Охотник-библиофил

Лето на севере (А. Формозов)

^* (Окончание. Начало в 35-м выпуске альманаха.)

1917 год. Путевые заметки

2 июля^*. Двина немного ниже с. Березняков. Ходил по лесам довольно долго, но видел мало. В лесах, где раньше был пожар, - сухие сосняки без подлеска, многочисленные следы глухарей - кучи помета после зимовки и купания - ямки в песке среди ягеля и мхов. В одной такой ямке, разрытой толстыми пальцами старика, остались его перья, - видимо, он линяет. Тут же купаются зайцы.

^* (Все даты указаны по старому стилю.)

Местами поспел гонобобель, черника, сильно покраснела морошка, у клюквы ягоды зеленые, твердые. Видел несколько пар свиристелей, дроздов-деряб и каких-то чеканов на моховом болоте. Летают стрижи.

3 июля. Местами начали косить (по-здешнему рано). На песках большого острова поймал чайчонка, затаившегося у воды. Он уже большой, но в пуху, на крыльях пеньки. Чайчонок, когда я его преследовал, чтобы облегчить себе бег, выплюнул из зоба все его содержимое: 2 пескоройки длиной с вершок, рыбью чешую, кузнечика, крупного земляного червя и дровосека, довольно крупного. Спасаясь от преследования, он переплыл проток шагов в 100 и преспокойно начал бегать по островку, над которым с криком вились чайки.

5 июля. Утром, захватив чайник и провиант, отправился на весь день в леса. Двигался по компасу и ушел вглубь на 3-5 верст, вниз по течению верст на а В лесах (смешанные) с болотами и гарями из птиц больше дичи. Из не дичи видел только черныша, кукшу и ястребиную сову. Первая (кукша. - Сост.) среди леса отманивала собаку от птенцов, вторая (сова - Сост.), сидя на маковке сухой ели, заверещала на весь лес, то усиливая, то ослабляя свое "кей-кей-кей" при виде собаки. Круглая ее голова все время с любопытством оглядывала невиданного пестрого зверя. Сова сидела на маковке ели и оглашала криком окрестности, иногда она бросалась вниз, садилась на пень и, издавая свист, билась крыльями; все это делалось, чтобы обратить на себя внимание собаки. Гонялась за мной долго и своим шипящим "кии-кии" надоела порядочно.

На болоте с кочками черники поднял несколько косачей. Поднял четыре выводка глухарей. Первый выводок (матка и 5-6 молодых с рябчика) был на сухом болоте с черникой, багульником и редкими деревьями. Второй выводок, из матки и одного молодого, поднял среди густого ельника на болоте, у тропы на поляне с водой между кочками. На третий выводок вышел вплотную - шагов на 15, весь он на виду сидел по ровному моховому болоту; птицы, видимо, собирали клюкву и оторопели от неожиданности, когда я вдруг вынырнул из леса. Матка начала перелетать, припадая по временам на землю, чем увела собаку от выводка Молодые (около 3-5) рассыпались по болоту, и один, севший на сосну, был убит. Ростом он с косача, окрашен довольно красиво, хотя перья еще не все развернулись и хвост очень мал. В желудке семена клюквы, морошки, осоки, семена еще каких-то ягод и их остатки. Четвертый выводок спугнул на старой гари, уже покрытой травой и ягодниками.

Спугнул выводок рябков в ельнике по кочкаристому, с высокой травой болоту. Место темное и глухое. Неподалеку от выводка рябчиков раскопанный муравейник; вообще, раскопанные муравейники и места купаний довольно многочисленны.

7 июля. Ночью у алебастровых пещер над лесом гонялись одна за другой летучие мыши. Еще кукует кукушка, поют пеночки по утрам.

8 июля. Под вечер двинулся в леса. Был ветер унылый и протяжный, гул проносился над вершинами, то замирало, то снова усиливаясь до грохота, ревело шипящее "ххоооооооо" среди мохнатых ветвей и острых непокорных верхушек. Убаюкиваемый этим шумом и пением сотен комаров, я двинулся вдоль края густого ельника, ограниченного справа ручьем, а слева бесконечной гарью. Я шел, медленно пробираясь среди пней и поваленных деревьев, наклоняясь временами, чтобы сорвать несколько ягодок черники или сизого гонобобеля. Вдруг из чащи до меня донесся отчаянный визг погнавшей кого-то собаки. Лай остановился на одном месте и продолжался с перерывами. Я бросился бегом в гущу ельника и вскоре среди гулкого стона вершин различил два чередовавшихся звука: "тяв-тяв-ау" взвизгивала на весь лес собака, "квох-квох, вког" нежно и как бы успокаивающе квохтала глухарка; протяжное "ххооооо" замирало вдали и покрывало этот дуэт. Тявканье стало совсем рядом, и вскоре я увидел задравшую голову и опирающуюся лапами о ствол собаку, а над ней на самой вершине глухарку, наклонившуюся вниз. Рявкнул левый (ствол. - Сост.), лиловый дымок рассыпался средь чащи, и глухарка забилась в высокой траве. Место - густой ельник с сырым низом, кочками и высокой травой, рядом ручей и небольшие ягодные полянки. Желудок полно набит целыми стеблями и листочками мягкого лесного хвоща, которого много по болоту.

10 июля. Несмотря на дождь, то и дело перепадавший из пасмурного неба и заставивший блестеть тысячами искр хвою и кусты, направился в лес правого берега Леса здесь большей частью по холмам - редкие сосняки с ковром ягеля по низу, в них ничего нет, только утрами прилетают сюда жители леса покупаться в мелком песке. Нашел купание старого глухаря и много перьев около, в помете остаток зелени и семена ягод.

Глубже от берега места пошли глуше, и нетронутые старые густые еловые леса с мелким подседом, темные, неприветливые; тишина царит в них, и не играет солнце на земле. Здесь не было топора человека, а по деревьям много беличьих гнезд.

Натолкнувшись на ручей, пошел бугром над ним. В одном месте у тропы, где к болоту со старым ельником подходит сосняк с ягодниками и песчаными купаниями, собака согнала выводок рябчика. Молодые, ростом вполматки, рассыпались по лесу, а матка, засев где-то в чаще, беспокойно посвистывала свое "ци-трррере, трррррере". Я, как всегда, начал подкрадываться, но рябчик стал кричать вовсе тихо, я двинулся смелее, он громко свистнул над самой головой и, мелькнув меж вершинами, скрылся в старом ельнике. Двинулся дальше. На вырубке, заросшей ягодниками и заваленной хворостом, поднял выводок рябчиков в 5-6, величиной с перепела. Они, как полагается, разлетелись, а матка беспокоилась где-то в вершинах. Вдруг вокруг меня запищали и затрещали крыльями тетеревята, матка перепорхнула несколько раз и увела собаку, молодые попрятались в деревья.

11 июля. Утром пошел вдоль берега лесами и по вырубкам поискать выводков: У зимницы на вырубке спугнул тот же выводок рябчиков, который перегонял вчера Матка перевела молодых за 100 шагов от того места, где они были вчера, - к болотине с осоками и травой, заваленной хворостом.

Вечером в "трубу" наблюдал за тройкой гагар. Две из них все время дрались и со страшной быстротой гонялись одна за другой.

Зайцы все выбрались на берега в заросли тальника: в лесу не видел ни одного, а на берегу троих, из которых одного ожесточенно гоняла ворона.

14 июля. Под вечер, несмотря на форменное ненастье, двинулся в лес. Там тишина, и обвешенные каплями деревья стоят не шевелясь и не качая верхами. Изредка пискнет попок или хохлатая синица из кочующей стайки, прозвенят трели свиристелей, выбравшихся к поляне, где уже давно кормятся дрозды - дерябы, вьюрки и чечетки. Тишина, а дождь все моросит, все моросит, покрывая туманом далекие зубчатые леса. С края гари, поросшей ягодниками, у старого ельника, один за другим поднялись четыре глухаренка, ростом почти с глухарку, и, дотянувшись до ельника, скрылись в его зелени. Я начал медленно осматривать деревья и вскоре сбоку острой макушки заметил какую-то фигуру - это глухаренок, нахохлившись и растопырив перья, пережидал непогоду.

15 июля. На реке долго гонялся за гагарой, которая сплавлялась вдоль берега, ныряла и ловила рыбу. На моих глазах она проглотила пару рыбин длиной по 3-4 вершка Один раз я подбежал к ней шагов на 5, в тот момент, когда ее голова с рыбой, зажатой в челюстях, показалась из-под воды, но голова быстро кивнула, круг зарябил на поверхности воды, и гагара вынырнула только у середины реки. В лужах, в илу, много пескороек всех возрастов, кулики, сороки и чайки их старательно отыскивают.

20 июля. Отправился в поход на целый день в леса Из дичи поднял только двух косачей, сидели оба рядом среди ягодника и бурелома на краю болота Во многих местах - купания рябцов, глухарей и тетеревов. Под иорнями вывороченной ели место отдыха косача - остались перья (птица линяет) и указания на его питание черникой. Нашел прошлогодние силки на рябчика на муравейнике, птицы посещают муравейники и сейчас. На лесной тропе к нам пристала лайка и пошла на кругах впереди, изредка справляясь о нашем курсе. Вдруг раздался ее отчаянный лай. Собака стояла задрав голову, и лес звенел от ее звучного, заливистого лая. Долго мы искали глазами в вершине предполагаемого рябчика, так как слышали его свист с поляны, пока, наконец, я стуком не заставил пошевелиться у вершины небольшое существо, плотно прижавшееся у ствола Раздался выстрел, и, медленно опускаясь по сучьям, свалился сверху длиннохвостый пестрый бурундук. Зверюга ростом много меньше белки. В защечных мешках какие-то семена

В глухом сосновом лесу, где высятся скалы, заваленные буреломом, спугнули филина, который перелетел несколько раз и затаился в чаще. Взобрался на маковку старой сосны и долго сидел там, глядя на безграничные просторы, открывавшиеся вокруг. Тихо покачивалась маковка сосны, и медленно ходили вершины соседних елей, немного в стороне уходило вдаль торфяное болото с мелкими сосенками и с зеленой, протоптанной во мху извилистой тропой, сизая зелень сосенок спивалась в мутную полосу, постепенно опускаясь к северу, и там, где земля сходилась с небесами, едва синела полоса далеких лесов. Качается маковка сосны, и медленно ходят вершины бесконечной, безмолвной и уходящей вдаль тайги.

28 июля. Вечером ходил в луга. Луга уже скошены, и только там и сям пестреют свежей зеленью хвощевые болота. Утки, частью уже сбившиеся в табуны, покинули озера и целиком переселились на болота, здесь они придерживаются избранных уголков и настойчиво туда возвращаются. Начинаются перелеты по вечерам.

29 июля. Пошел в лес за ягодами, прихватив с собой лайку. Она сейчас же отыскала белку, и тут-то началась гоньба Лес довольно редкий, и я облазил деревьев десять, перегоняя белку с одного дерева на другое. Белка, взобравшись на вершину, стремительно бросается вниз, как-то особенно распластавшись во время полета, и, едва коснувшись земли, делает скачок на ближайшее дерево. После продолжительного преследования она была поймана Белка начинает выцветать, "бусеть" по-здешнему. На ушах появляются кисточки.

Вечером отправился в леса левого берега. Здесь все по-осеннему, и среди мертвой таежной тишины по полянкам перекликаются чечетки, пинькают зяблики, свиристель, взлетев с ягодника, издает свою красивую трель, бормочут болотные синицы, отыскивая пни и стволы. Вот откуда-то донеслось звонкое "кре-кре-кре-кре" черного дятла, сопровождаемое громкими ударами клюва о сухое дерево, а вот и он сам волнистым полетом вылетел на поляну и, прицепившись к березе, большими прыжками полез на макушку, вот из чащи высунулась голова кукши, и она, распустив хвост, перелетела поляну, опустившись на землю, вспрыгнула на пень и, мелькнув рыжиной хвоста, скрылась в чащу, откуда вскоре послышался ее как бы удивленный крик "кей... кей", вот заяц-беляк, выгнанный на солнцегрев комарами, неспешными прыжками вышел на дорогу, сел, оглянулся, с минуту поводил ушами и запрыгал дальше.

1 августа. На реке начинают появляться гуси: утром кружил над песками табун около 15 шт. Журавли сбились в стаи и также держатся на реке. Выбрались на пески различные виды куликов, и вместе с ними на песках начали чаще появляться чеглоки. То там, то сям на валяющихся по островам корягах съедают они свою добычу. Среди перьев я различил: остатки небольшого куличка или песочника, остатки бекаса, какой-то небольшой овсянки.

9 августа. Часа в 2 ночи над рекой на севере среди тьмы и тумана замелькали таинственные огни Северного сияния. Бледная дуга из неправильных голубовато-зеленых лучей перетянулась от берега к берегу, и медленно перебегали полосы света с одного конца дуги на другой, но короче и короче становились лучи, мутное светлое пятно заменило дугу, и вскоре угасла краса северных ночей.

10 августа. От леса правого берега через пески тянутся десятки следов белок, которые начали довольно обычные перекочевки. Некоторые следы, подойдя к воде, поворачивают назад, но затем, повинуясь общему порыву, снова направляются к воде. Белки переплывают Двину с правого берега на левый в том месте, где река довольно узка, следы их идут один от другого в 5-30 шагах. Рано утром (часа в 2-3) 9 августа с брандвахты рабочими были замечены около 50 белок, стаей переплывающих реку; течением их прибило к правому берегу. На другой день по берегам во многих местах валялись погибшие "мореплаватели". На песках я застал одну белку, в нерешительности бегавшую вдоль берега, от меня она сначала хотела скрыться водой, но затем вылезла и бросилась бегом. Белки аккуратно подходят к кое-где торчащим на песках жердям: им, видимо, доставляет удовольствие полазить по "лесине" среди песчаной пустыни. По берегу идет след лисы, которая, видимо, приходила попользоваться легкой добычей в лице белок

15 августа. Переселение белок продолжается: на песчаном острове множество следов, переходящих его поперек с правого берега к левому. Вчера две белки забрались на брандвахту, одну я взял к себе, и она наводит у меня "порядок" в каюте, сшибая со стола чернильницы, книги, тетради, оружейные принадлежности. Вечером она задремала на гардине, склонив голову и закрывшись своим пушистым хвостом.

16 августа. Охота с пищиком. Пасмурное осеннее утро, изредка раздвинется пелена низко нависших туч, проглянет солнышко, яркими пятнами пробьется свет сквозь густые ветви, но снова сомкнутся облака, и опять стоит лес, сумрачный, как раньше. Я медленно пробираюсь густыми ельниками, заваленными сухими деревьями, давно сгнившими и потемневшими, то и дело выводя звонкую трель рябца Свистну несколько раз и прислушаюсь тихо в лесу, где-то далеко тонкими голосами переговариваются попки, звенит короткая трель свиристелей, вот и эти звуки смолкли, минута затишья, и справа раздается осторожный хруст, еще и еще... шорох послышался совсем рядом, и рыжеватая белка с большим пушистым хвостом прыгнула из хвороста на пень, с пенька на упавшую ель, пробежала по ней, легко и быстро перемахнула на ствол соседнего дерева, оглянулась, прицелившись к нему боком, спустилась на землю и мягкими прыжками двинулась дальше. Опять тишина, долгая, томительная, едва нарушаемая шорохом прыжков следующей белки. Вот, наконец, на призывный мой свист из чащи оврага раздалось звонкое и высокое "цииии-цииии-ци-ции". Я снова свистнул, и снова раздался ответ, и так несколько раз, но вдруг рябчик умолк и не издавал ни звука. Был ли это очень осторожный старик или еще не пришло время, когда рябы сразу летят на призыв, но только мне пришлось идти отыскивать рябца по замеченному направлению. Ряб сидел на земле в черничнике; спугнутый, взлетел на дерево и насторожился, грянул выстрел, и он беспомощно затрепыхался в траве. Следующий рябец отозвался на краю вырубки в густо наваленных вершинах, я его перегонял несколько раз, но стрелять не пришлось. Шагах в ста от этого места на первый же мой свист недалеко раздался ответный. Я свистнул вторично и сквозь слабое лепетание листьев осины различил звучное "пррр-прр" сделавшего перелет ряба Еще несколько пересвистов, и ряб, что-то мелодично защебетав, опустился на вершину и, нагнувшись, начал всматриваться, но невелико расстояние в двадцать шагов, и через мгновение он уже лежал под корнями своей елочки. Оба убитых самцы. Следующий ряб хотя и продолжал отзываться все время, но не летел, и я с подхода старался его раздобыть. В конце преследования мне удалось подойти довольно близко, ряб взбирался по упавшей елочке, я упустил удобный момент, и мне пришлось стрелять тогда, когда всего пятая часть его туловища выглядывала промеж двух стволов, в результате пострадала кора ни в чем не повинных сосенок, а ряб улетел и даже продолжал отзываться. Еще отозвался из чащи один, но я не стал к нему подходить, а двинулся к брандвахте по дорожке, проложенной среди вырубок, заваленных сушняком, все время посвистывая по образовавшейся уже привычке. Совершенно неожиданно для меня с вырубки раздался ответный, какой-то коротенький односложный свист, а через мгновение ряб уже перебегал между хворостинами и пнями. Убит-и оказался молодым самцом, уже взматеревшим, с пеньками и пробивающимися черными перышками на горле. В общем, рябы отзываются довольно охотно, но летят почему-то слабо (из 6 отзывавшихся прилетели 2). Замечательно то, как трудно определить расстояние, на котором отзывается рябчик, я почти каждый раз ошибался шагов на 50-60.

Все утро двигаются белки, но большей частью низом; заметив меня, с пыхтением и воркотней забираются на макушки. Свиристели сбились в стаи, кормятся, кажется, по брусничникам, перекликаются лесные завирушки, в некоторых стаях попков, кроме поползней и московок, встречаются по 1-10 буроголовых гаек, замечательных окраской с сильной примесью рыже-серого тона

21 августа. Утро. Еще не взошло солнце из-за зубчатой стены леса, еще белая пелена тумана колеблется над торфяными болотами и фантастическими силуэтами вырисовываются из-за нее корявые кустики берез, а мы уже шагаем среди мягких моховых кочек, усеянных клюквой, и пожелтевших кустиков гонобобеля. Лес только что проснулся, и на пожелтевших березках, румяных осинах и на сочной зеленой хвое елей всеми цветами радуги блестят капли недавно окончившегося дождя. Солнце багровыми пятнами проглянуло сквозь чащу, еще ярче заблестели дождевые капли, еще сочнее стала зелень освещенных кочек мха, еще больше оживился лес. По вершинам залетали суетливые стайки попков и московок, чижи начали перекликаться, расположившись на березах, где-то пролетевшие чечетка и клест прибавили свои голоса к общему хору, из чащи донесся грустный скрип красногрудого снегиря и как бы удивленный крик кукши, с шумом и треском взлетела пара глухарок с черничника на сосны.

Дорога лежала через леса глухариного типа: старый ельник с сосной, по низу черника, хвощ, кучи бурелома, местами веселые полянки и сырые низины. Спугнули еще глухаря, видимо старика. На усиленное посвистывание пищика не было никакого ответа - рябчики или кормились, или не желали отвечать по случаю неважной погоды. Я, дойдя до речки, извивавшейся по старому оврагу, заваленному буреломом, с кое-где проглядывающими полянками черники, двинулся по течению и вскоре с берега ручья поднял выводок рябчиков.

В лесу на полянках местами спелая и душистая земляника. Белки двигаются по лесу в продолжение всего дня, рано утром заметил одну, плавающую у берега, сначала ее принял за корягу. Много белок по опушке. На реке выводок крохолей, голов 15. На грязи дороги среди леса у лужи следы глухаря.

23 августа. Перекат Репный. Раннее утро. Чуть-чуть алеет заря, на востоке отражаясь в сонной воде Двины; далекие острова, пески и повороты еще скрыты в предрассветном тумане, все еще спит или только пробуждается, и тишина парит над безграничным простором реки. Вот вдруг из-за тумана, где прячется песчаный остров, послышался звучный заунывный крик журавля, ему ответил другой, и вскоре их громкое "куррлы, куррлы, курррлы" торжественно полетело со всех песков навстречу все ярче и ярче разгорающейся заре. Вдоволь накричавшись, стая за стаей снимаются журавли со своих ночевок и длинными вереницами тянутся по направлению к лугам, там медленно опускаются на мочажины, болота и, не переставая кричать, начинают кормиться. А кругом все светлеет и светлеет, уже можно различить далекие группы талов и стога сена, уже утки со свистом полетели в укромные дневные убежища, проснулись и запищали луговые коньки, сарыч закричал на лугу у опушки. В лесу тоже все пробудилось: напевают веснички, теньковки, пинькают зяблики, скрипит откуда-то с наступлением осени появившийся снегирь, кричат вьюрки, дрозд вполголоса напевает отрывки песни, десятки синиц лазают в ветвях. В глуши ельника птиц много меньше, там нет шума и гама полян, и среди настороженной тишины разве только донесется издалека надтреснутый голос желны, постукивание пестрого дятла...

24 августа. Ночью над рекой и далекой полосой берега мигали бледные полосы Северного сияния. Днем на небольшом песчаном острове рассмотрел в трубу несколько табунов журавлей (здесь: журав, журавы), всего около 100, пару гусей и табун уток; вся компания мирно расположилась на отдых на островке.

25 августа. Ночь с 24-го. Из мглы и тумана поднебесья ночью доносятся попискивания и поцикивания мелкой пролетной птицы - коньков или кого-то в этом роде. Днем на грязях острова спугнул тысячи уток, главным образом чирков и кряковых. Кое-где стаи улитов больших, галстучников и малых песочников. В лугах появились турухтаны. Перевозчики исчезли давно. Чечетки, белые и желтые трясогузки сбились в большие стаи. Чеглок и дербник у реки...

27 августа. Вышел еще до восхода и направился в леса правого берега Двины, на реку Чомохту. День обещал быть пасмурным, заря слабо просвечивала сквозь пелену серых туч. Было прохладно, и свежестью осени веяло от росистых лугов. Высоко над берегом вдоль Двины пролетела пара лебедей, они здесь так же, как и гуси, живут и гнездятся по громадным лесным озерам. На гари с голого песчаного места, покрытого плешинами мха и кучками кустиков брусники, спугнул бекаса, другого, третьего; что они делали на этой суши? Не понимаю.

В лесу шум и гам пробудившегося птичьего царства. Чечетки сотнями кормятся на березах, озабоченно перекликаются вьюрки, вполголоса напевает что-то зорянка, раздается "уюинь-уинь" пеночки, где-то перекликаются дятлы и надсаждается кукша, глухое бормотание (тетеревов... доносится с края гари)... Но чем глубже в лес, тем меньше птичьих голосов, и в глубине ельника редко-редко пискнет синица, проскрипит снегирь, пинькает зяблик, сойка, летая, прохрипит у поляны, закикает дятел или заквохчет дрозд, чаще же царит полная тишина, и даже на пищик не слышится ответ ряба. Места очень хорошие, но рябчики не откликнулись в продолжение всей охоты, хотя то, что они тут есть, несомненно.

3 сентября. Перекат, верст на 5 повыше с. Емецкого.

Рано утром направился на левый берег, куда глаза глядят, так как места совершенно незнакомы. Утро тихое, прохладное, пробудившиеся пернатые оглашают писком, криком и шумом луга и опушки. Летят луговые и краснозобые коньки, кочуют попки, московки, напевает пеночка, в кустах перекликаются завирушки, горихвостки, зорянки, трясогузки перелетают стайками, высоко, с квохтаньем перелетают рябинники, хриплый голос сойки доносится из леса, кричит дергач.

10 сентября. Вечером пошел в лес. Весь день летят гуси, табунами по 50-500 голов, их голоса то и дело доносятся сверху. Летят, построившись углом или поперечной линией, как гуменники, так и гуси меньшего размера, короткошеие, с иным голосом, чем у гуменника. Пролет очень сильный, направление, которого придерживаются птицы, - восток, поперек С. Двины, которая здесь течет на север.

В лесу картинки истинной осени: усыпанные желтыми и красными листьями тропы, обнажившиеся ветви, румяные и желтые просветы между темных еловых верхушек. В глуши сырого ельника спугнул рябов, но не мог их отыскать в чаще, на пищик не отвечают. В вершинах кочуют синицы вместе с корольками, перелетают клесты, чечетки, чижи, вьюрки, где-то посвистывает снегирь и хрипит сойка. В молодняках, заваленных хворостом, перелетает не то стайка, не то выводок пытливых зорянок, посвистывает пеночка и громко трещит крапивник, у опушки над лугами кружат двинувшиеся к югу зимняки... В том месте, где темный старый ельник, заваленный буреломом, спускается к низине и где по-кочкам среди папоротника пробивается кучками хрупкая ольха, собака спугнула пару вальдшнепов, и они, замелькав среди стволов и желтой листвы своей ласкающей глаз рыжиной, скрылись в чаще. На опушке, где в громадном количестве виднеются грозди рябины, держатся большие стаи дроздов и свиристелей.

Спугнул беляка, и он замелькал в траве своими белыми ушами и посветлевшими боками.

12 сентября. Утром разъяснело и подморозило, вода на палубе превратилась в лед. Ненадолго сбегал в лес. Здесь на траве, на пнях, на упавших стволах лежит белый хрустящий снег, в воздухе какая-то бодрящая свежесть, и он напоен тонким ароматом опадающего листа и пихтовой хвои. Ветра нет, стоит чудная сентябрьская тишина, и издалека доносятся всевозможные птичьи голоса. Из прозрачной холодной выси небес смутно доносится гортанный голос перелетной гусиной стаи, желна кричит где-то рядом, пинькают зяблики, кричат вьюрки, снегири, зорянки, дрозды, поползни, крапивник, синицы (здесь что-то нет большой, все гайки и московки).

18 сентября. Где-то около пристани Кривое видел в последний раз глухаря. Он на заре, только что взошло солнце, вылетел из чистого ельника на берег - видимо, поискать камешков на белом известковом берегу - и, качаясь, уселся на вершину. Долго сидел он на темно-зеленой маковке, покачиваясь и балансируя крыльями, освещенный розовыми лучами медленно поднимающегося солнца, пока пароход не повернул и старый питомец тайги не скрылся из виду.

Замелькали по берегам темно-зеленые ельники, осыпавшиеся осинники, желтые березняки, наполовину осыпавшиеся гигантские лиственницы, крупные известковые обрывы, песчаные острова и зеленые равнины усыпанных стогами лугов.

19 сентября. Грохочет, стучит и свистит поезд, сквозь покрытое влагой окно смутно виднеются быстро проносящиеся зазубренные вершины, еле мелькают желтые березы, случайные пихты, порой широко раскинется простор пустынного мохового болота, то вдруг старый ельник угрюмо наступит опять к самому краю полотна, то засинеют далекие склоны холмов, то красивый ручей, а кругом все леса, леса, леса. Грохочет поезд и уносит меня все дальше от угрюмой Северной Двины, от старых нахмуренных лесов и мертвых молчаливых болот. Прощай, страна лося, росомахи, белки, прощайте, леса рябов и глухарей, прощайте, озера голосистых гагар, прощайте, белоснежные лебеди и гуси бесконечной северной тундры!