Охотничье поле

Верная рука (Алексей Щербаков)

Очень часто в суете и грохоте метро, свисте троллейбусных и автобусных шин по асфальту, среди толчеи центральных магистралей и бензиновых испарений вечно спешащего, несущегося куда-то города, когда, стиснутый со всех сторон в часы "пик" такими же, как я, усталыми, хмурыми пассажирами, я на минуту закрываю глаза, отдаваясь движению ритмично покачивающегося, набитого до отказа вагона, из темной глубины памяти тонким лучиком начинает вдруг проецироваться изображение идущего человека. Возникнув, изображение становится четче и ярче, "экран" стремительно приближается, заполняет все пространство, навстречу летят расщепленные стволами и ветвями деревьев пики солнечных лучей, и вот я уже вошел в другое настоящее, и оно цепко обхватывает меня реальностью запахов, света, тяжести рюкзака за спиной, упругости лесной тропы под ногами, ощущения простора, тишины и мягкой задумчивости, разлитой в окружающей природе.

Фигура человека в синем комбинезоне, с ружьем за спиной обведена сверкающей нитью контрового света солнца, отчего кажется, что сияние это исходит от него самого, из какого-то источника, расположенного внутри...

...Он шагает впереди меня по выгоревшему, прозрачному, словно позванивающему стеклянными подвесками лесу: невысокий, коренастый, сильный. По-хозяйски быстро оглядывает кустарник, траву, вершины деревьев. Вот, свернув с тропы, он подходит к стволу высокой и тонкой, как хлыст, сосенки, обхватывает ее руками, резко встряхивает.

С вершины срывается пушистый зверек и распластавшись в воздухе, рыжей молнией перелетает на соседнее дерево... Белка тут же прижимается к стволу, стараясь спиться с его поверхностью, замаскироваться... Но старого охотника не обманешь, он видит каждое ее движение, хоть и не собирается сейчас стрелять.

- Ишь, притаилась, будто не вижу я ее ... Да не нужна ты сейчас! Смотри, зимой не попадайся, другой разговор будет!

Он весело, заразительно смеется, ласково грозит пальцем.

Человек этот - прославленный снайпер, участник Великой Отечественной войны Иван Николаевич Кульбертинов, по национальности эвенк. Ныне он работает охотником-заготовителем питомника серебристо-черных лисиц в Тянском отделении совхоза "Димитровский" Олёкминского района Якутской АССР.

Через тысячи смертей и опасностей он прошел на войне, сам оставшись целым и невредимым.

- Как же тебе удалось это, Иван Николаевич?

- А потому, что я хитрый. Куда им против меня! - охотно делится опытом мой спутник.

- Я ведь в тайге вырос, всю жизнь в ней живу, только на войну и отлучался, а вернулся сюда же! Охотиться начал с пяти лет. С рук еще не мог целиться, так мне отец сошки специальные сделал - ну, подставку, значит, - с нее и стрелял. И добывал - белку, соболя... У немцев, конечно, тоже снайперы хорошие были, но выучки такой они не проходили. Вот и получалось, что в моих руках винтовка быстрей срабатывала! Всегда я первым оказывался, а не вражеский снайпер. Если б наоборот хоть раз получилось, не ходили бы мы сейчас тут с тобой по тайге! Да и к тому же, по секрету тебе скажу, там у меня задача куда легче была: цель поразил и ладно. А здесь, в тайге, ты ведь слыхал, поди, мы зверя стараемся так бить, чтоб шкуру не испортить. Фашисту же совсем не обязательно точно в глаз попадать, время на прицел терять. Зачем? Шкурку обдирать с него мне ведь не надо, все равно не сдашь никуда. Да и плохая у него шкурка, ни на что не годная. У летней белки, вон, и то лучше...

Н. Кульбертинов с 'пальмой'

Что и говорить, шутник Иван Николаевич... Таежники любят и ценят крепкую, соленую шутку. И как-то не совсем верится, что этот всегда веселый, спокойный, доброжелательный человек был грозным истребителем немецких захватчиков, и слава о нем гремела на многих фронтах Отечественной войны, причем как по эту, так и по ту сторону фронта.

- Меня сам Гитлер знал, - продолжает Кульбертинов, шагая рядом со мной теперь берегом извилистой речушки, покрытым крупными, раскатывающимися под ногой голышами.

- Бывало, приведут "языков", и на допросе они рассказывают, что их снайперам зачитывали специальный приказ Гитлера об уничтожении советского снайпера Ивана Кульбертинова, потому что, мол, там, где он появляется, немцы oнесут особенно большой урон в живой силе. Только, сколько ни старались, не могли они выполнить этого приказа, - смеясь, заканчивает охотник, и все лицо его собирается веселыми, бегущими от глаз, словно лучи, морщинками.

В это можно легко поверить. Фронтовая печать нередко публиковала письма и документы, изъятые у пленных и убитых гитлеровцев. Так, в газете было приведено письмо немецкого офицера, убитого под Черниговом; в этом письме есть следующие строки:

"...Огромные потери мы несем от русских снайперов. Они преследуют нас в любых местах и не дают поднять головы. Приходится иногда переносить мучительную жажду. Хочется пить, а из блиндажа не выйдешь: снайпер снимет. Из числа убитых и раненых в моем батальоне большая часть пала от выстрелов какого-то азиата".

Имя этого "азиата" установить было нетрудно-здесь "работал" посланец якутской тайги, мастер меткого огня Иван Кульбертинов.

Никто до сих пор не может установить точно, сколько он уничтожил фашистов, этот легендарный человек. Многие документы за давностью лет утеряны, но, по сведениям командования, в конце войны их было много больше четырехсот, причем сюда входят не только убитые одиночными выстрелами из снайперской винтовки, но и те, кто не избежал возмездия от руки эвенка в штыковом бою, от разрывов брошенных им гранат, от пулеметных очередей, которыми он косил врагов из отбитых тут же, в бою, немецких пулеметов... А сколько он добыл "языков", сколько раз ходил в разведку, часто выбираясь из немыслимых, казалось бы, ситуаций и принося ценнейшие для нашего командования сведения, он уже и счет потерял, да и не считал это особенной доблестью, а так, обычной фронтовой работой, вроде как на охоту сходить...

Но, чтоб читатель не отнес все вышесказанное в область преувеличения из-за большой, не скрою, личной приязни к герою моего рассказа, обратимся к скупым строчкам документов.

Из книг "Вклад народов Якутии в дело победы (1941-1945)"

"Кульбертинов Иван Николаевич, гвардии сержант, снайпер, 1916 г. рождения, уроженец села Тээнэ (Тяня) бывшего Токкинекого р-на Якутской АССР, эвенк. До войны охотник. Призван в армию в 1942 г. Участвовал в Великой Отечественной войне против немецко- фашистских захватчиков с 12 февраля 1943 г. на Северо-Западном, с 1 апреля 1943 г. на Центральном, с 20 сентября 1943 г. на Воронежском, затем на 1-м и 4-м Украинских фронтах в составе 7-го гвардейского воздушно-десантного стрелкового Ужгородского полка 2-й гвардейской воздушно-десантной Проскуровской дивизии. Имеет несколько ранений. Кавалер ордена Боевого Красного Знамени.

За боевые подвиги награжден также орденами: Отечественной войны I степени - за бой на подступах и взятие города Моравская Острава, в котором И Н Кульберти новым уничтожено два станковых, 2 ручных пулемета, 3 вражеских снайпера и до 20 вражеских солдат и офицеров; Отечественной войны II степени - за смелость, отвагу, решительность в боях на Карпатах. Когда угрожала опасность, т. Кульбертинов своим метким,уверенным огнем снимал появляющиеся цели противника. В районе села Яблунов убил 3 офицеров и 7 солдат противника, уничтожил пулеметный расчет, 2 снайперов, срывал контратаки противника; Славы III степени - за героизм при удержании и расширении плацдарма на правом берегу Днепра, где за 2 месяца убил 113 солдат и офицеров; медалями "За боевые заслуги", "За отвагу", "За взятие Кенигсберга" и др.

И. Н. Кульбертинов проявил себя незаурядным бойцом Советской Армии. Во всех боях смело и решительно выходил за боевые порядки, своим метким огнем поражал быстро появляющиеся цели. "В бою смел, решительный в трудные минуты; рискуя жизнью, вел борьбу до победы", - говорится в одном из... наградных листов на Кульбертинова И. Н."^*

^* (Вклад народов Якутии в дело победы (1941-1945 гг.). Т. I. Якутяне на фронтах Великой Отечественной войны Советского Союза. Якутск, Якутское книжное изд-во, 1968, стр. 203-204.)

Из наградного листа на Кульбертинова И. Н.

"31 октября 1943 г.

Принимая участие в боях за удержание и расширение плацдарма на правом берегу р. Днепра, гвардии сержант тов. Кульбертинов находился беспрерывно на передовой в качестве снайпера с 8 по 20 октября 1943 г. и за это время убил 59 солдат и офицеров противника. 8 октября 1943 г., когда продвижению наших войск мешал огонь 3 пулеметов противника, он выдвинулся вперед и уничтожил расчеты этих пулеметов, обеспечив этим самым дальнейшее продвижение подразделений без потерь. В момент ожесточенных боев под дер. Медвин, при ликвидации прорыва противника к переправам, тов. Кульбертинов менял свою "снайперку" на карабин и первым поднимался в атаку с возгласом "За нашу Родину!", увлекал своим примером остальных бойцов подразделения. За мужество и отвагу тов. Кульбертинов награжден медалью "За отвагу". Является лучшим снайпером в полку.

Достоин правительственной награды - ордена Красного Знамени.

Командир 7-го воздушного-десантного гвардейского стрелкового полка гвардии майор КОШМЯК

21 октября 1943 г."^*

^* (Архив МО СССР, ф. 33, оп. 690155, д. 1979, л. 157. Подлинник.)

Вот с каким знаменитым человеком брожу я охотничьими тропами по якутской тайге!

Ежедневно, оставляя у очередного привала при продвижении в верховья реки Токко наших спутников, лодки, палатки, снаряжение, мы вдвоем с Кульбертиновым налегке, захватив только ружья и самое необходимое, отправляемся в пятнадцати-двадцатикилометровый пеший поход в надежде выследить лесного великана-сохатого. После первой такой прогулки, в темпе, предложенном охотником, возвращаясь в лагерь, я буквально "ног под собой не чуял", но постарался не подать виду.

- Пойдешь еще? - спросил на следующий день Кульбертинов. Я ответил утвердительно, хотя болело все тело: ничего не поделаешь - сам вызвался! Второй раз было полегче, а на третий я уже считал себя бывалым таежником... Сохатый все никак не попадался нам, хотя следами, нередко целых семейств лосей, изобиловали илистые берега маленьких озерков, стариц, места возле болот.

- Днем лось в тайгу далеко уходит, прячется от реки подальше. Ночью в скрадке караулить надо, тогда добудем, - сказал следопыт после очередного неудачного похода, все так же упрямо надеясь добиться своего днем: он помнил о своем обещании показать мне охоту на сохатого при ярком дневном свете, чтоб я смог заснять этот эпизод на пленку (я каждый раз клал в свой рюкзак пятикилограммовую кинокамеру, которая изрядно натирала мне позвонки).

По лесу за ним я еще кое-как поспеваю, но вот впереди болото, которое надо обязательно пересечь, иначе обход прибавит нам пару лишних километров. В обе стороны тянется предательски ровная, покрытая яркой зеленью, с небольшими "окнами" стоячей воды местность. Впереди, метрах в шестистах, темнеет щетина хвойного подлеска, где нам нужно отыскать продолжение тропы, обрывающейся здесь. Кульбертинов продолжает двигаться вперед, не убавляя темпа, шагает прямо, уверенно, перепрыгивает с кочки на кочку, как мяч... Я же, встав на зыбкий, поросший болотной травой кусочек почвы, чувствую, как он ходит подо мной, вибрирует, ускользает из-под ног... Делаю прыжок, но при отталкивании коварная кочка, спружинив, бросает меня в совершенно другом направлении. Еле успеваю уцепиться за следующую, но все же, не удержавшись, соскальзываю в "окно", погрузившись выше колена в вязкую коричневую жижу... Спасают только болотные сапоги С трудом выбираюсь и продолжаю форсирование войной преграды, как говорится, с переменным успехом.

Кульбертинов, хитро прищурившись, поджидает меня на другом краю болота.

- Ты чего словно пьяный ходишь? Вроде бы не пили мы с тобой сегодня, - смеется, отчего все лицо его опять покрывается лучеобразными, идущими от глаз морщинками.

- Непривычно по таким болотам, Иван Николаевич...

- Это тебе не по асфальту ходить!

- Что верно, то верно...

- А еще молодой! Я-то ведь старик...

- Ничего себе - старик! Все бы такими были...

- Ничего, ничего. Привыкнешь. Ну, передохнем малость. Где снадобье-то твое? Давай намажемся, что ли?

- Надо бы, совсем заели, проклятые...

Я достаю из карманчика рюкзака флакон с жидкостью, предназначенной для борьбы с "ними" и специально привезенной из Москвы. Мы смачиваем ею лоб, щеки, уши, руки... Смешиваясь с потом, она щиплет кожу, но это ничто по сравнению с тем, как "щиплются" здешние комары.

Рис. Б. Федотова

Я ведь еще ни слова не сказал об этих представителях местной фауны, без чьего обязательного присутствия здесь не сделаешь ни одного шага и чье непрекращающееся многоголосое гудение напоминает мощные раскаты органа. Все мои прежние понятия о комарах, построенные на опыте общения с ними в средней полосе России, рухнули под натиском особей якутской разновидности этих небольших крылатых насекомых. Их количество, активность в достижении поставленной цели, неприхотливость, приспособляемость и отменные боевые качества заставляют исследователя проникнуться к ним большим уважением. "Бьют с ходу, без промаха, как реактивные бомбардировщики", - сказал о них как-то сам Кульбертинов; ему очень по душе пришлась моя жидкость, без которой я лично не знаю, что бы и делал здесь... А вот местные люди обходятся. В тайге таких флаконов не продают... Кстати, на этикетке заводу-изготовителю нужно бы сделать поправку применительно к якутским условиям: там написано, что одного "намаза" хватает на 6-8 часов, в действительности же здешними комарами-новаторами срок действия препарата сокращен до 1,5-2 часов - по прошествии этого времени первые комары- разведчики "снимают пробу" сквозь слой яда с ваших ушей, и вскоре сообщенные ими сведения поступают в распоряжение ближайших "дивизий", "полков" и "соединений", которые тут же предпринимают массированные налеты на все обнаженные участки вашего тела. Как передать, сколько одновременно кружится вокруг вас комаров? Здесь цифры, даже самые астрономические, не произведут должного впечатления. Что цифры? Сухая статистика. Здесь нужна образность, и она подсказывается реальной жизнью и личным опытом. Далеко ходить не надо: я хорошо помнил, что утром, на стоянке, свежевыстиранный комбинезон Ивана Николаевича был яркого синего цвета. Теперь же он выглядел серым, так как на каждом миллиметре его поверхности сидит комар, а то и два, погрузив свой "любознательный" нос в клетку материи и жадно принюхиваясь к запаху человеческого тела... Комбинезон весь переливается, струится, шевелится от этого живого панциря. Точно так же выгляжу и я в своем туристском комплекте цвета хаки, теперь тоже сером. Еще образности? Раньше, до приезда в этот район, мне отвечали на деликатный вопрос, много ли здесь комара: "Весь воздух из них состоит. Идет впереди тебя в трех шагах по тайге человек - так там, где он прошел, пустой коридор остается, а кругом - сплошной комар". Теперь, шагая за Кульбертиновым, я мог действительно наблюдать это явление...

Рис. Б. Федотова

Идем дальше. Вокруг болота, на влажной почве - многочисленные следы. Кульбертинов читает их, как книгу, набранную крупным шрифтом, безошибочно определяя не только день, но даже час, когда прошел здесь какой зверь, что делал, где кормился, лежал, охотился... Иногда он щупает след, а один раз, опустившись на четвереньки, понюхал; но большей частью ограничивается беглым взглядом, безошибочно и с ходу расшифровывая визитные карточки представителей таежного царства. Эрудиция его в этой области поразительна.

- Утром были. Мать, лосиха, с двумя детьми, - говорит он, всматриваясь в перекрещивающиеся цепочки следов на торфянике, у самой воды. - Часов в шесть-семь ушли отсюда.

- А это - тоже утренний? - спрашиваю я, указывая на глубокие четкие вмятины слева от себя.

- Нет, это три дня назад приходил. Двухлетка, молодой, - отвечает охотник, чуть глянув в сторону следа, по виду совершенно не отличающегося от этих "утренних"...

Вот в кустарнике, там, где местность идет на подъем, видна какая-то куча из набросанных ветвей, комьев земли... Кульбертинов снимает с плеча карабин, оттягивает затвор. Я по его знаку делаю то же самое.

- Держись-ка поближе ко мне, - шепотом говорит он.

Смутно ощущая тревогу, я напряженно осматриваюсь по сторонам. Вот возле тропинки оторванное лосиное копыто с частью обглоданной кости, чуть поодаль - другое.

Подходим. Под ветками и кусками дерна туша сохатого.

- Хозяина работа. Закрыл, чтоб другим не досталось... Его добыча. Он здесь, близко, следит... Подумает, что отнять хотим, украсть, - броситься может, так что осторожней тут надо... Пойдем отсюда, - вполголоса говорит следопыт.

Шагов через триста Кульбертинов останавливается перед гнилым, разломанным вдоль на две половины куском ствола упавшей сосны. Внимательно осматривает сам обломок, следы вокруг него. В прогнившей древесине - многочисленные ходы насекомых.

- Утром был. Муравьев ел. Это у него вроде конфет. Муравьев очень любит...

- Кто?

- Медведь, кто ж еще... - искоса взглядывает на меня охотник, явно удивляясь моей тупости.

Идем дальше, вступаем в густой смешанный подлесок. Вдруг где-то рядом слышится характерное токанье глухаря. Осторожно пробираемся вперед, отодвигая еловые ветви, всматриваемся.

Совсем близко, метрах в тридцати, на лиственнице сидит крупный глухарь, вдруг замолкнувший, словно ожидая чего-то...

- Ну, давай, стреляй, - оборачиваясь ко мне, шепчет Кульбертинов.

От волнения мне не удается сразу вставить патрон в ствольную коробку "тозовки", пальцы дрожат...

- Ну, скорей, ждать не будет, - торопит Иван Николаевич.

Наконец затвор встает на место, я прицеливаюсь, нажимаю спуск.. Выстрел... Я не сомневаюсь, что, конечно, промахнулся.

Но, к моему изумлению, тяжелая птица подскакивает на месте и, хлопая крыльями, сваливается в траву.

- Да ты стрелок, однако, -с улыбкой тянет Кульбертинов. - Снайпер!

Это моя первая в жизни добыча, раньше я не охотился. При помощи двух палочек Иван Николаевич прикрепляет глухаря к моему рюкзаку. Ноша становится тяжелей килограммов на десять. Но я почти не ощущаю этого от радости... На сегодня поход окончен, мы поворачиваем к лагерю.

Пока мы молча шагаем по пружинящим от сосновой хвои тропкам, пробираемся через кусты, переходим болота и речки, вспоминается прилет в Тяню и первая встреча с Кульберти новым, тогда еще для меня "человеком из легенды"...

Мы выходим из самолета. Человек тридцать, по крайней мере, столпились возле него, с любопытством глядя на прибывших. Все сразу же включаются в работу, и вскоре на площадке возле самолета вырастает штабель из привезенного груза.

Свои рюкзаки с киноаппаратурой, кассетами и коробками с пленкой я пытаюсь вынести сам, но тут же чьи-то дружеские руки подхватывают лямки... местные жители, прибывшие вместе с нами, сразу же смешиваются с толпой встречающих, обмениваются новостями. Самолет здесь -единственная, не считая радио, связь с "большим миром", поэтому каждое его появление - крупное событие дня и недели.

Мой спутник, народный писатель Якутии Д. Суорун-Омоллон уже стоит в кругу людей, оживленно беседуя с ними. Он подзывает меня, знакомит с заместителем директора отделения совхоза В. Терентьевым, бригадиром М. Яковлевым и другими. Потом он указывает на коренастого загорелого человека в желтой рубашке, принимающего активное участие в разгрузке самолета; ухватив в обе руки по большому мешку, он тащит их к общей куче.

- А вот, смотрите - тот, из-за кого мы приехали: Иван Николаевич Кульбертинов.

Терентьев окликает его, и Кульбертинов подходит к нам. Знакомимся. На меня пытливо взглянули узкие желтовато-карие глаза, лицо осветила улыбка белых, без единого изъяна, зубов, а все лицо мгновенно покрылось сетью лучеобразных морщинок, отчего сразу стало напоминать поверхность древесной коры и одновременно солнце, как его рисуют обычно дети...

Так вот он какой, этот знаменитый снайпер... Признаюсь, я испытывал заранее некоторую дрожь при мысли, как я буду пожимать его руку...

Только потом, в походе, я узнал, сколько может и умеет эта рука.

... Она может починить лодочный мотор и сделать самострел на соболей, выполненный в лучших традициях предков, построить охотничий лабаз(склад) на высоких сваях, чтоб не залезло зверье, и красиво, особым местным способом, уложить рыбацкие сети в большие гирлянды, метко бросить "пальму" - нож-копье, встречающееся только у северных народов и ведущее свою родословную с незапамятных времен, и профессионально запрячь ездового оленя, с одной спички разжечь костер и, крепко упираясь шестом в речное дно, вывести лодку через стремнину к берегу, когда отказал мотор... И, что самое главное, - она, эта рука, всегда придет на помощь в трудную минуту, и любой, кто имеет с ней дело, всегда сможет убедиться в ее крепости, дружеском участии и надежности...

(Окончание в следующем выпуске альманаха.)