Парфорсная охота под пером Мольера (И. Шишкин)

Известно, что великий французский драматург, актер и режиссер, создатель жанра "высокой комедии", выдающийся гуманист и сатирик Мольер охотником не был и, судя по всему, охотой не интересовался. В его пьесах охота упоминается только случайно. Например, в "Смешных модницах" есть такие слова. "Знаешь ли ты, что герцог навестил меня нынче утром и все хотел увезти с собой в деревню, чтобы вместе погоняться за оленем?" И все, больше об охоте - ни слова... Но есть и исключение. Это пьеса "Докучные" (в других переводах - "Несносные"), в которой все шестое явление второго действия посвящено охоте. Но самое интересное даже не в том, что Мольер вдруг обратился к охотничьей тематике, а в том, что при первом представлении сцены с охотой не было - она появилась лишь на втором представлении пьесы.

Почему же Мольер, не интересовавшийся охотой, вдруг обратился к ней в этой пьесе? Почему сцены с охотой не было в первом варианте "Докучных" и почему она появилась во втором?

История написания и постановки "Докучных" неразрывно связана с именами Людовика XIV и его министра финансов Фуке. Он был одним из величайших казнокрадов во всей мировой истории. Но Фуке, как писал М. Булгаков в книге "Жизнь господина де Мольера" (М., 1962), не был гнусным скупердяем, он был широкий, элегантный казнокрад. Он менял любовниц, он давал пиры, он окружил себя лучшими художниками, мыслителями и писателями - в число их попали и Лафонтен и Мольер".

В своем поместье Во Фуке построил роскошный дворец, в котором он дал в честь короля великолепный праздник, столь ярко описанный А. Дюма в романе "Виконт де Бражелон". Для этого праздника Мольер - по заказу Фуке - написал пьесу "Докучные", которая и была сыграна в присутствии Людовика XIV 17 августа 1661 г. Но прежде, чем рассказывать о дальнейших событиях,, два слова необходимо сказать о самой пьесе, чтобы сцена с охотой стала понятной.

"Докучные", собственно, не пьеса в обычном смысле слова, а комедия-балет, состоящая из ряда последовательных, практически не связанных между собой эпизодов, нанизанных на примитивный сюжетный стержень: разные "докучные" люди мешают свиданию влюбленных Эраста и Орфизы. Характеры влюбленных очерчены весьма бегло, главное же внимание уделено "докучным", среди которых мы видим игрока, дуэлянта, прожектера и т. д.; впоследствии среди действующих лиц появился и охотник. Все эти представители высшего общества изображены драматургом очень сочно, ярко, остро сатирически.

Пьеса прошла с большим успехом, после чего король посоветовал Мольеру ввести в "Докучные" еще одну сцену. В своей книге о Мольере М. Булгаков так реконструирует эти события: "По окончании представления король поманил к себе Мольера и, указывая ему на егермейстера Суайэкура, шепнул ему, усмехнувшись:

- Вот еще оригинал, который вы не копировали...

Мольер ухватился за голову, засмеялся, зашептал:

- Наблюдательность вашего величества... Как же я мог упустить этот тип?

В одну ночь он ввел новую сцену в комедию и изобразил в ней страстного охотника на оленей Доранта..."

Так ли это было на самом деле или несколько иначе - мы не знаем, но в целом рассказ М. Булгакова звучит вполне правдоподобно. За это говорят и свидетельства современников, и слова самого Мольера, и страстное увлечение Людовика XIV охотой на оленей. В своем обращении "К королю" (оно было опубликовано вместе с "Докучными") Мольер прямо говорит, что именно по приказанию короля он ввел в пьесу "еще одного "докучного", черты которого ваше величество имело доброту мне раскрыть сами и который был признан лучшею частью произведения". И на следующем представлении зрители действительно увидели пьесу уже с той сценой, в которой "докучный" Дорант (сам он, впрочем, "докучным" считает не себя, а некоего сельского дворянина) рассказывает Эрасту о парфорсной охоте на оленя.

И, наконец, увлечение короля охотой на оленей. Современник Людовика XIV Сен-Симон писал в своих "Мемуарах", что король "очень любил стрелять, и не было другого такого меткого и изящного стрелка, как он. Любил он также охотиться на оленей". Охота на оленей проводилась "по крайней мере раз в неделю, а то и чаще в Марли и Фонтенбло..." (Мемуары, т. II. М. - Л.,1936). В Марли и Фонтенбло находились королевские замки, вокруг которых простирались богатейшие охотничьи угодья. В Фонтенбло, отмечал русский дипломат того времени А. Матвеев, "охота оленья и веприная есть превеликая, и тех зверей числом в лесах множество..." (Русский дипломат во Франции. Л., 1972).

Охота на оленя считалась при французском дворе самой важной. "Охот, или потех, - писал

А. Матвеев, - на ловлях королевских есть пять. Первая начальная оленья по всей Франции". Руководил этой "первой" охотой великий ловчий, на должность которого назначались представители самых знатных семейств Франции. Словом, вполне вероятно, что такой страстный охотник, как Людовик XIV, действительно обратил внимание Мольера на своего начальника оленьей охоты.

Читая публикуемый отрывок из "Докучных", нужно иметь в виду, что речь в нем идет не о пышной королевской охоте, а лишь об охоте одного из его приближенных. Текст дается в переводе Вс. Рождественского по книге: Мольер. Собр. соч., т. I, М. - Л., 1936.

 Дорант 

 Маркиз! Докучные, как видно, здесь и там
 Способны отравить минуты счастья нам! 
 Ты видишь, я взбешен. Охоту-и какую! -
 Испортил мне дурак... Тебе все расскажу я.
 
 Эраст 

 Мне некогда сейчас. Мне надобно найти...
 
 Дорант (удерживая его) 

 Ах, черт возьми! Но я скажу все по пути. 
 Семьей охотников, всегда готовых к бою, 
 Оленя потравить мы собрались гурьбою
 И стали в должный час в назначенном логу,
 Короче говоря, у леса на лугу. 
 А так как для меня охота - наслажденье, 
 Я порывался в лес, исполнен нетерпенья. 

 Здесь общий, наконец, решил начать совет
 Оленя загонять, которому семь лет, 
 Хотя, по-моему - я ошибаюсь редко
 В приметах и следах, - олень тот был двухлетка.
 Для гона выбрали места и нужных лиц. 
 И спешно принялись за завтрак из яиц. 
 Вдруг деревенщина с отменно длинной шпагой
 На племенном коне, с напыщенной отвагой,
 Породу жеребца хваля нам битый час, 
 Своим приветствием задерживает нас. 
 И, сына приведя-растет досада наша! -
 Знакомит с олухом, таким же, как папаша. 
 Охоту знает он и вдоль и поперек
 И с нами бы хотел отправиться в лесок. 
 Да сохранит вас бог, когда вы на охоте, 
 От тех, что трубят в рог на каждом повороте, 
 От тех, что во главе десятка жалких псов
 Надменно хвастают: "Вот свора!" Я готов. 
 Приняв его в свой круг и выслушав без спора, 
 Мы на олений след поехали вдоль бора
 В трех сворах. Эй, ату! Заметить каждый мог,
 Собаки повели. Я вскачь. Я дую в рог. 
 Олень покинул лес, бежит на гладком месте, 
 Собаки вслед за ним, и все так дружно, вместе, 
 Что можно их накрыть одним большим плащом.
 Олень уходит в лес. И мы тогда даем
 Быстрейшую из свор. Я тороплюсь безмерно
 На Рыжем вслед. Его ты видел? 

 Эраст

 Нет, наверно... 

 Дорант 

 Как! Крепче и видней нет жеребца. Его
 Еще не так давно купил я у Гаво. 
 Я думаю, тебе не нужно уверенья, 
 Что продавец во всем мне оказал почтенье. 
 Конем доволен я, он убедил меня, 
 Что лучшего еще не продавал коня. 
 Арабский жеребец - лоб с белою отметкой, 
 Лебяжья шея, грудь, крестец посадки редкой,
 Ключицы спрятаны, весь корпус крепко сбит, 
 И резвости полны его походка, вид. 
 А ноги! Черт возьми! Какая стать! (Не скрою, 
 Он только и пошел покорно подо мною; 
 Хотя спокойствие и есть в его глазах, 
 Всем служащим Гаво он впрямь внушает страх.) 
 Я крупа большего не видывал покуда; 
 А ляжки! Боже мой! Ну, словом, это чудо. 
 Дай сто пистолей мне, его не стану я
 Менять на жеребца с конюшни короля. 
 Скача, уж видел я, глазам своим не веря, 
 Как гончие в обход опередили зверя, 
 Сам стороной гоню, победный чуя жар, 
 Уж я достиг собак, со мной один Дрекар, 
 Олень уж окружен; я, выбрав путь короче,
 Науськиваю псов, горланю что есть мочи. 
 Ах! Разве так когда охотнику везло? 
 Веду погоню сам. Вдруг, словно мне назло, 
 К оленю нашему пристал другой, моложе. 
 Часть псов бежит за ним, кидая след. И что же? 
 Я чувствую, маркиз, что с ними заодно
 В недоумении колеблется Фино
 И мечется, ища, но - счастье! - вновь по следу
 Летит он. Я кричу. Я в рог трублю победу:
 "Фино! Фино!" Вот след - вдоль по пригорку лег,
 И, полон радости, я снова дую в рог. 
 Уж псы бегут ко мне, как вдруг - о невезенье! -
 Молоденький олень, меняя направленье, 
 К соседу-увальню бежит, а тот орет: 
 "Ату, ату его! Хватай его! Уйдет!" 
 Бросают псы. меня, бегут на зов соседа, 
 Я сам скачу к нему и вижу оттиск следа, 
 Но только на землю бросаю жадный взор - 
 Мне ясно: этот след совсем не наш. Позор! 
 Твержу о разнице копыта и походки, 
 Стараюсь доказать, что шаг не тот, короткий.
 Сосед упрямится и, мня, что он знаток, 
 Твердит, что след тот наш. А в этот краткий срок
 Уходят дальше псы. И в полном раздраженье,
 Ругая дурака за это промедленье, 
 Я плетью бью коня и не жалею шпор, 
 И конь мой в заросли летит во весь опор. 
 Я вывожу собак на прежнюю дорогу; 
 Они свой старый след находят понемногу; 
 Олень поблизости - уже он виден нам.
 
 Псы настигают. Вдруг - ты удивишься сам, 
 Уж это свыше сил, - глазам своим не верю: 
 Наш увалень и тут стал на дороге зверю; 
 Считая, что людей вокруг храбрее нет, 
 Выхватывает он седельный пистолет
 И бьет, почти в упор, оленя в лоб, при этом
 Крича мне: "Зверь моим уложен пистолетом!" 
 Но кто же, черт возьми, берет на псовый гон
 Седельный пистолет? Скачу к нему, взбешен, 
 И, слов не находя, чтоб лишь уйти от ссоры, 
 В усталого коня вонзаю гневно шпоры
 И вновь беру в карьер, склоняясь на луку, 
 Ни слова не сказав такому дураку.

Кто такой Дорант, ясно из приведенных выше слов М. Булгакова; Гаво - известный в то время торговец лошадьми; пистоль - монета в 10 ливров с содержанием золота 6,2 г, так что 100 пистолей (1000 ливров) было крупной суммой для XVII века; Дрекар - доезжачий; Фино - кличка собаки; под "деревенщиной" подразумевается сельский, провинциальный дворянин.

Рассказ Доранта настолько точно, ясно передает ход парфорсной охоты на оленя, что, в сущности, не требует никаких объяснений. По окончании такой охоты ("когда олень, утомяся и бегая, треснет", то есть упадет, как писал А. Матвеев) великий ловчий подносил королю левую переднюю ногу загнанного оленя. Именно при Людовике XIV парфорсная охота достигла во Франции наибольшего блеска. Для этой охоты содержался целый штат егерей, псарей, прислуги, музыкантов; все участники парфорсной охоты надевали специальную охотничью одежду.

Но у парфорсной охоты была и другая, негативная, сторона, из-за которой крестьяне остро ненавидели ее. Дело в том, что ради увеличения численности дичи почти все население страны, за исключением высших сословий, было лишено права охоты (крестьянам запрещалось охотиться даже на своих землях). Дикие животные, в том числе и олени, размножались в громадном количестве (выражаясь по-современному, их плотность была намного выше допустимой) и наносили большой ущерб крестьянскому хозяйству. В одном документе той эпохи говорится, что "дичь истребляет все и подходит к самым домам... Ради сохранения дичи поселянин не имеет даже права выпалывать летом сорные травы, которые глушат его посев и портят его жатву..."

За отстрел диких животных крестьян сурово наказывали, а то и убивали. Как писал знаменитый французский историк И. Тэн, "егермейстеры, ловчие, лесничие... оберегают зверей с таким рвением, как будто бы они были люди, и преследуют людей с таким усердием, как будто бы они были звери" (Происхождение общественного строя современной Франции. Спб, 1880). Надо также учесть, что кроме диких животных посевам наносили ущерб и охотники, скакавшие прямо по полям во время парфорсных охот. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в некоторых местах крестьяне вообще перестали заниматься земледелием. Так, в окрестностях того же Фонтенбло три четверти земель оставались невозделанными.

И последняя, чисто охотничья деталь. Обратите внимание на то, как возмущен Дорант сельским дворянином, убившим оленя из пистолета: "Но кто же, черт возьми, берет на псовый гон седельный пистолет?". Возмущение Доранта объясняется тем, что при парфорсной охоте собаки гнали оленя до полного изнеможения. Когда он падал, то к нему подлетал охотник, соскакивал с лошади и добивал оленя кинжалом. Стрелять в загнанное животное из пистолета считалось дурным тоном.

...Вот так и получилось, что Мольер, не будучи охотником, тем не менее оставил нам одно из лучших описаний парфорсной охоты на оленя во Франции.