Десятый день
в степи метут бураны,
все злей свистит
зимы веретено...
В кошаре трутся
глупые бараны.
Трещит огонь...
Вдруг робкий стук
в окно.
Мой верный пес
Каштан,
взъярившись, -
к двери!
Клыки блеснули
лезвием ножа.
Я - за порог,
а там - само доверье -
стоит сайгак,
от слабости дрожа.
Закрыл глаза
и носом - мне в колени.
Каштан застыл
пред ним в полупрыжке.
Кричу: "Уйди!"
И пес беззвучной тенью
нырнул в сарай,
что был невдалеке.
А странный гость
ввалился в дом
без спроса.
Лег у огня
и стал чего-то ждать...
Я прикурил в раздумье
папиросу:
"Что ж, будем вместе
время коротать".
Сайгак чихнул,
как будто отвечая:
"Мол, ожил я ...
спасибо за труды..."
Потом я осушил
две чашки чаю,
а он - ведро
неполное
воды.
А спать - ни-ни,
дремали оба чутко.
С трудом усталость
сбрасывали с глаз.
Буран ревел
еще почти что сутки,
а на вторые
все-таки угас.
Мой странный гость,
свой аппетит умерив,
вдруг доски стал
копытцами толочь.
Потом бочком
шагнул неловко
к двери.
Я дверь раскрыл,
но он не прыгнул
в ночь,
а встал, дрожа,
но вовсе не от страха -
так застывают
у родных дверей...
Я подтолкнул:
"Лети, лети же, птаха!"
И он рванулся тут
в простор степей!
Опять метель
в округе партизанит.
Мне взгляда от окна
не оторвать:
а вдруг на огонек
мой гость заглянет?
Мне б робкий зов его
не прозевать.