочками, крадется красношерстая лисица...

А стая заливается все звончей и звончей. Вот погнали "по зрячему", вот сбились... вон послышались ободряющие голоса выжлятников, хлопанье бичей... "Го-го-го!.. Собаченьки!"-самого Петра Яковлевича... И опять все тише и тише. Вот и Б., без шапки, пригнувшись к самой шее коня, выскочил из-за лесного мыска и снова нырнул в гущину...

А! Опять справились, опять гонят, ближе и ближе...

- Улю-лю-лю! - ревел нечеловеческим голосом стремянной Марии Алексеевны.

Смотрю, она сама, отдав повод, вся раскрасневшаяся от волнения, вынеслась на поляну, наседая чуть не на "правила" своей спущенной сборы...

Стремянной кубарем валится с седла... В его руках что-то в роде меховой муфты, а он эту муфту кинжалом тычет.

Затравили...

- Улю-лю-лю! - слышится гораздо дальше. Там тоже травят.

А дальше что - неизвестно.. Далеко стоят борзятники друг от друга, не видно и не слышно.

Гончие не смолкают. Кажется, они разбились надвое. И там, слышно, гонят, и в другой стороне голосят...

И снова разом наступило затишье. Конь стоит беспокойно, куст обгладывает, за повод гянет, топчется, того и гляди собак придавит. А те тоже натянули свору, подались вперед всем корпусом и уши насторожили, даже повизгивают от нетерпения.

Опять сюда повернули, опять ближе горячий гон слышится.

- Улю-лю-лю!..

Рога завыли отбой. С молкнул взбудораженный лес. Потянулись со своих постов счастливые и несчастливые борзятники. Все как по-писаному. Честь имею поздравить с первым полем!

А солнце уже высоко. Неприметно, как пролетело почти два часа времени... Кто-то замечает, что пора и закусить, потому - адмиральский и такое прочее... Б. энергично протестует, да и бивуак далеко: ему место назначено за вторым полем, по расписанию...

Покурили, порассказали про свои подвиги.

- Она было туда... Я заскакал - да оттуда...

- Нет, Пулька какова! Я ведь говорил, я говорил. То есть с первого угона...

- Не видать было из-за межи... - жаловался кто-то.

Поехали дальше. Переход невелик - версты четыре, не больше, а все с час хода: с собаками на своре не расскачешься, да и койей беречь надо. И день же выдался для охоты - солнечный, светлый, но не жаркий. Самый подходящий.

Взяли второй остров, опять как по-писаному... Действительно, Б. знает свое дело... все выгорает... Сам он весь красный, даже глаза налились кровью, гнедой его сбавил своей горячки, идет покойно, даже притомился, хоть меняй. А сменить коня действительно надо - предстоит еще поле, самое интересное, обещающее богатейшую добычу.

Далеко за полдень, часа в четыре этак, солнце уже давно склоняться стало, покончили с первым днем охотничьего сезона. Приветливо задымились на лесной поляне костры бивуака, яркими пятнами-цветниками закраснелись разостланные ковры... Повара в белых колпаках ворочали что-то в громадных медных кастрюлях. Пахло так вкусно, дразня и без того волчий аппетит... Стаканы налиты до краев...

- С первым полем поздравляю, господа!.. Спасибо, ребята!.. - последнее воззвание относилось к стремянным и псарям.

- Рога!

И пошел по осеннему покраснелому лесу протяжный звук рогового туша... Даже собаки взвыли от такой музыки...

И чего тут не было: и хорошие песни, и пляски, и забавные анекдоты, и удивительная охотничья похлебка, и необыкновенные домашние наливки, шашлыки на вертелах... А к ночи гигантские костры и пр. и пр.

"Дружеская беседа длилась далеко за полночь"- как обыкновенно кончаются газетные отчеты о юбилейных и иных пиршествах...