Песня о двух братьях

В этой поездке нас часто сопровождала песня. Первый раз она возникла незаметно и вошла в сознание постепенно.

Автомобиль легко "пожирал" километры жесткой, каменистой Гоби. За окном медленно проплывала холмистая пустынная степь. Она была живая, эта степь. Вот юркнула в норку сеноставка Взлетел с большого камня орел. Неожиданно путь пересекла большая стая птиц, похожих на куропаток, - саджи. Осталась позади отара овец с конным пастухом в -дели - национальном монгольском халате. Мелькнули в стороне белые пятна нескольких юрт.

- Смотри, - сказал мне Баву, - какая же это пустыня?

Я, не отрываясь, глядел в окно и держал наготове фотокамеру с мощным телеобъективом. Бавуудорж сидел рядом с шофером на переднем сиденье. У его колен стояла винтовка.

Рельеф местности все время менялся: то ровная степь, то пологие холмы, то крутой подъем в гору. Мы больше молчали. Но этому молчанию, казалось, аккомпанировала какая-то музыка Я не вдруг понял, что это протяжная, вполголоса, песня. Пел Бавуудорж, ему вторил шофер. Вот песня окрепла и разлилась волнующим плачем. Красивый, сильный голос Баву выводил мелодию иногда звонко, иногда глухо и тихо. Потом я обратил внимание на то, что в этих пустынных просторах почему-то хотелось петь именно протяжные песни. Цэмбэл стал переводить.

- Это охотничья песня. Старинная. У нас все ее знают. Поехали два брата на охоту. Они очень любили друг друга Случилось несчастье. Невзначай старшего убил младший. Он горюет над телом убитого. Не знает, как принести его домой, привести осиротевшего коня, показать близким окровавленную рубашку брата...

Неожиданно песня оборвалась. Вдали показались какие-то медленно передвигающиеся точки. Баву сделал знак. Машина остановилась. Мы вышли на вершине сопки. Внизу расстилалась залитая жарким сентябрьским солнцем обширная равнина. Баву взял бинокль и стал пристально вглядываться.

- Верблюды... Хотя, кажется, там есть и чернохвосгики.

- Едем скорей! Приготовь фотоаппарат!

Машина взяла с места. Ближе, еще ближе...

Точки стали расти. Уже хорошо видно, что это крупные животные. Да, действительно, верблюды. За ними мелькнули какие-то неясные тени.

- Давай туда, - махнул Баву.

Мы проскочили спокойно пасшихся домашних верблюдов и устремились к подножию видневшихся вдали холмов. У их основания угадывалось понижение местности, что-то вроде большого оврага

- Быстрее, - торопил Баву. - Вот же они. Снимай!

Машина настигала группу парящих над землей тонконогих антилоп. Джейраны... Они неслись на удивление легко и красиво. Черные хвосты взметнулись метелками, мелькали снежные зеркальца подхвостьев, будто плыли над степью нежные лиры изящных рогов. Тонкие ноги зверей мелькали, словно спицы сильно раскрученного колеса, сливаясь в единое зыбкое облако.

И все же они уступали в скорости стальному чудовищу. Зверей вдруг стало очень жалко: у них ведь живое сердце, а не мотор...

Уже можно снимать. Зашли сбоку. Защелкал затвор фотокамеры. Раз, другой, третий... Антилопы поменяли направление. Пока разворачивались, они уже далеко. Снова погоня. Но звери вдруг исчезли. Машина резко тормозит, подпрыгивает, скользит по крутому склону. Шофер еле-еле справляется с баранкой. Машина петляет, как заяц. Мы бьемся головами о стены кабины, плохо соображая, что происходит. Наконец останавливаемся. Под нами нагромождения острых скал.

- Да, - глянул вниз Цэмбэл. - Такая охота вполне может закончиться так же печально, как в песне.

В дальнем распадке черным пунктиром таяли наши джейраны...