Облава (Владимир Курьянов)

Облава

Багряный круг солнца притаился у горизонта. С полынной степи веяло горькими запахами трав, острый дух будоражил едкими, почти табачными ароматами. Сумерки звенели дребезжащим стрекотанием насекомых. После их назойливого шума наползавшая темнота казалась по-скупому молчаливой, мрачной и сиротливой. Духота обволакивала так, точно дорожная пыль набилась комком в легкие и тем сильнее и желаннее заставляла седоков думать об отдыхе. Лошади быстро перебирали копытами по укатанному грузовиками большаку.

Наконец дорога ушла в сторону, а седоки свернули в бескрайнюю пепельно-желтую степь. Вороной конь в нетерпении засеменил на месте копытами, дожидаясь приближения остальных, и человек, приложив ладонь ко рту, издал длинное, плавное подвывание: "Э-э-э-у-у-э-э-э!"

Тишина чуть продержалась, и неожиданный пронзительно-протяжный вой потек над степью. Расползаясь над колкими, засыхающими на корню стеблями трав, вой тоскливой отрешенностью охватил степную ширь во все стороны и уже где-то далеко, стихая, послышался высокозвучащей жалобной нотой. Плачущее завывание старой волчицы повторилось. Душераздирающую звериную мелодию подхватила многоголосая стая, и степь заполнилась нечеловеческой печалью. Тягучий вопль, струящийся из десятка волчьих глоток, заставлял невольно содрогнуться. Кони еще долго вздрагивали, всхрапывали и, казалось, вспоминали страшный звериный вой.

Всадники молча продвинулись вперед, спешились, выбирая место ночевки в трех километрах от предполагаемого волчьего логова. Принялись развьючивать лошадей.

- А волки нападают? - Николай все еще ощущал морозящий кожу звериный вой. Сняв седло с лошади, он вопросительно посмотрел на подтянутого мускулистого охотника.

- Не припомню такого, - откликнулся тот. - У егеря узнай.

- Таурбай, как считаешь, волки нападают на людей?

- Только бешеный кидается, - нехотя сказал егерь. - Сумасшедший человек тоже кусает, если рассудка помешан. Волк не тронет, - помотал головой Таурбай, - когда никто мало не угрожает.

- Почему же они стаей держатся?

- Молодой волк охота учит, как в школе писать-читать учат. - Таурбай, прищурившись, отчего глаза сверкнули кошачьими зрачками, вгляделся в уплывающее солнце. - Четыре часа спать будем, совсем мало спать будем. - Он занялся своим конем, показывая, что не расположен к разговорам.

Николай отстал от егеря, опять повернулся к охотнику.

- Большой выводок там держится, Александр Иванович? Штук пятьдесят?

- Ну, ты загнул! Пятнадцать наберется от силы.

- Как же вы определили?

- Легко по голосу различить. Матерый волк воет басом или низким баритоном, матерая же высоким баритоном. Тянут долго с переливами, с тоскливой гнусью. Переярки воют тенором, короче матерых, обычно обрывают с взбрехом. Прибылые - те скулят, как собаки, со слабым повизгиванием. Нетрудно сосчитать... Ты давно охотишься? Что-то я тебя не встречал раньше.

- Случайно я на облаву попал. В Казахстане в командировке, через знакомых упросил, чтобы на охоту взяли... Сильно вам здесь серые насолили?

- Волки у нас тут не серые, а серо-рыжие, - поправил Николая охотник. - По величине чуть меньше русских серых... Слышал, лет десять назад говорили и писали, в общем правильно, что волки - санитары: они уничтожают слабых, больных животных, поэтому улучшается дикое племенное стадо. Вроде бы так, только не учли, что размножаются волки очень быстро. Вот как ты думаешь, сколько волчица может в год принести волчат?

- Ну, два, три... - подумав, ответил Николай.

- Как бы не так! В среднем она приносит пять волчат, а то и до пятнадцати. Учел? - Александр Иванович обтер большим бурым лоскутом своего скакуна, передал тряпицу Николаю. - Оказалось на деле, нельзя прекращать борьбу с "гангстерами", - пошутил охотник. - Чуть истреблять перестали - волки добрались до домашних животных. Опять их принялись усиленно травить, отстреливать с вертолетов, разрешили все способы охоты. Не зря же наши предки с ними из века в век воевали, устанавливая баланс: "И волки сыты - и овцы целы!" Я считаю, волков надо повсеместно уничтожать. Волк - зверь хитрый. Полностью его все равно не изведешь.

Собрав табуном, стреножили лошадей. Большинство охотников знали друг друга по прежним встречам, всего было только двое новичков. Разговоры через "а помнишь" вырисовывали в их воображении ход очередной облавы. Николай, прислушиваясь к обрывкам речей бывалых, представлял себе облаву как занятие сверхувлекательное, мысленно уже видел себя среди скачущих за хищниками цепью всадников-загонщиков. Еще за сутки до начала охоты всех объединил горячий азарт погони за зверем. Охотники не говорили об исходе завтрашней облавы. Как азартный игрок страшится спугнуть заветную карту, так и они боялись раньше срока сглазить зверя. Но в словах проскальзывало особое воодушевление, всплывали в памяти случаи из былых облав, поэтому было ясно, что помыслы всех устремлены в грядущее утро.

Да, время охоты на волков подошло. Прибылым волчатам уже по пять месяцев, ростом подтянулись до хорошего гончака. По ночам стали ходить с родителями к зарезанным животным далеко от логова, но дневать семейство возвращалось обратно. Месяц назад было бы почти невозможно цепью загонщиков изгнать волков из нор - они бы затаились и отлежались. Сейчас же прибылые по примеру взрослых постараются уйти от всадников, и всю стаю можно будет выгнать на линию стрелков. Минует какой-то месяц с небольшим, выводок начнет бродяжничать и менять дневки, тогда волчье семейство уже не застанешь на логове, облава будет если не бесполезной, то малодобычливой.

Постелив куртку прямо на землю, под безоблачным небом, густо забросанным звездами, Николай, тихо переговариваясь с Александром Ивановичем, устроился на ночлег. Рядом и справа, и слева начали понемногу стихать охотничьи байки, и перед слипающимися глазами Николая, как часто бывает после длительной езды, заскакали кони, кони по нескончаемой желтой дороге...

Один только Таурбай не примыкал к разговорам охотников. Как только все угомонились, он уложил ружье поверх своей охотничьей поклажи, чтобы не попал в затвор песок, и неслышно, как крадется усталый волк, побрел к чернеющему силуэтами лошадей табуну.

Таурбай, сколько себя помнил, охотился. И его отец Кабл был охотником. И отец отца был охотником. Ушло, забылось то время, когда казах не считался настоящим мужчиной, если не умел охотиться. Мало осталось людей старой выучки. Таурбай легко мог обнаружить зверя по чуть приметной тропе от водопоя, по следам взрослых волков на песке или даже по особому волчьему запаху. Он умел взять волка живьем, часами гоняя того по безбрежной степи. Взмыленный конь Булан парил птицей над степью, а душа Таурбая пела гордо и радостно при каждом ударе копыта. Матерый волчище, не выдержав бешеной скачки слитых вместе человека и коня, не имел сил бежать дальше, высовывал сухой опухший язык, приникал к земле, дожидался, когда станет добычей человека, превзошедшего выносливостью и упорством. Часто припоминал Таурбай и отцовского прирученного беркута, бравшего волков. Кабл туго скручивал ноги зверя веревками, брал оскалившегося хищника за загривок, поднимал высоко правой рукой и так въезжал со зверем в аул, что считалось великой гордостью охотника, "Раньше была охота! - думалось Таурбаю. - Для приезжих охота только забава, а для старого Кабла она была жизнью!" Приученный отцом к старой охоте, Таурбай не любил облавы. Но радуешься облаве или нет, а егерскую службу надо нести на совесть, как положено. Понапрасну денег Таурбай не получал.

Почуяв рядом хозяина, слабо заржал Булан, остальные лошади, выбрасывая спутанные веревками ноги, встревоженно сдвинулись плотнее. Таурбай не спеша подошел к коню, погладил его по лоснящейся выгнутой шее, прижался щекой к теплому, пахнущему потом, жесткому и в то же время бархатистому ворсу.

Верхом на коне

Все сделал Таурбай как положено. Проинструктировал участников охоты о повадках зверя, подготовил по номерам стрелков, назначил загонщиков. Знал: достаточно одного несобранного человека, чтобы загубить дело, а то и навлечь несчастье. Страшная беда произошла в его егерской службе лет десять назад. Таурбай словно сжимался, вспоминая, как пальба вдоль цепи номеров по "мелькнувшему" волку привела к гибели человека. Долго потом мучился егерь, пять лет не руководил облавами. Теперь боялся егерь больше всего на свете повторения старой беды: стрелков на линии снарядил самых надежных, с кем приходилось работать и раньше. Двух новых, неискушенных, которым нужен присмотр, завтра поставит в цепь загонщиков рядом в собой: если затосковали молодые охотой, то пусть сначала наберутся опыта. Вроде все предусмотрел Таурбай, все выполнил по инструкциям и незачем беспокоиться, но егерь перед каждой облавой встревожен, мучительно болит сердце, перед глазами вновь и вновь возникает образ распластавшегося на земле убитого человека. Не спится старому Таурбаю.

Исчез навязчивый стрекот насекомых. Сплавившись непроницаемым угрюмым мраком с мутным ночным небом, широко развалилась огромная степь. Звезды от оплетающей их чернильными щупальцами темноты замерцали блеклым светом.

Что-то странное, непонятное, какой-то посторонний шум заставил всколыхнуться. Егерь оторвал седую голову от морды коня, потрепал Булана по холке и отошел в сторону от табуна. Посторонний шум был еле различим в навалившемся на степь безмолвии. Таурбай лег на землю, приложил ухо к щетинистой траве и только тогда услышал тарахтящий гул. "Не близко едут... - подумал егерь. - Не разобрать, сколько машин... Совсем далеко едут..."

Машины долго, даже как-то неторопливо приближались черепашьим ходом. Таурбай посмотрел туда, где горизонт озарился отраженным нежизненным светом, какой кладет отпечатком луна через промежуток в тучах. Бледная полоса медленно растягивалась вдоль горизонта, блестящей линией разграничивала степь и ночное небо. "Стороной проедут, - решил Таурбай. - К ложбине движутся, а там, наверное, их путь по городской дороге". Таурбаю стало неинтересно и скучно, не потому что машины оказались не своими, из ближайшего совхоза, а просто настала пора хотя бы немного прикорнуть. Перед сном у Таурбая всегда возникало тоскливое настроение, может, оттого, что сон - это несколько часов, вырванных из жизни, а для старого человека каждый час ценится вдвое. Зато ранним утром, еще до пробуждения охотников, Таурбай пойдет осторожно посмотреть возвращение волков на логова, если понадобится, подвывши сманит стаю в удобное для гона место, наверняка обеспечит приезжих охотничьими трофеями. Таурбай поднялся с земли и, переваливаясь на кривых от частой верховой езды ногах, побрел к спящим охотникам.

Внезапно резкий шлепок, точно от вылетающей пробки шипучего "Цимлянского", донесся до слуха. Егерь остановился, повертел головой: неужели" почудилось? Нет, шлепки следовали один за другим. Недобрые мысли всполошили егеря. Он опрометью кинулся к ружью, задел впотьмах чью-то ногу и, сквозь зубы выругавшись, выбранив и черную ночь, и безмятежных охотников, и себя, глупого, старого, неповоротливого, целый час дожидавшегося крадущихся у горизонта машин, побежал к коню.

- Что? Где?.. Волки! - Почувствовав толчок в сапог, спросонья заморгал, озираясь по сторонам, Николай. - Александр Иванович, Александр Иванович! - растормошил он охотника. - Таурбай куда-то поскакал, - махнул он рукой по направлению удаляющегося всадника.

Охотник по доносившимся хлопкам выстрелов понял: произошло что-то непредвиденное. Разбудив товарищей, бросился седлать лошадь. Через несколько минут барабанный постук подков выбил множество следов в засохшем грунте.

Выстрелы загремели ближе, беспорядочное грохотанье подгоняло и без того быстрый бег лошадей. Перед глазами вспыхнули вспоротая светом фар грузовиков чернота и стадо сайгаков, словно стая больших крылатых птиц, взметнувшихся с насиженного места. Животные метались в безумной пляске между лучами фар, скользящими по бокам холодным ослепительным светом.

С кузовов двух грузовиков палили увлеченно, с беспощадным упоением. Как несколько волков без счета и числа безжалостно расправляются с бараньим стадом, так с машин зверски уничтожали сайгаков. Истреблению не виделось конца. Прикованные своими выстрелами и светом к пытавшемуся скрыться табуну, браконьеры не заметили надвигавшейся с тыла плотной шеренги.

Приближаться совсем близко было опасно: выстрелы браконьеров могли обратиться на охотников. Таурбай вскинул ружье. Ствол, покачнувшись, нацелился, на долю секунды приостановился, и раздался выстрел. Со свистом спустил баллон ближайшего к охотникам грузовика, и он на полном ходу врылся колесами в песок.

Александр Иванович, заметив, что в кузове застрявшей машины в замешательстве засуетились, скомандовал:

- Залпом в воздух... пли!

Охотники не очень дружно - кто успел сбросить с плеча ружье, кто нет- выпустили заряды в небо.

Что-то прокричал гортанный, зычный голос. Все выстрелы стихли. Вокруг стало невообразимо тихо, как это бывает после адского грохота, когда слух медленно, будто не свой, привыкает к умиротворенной тишине. Где-то невдалеке слабо простучали копытами, удаляясь от места бойни, невидимые сайгаки. В кузове поврежденной машины, видимо, удивлялись неожиданному прекращению стрельбы, и она подъехала к первой.

Таурбай с ружьем наперевес устремился к грузовикам, за ним двинулись охотники. Николай ощутил в суровой молчаливости каждого грозную сплоченность и готовность поддержать егеря. Руки непроизвольно стиснули приклад ружья, унимая дрожь, возникающую обычно в острых, критических ситуациях.

В машинах находились, не считая шоферов, пять человек. Все казахи. Они неловко попрыгали с кузова и молча, придерживая ружья, поджидали Таурбая. Егерь почти наехал на них на полном скаку, заставил расступиться. Стоящие у машин закричали, яростно зажестикулировали, что-то принялись доказывать. Таурбай восклицал отрывисто, резко, показывал на машину, на стоящих позади себя охотников, взмахивал ружьем в сторону убежавших сайгаков. Пожилой казах, стоящий около кузова, что-то шепнул на ухо соседу, протиснулся вперед перед остальными, доставая из кармана пачку денег. Лицо егеря исказилось злобной гримасой, он заговорил еще жестче, быстрее, проглатывая слова, чувствовалось, еле сдерживает себя, чтобы не ударить человека, сжавшего в руке бумажки. Стукнув каблуками коня, егерь подъехал к заднему борту грузовиков и, не обращая внимания на угрожающе кричавших казахов, переписал номера машин. Потом направился к охотникам.

Облава на браконьеров

- Мертвый сайгак грузить надо... Ты и ты, - он ткнул в Николая и чернявого небольшого роста охотника. - В милиция, в город поедешь. - Выбранный браконьерами в сопровождающие казах согласно кивнул.

Тем временем начал набираться рассвет. Степь заполнялась румяными красками раннего утра, которые придают ей сказочный вид розовой страны. Солнечные блики, накладываясь на желтые, бледно-зеленые, песочные, разукрасили степь яркой пестрой мозаикой. От сочного света вся даль выстелилась малиновым разноцветьем, и чудилось, что ожившая степь вдыхает утренние лучи, взамен рождая новые яркие неповторимые краски.

Охотники начали подтаскивать туши к машине и, тяжело поднимая, сваливали их в кузов. Лежащие в беспорядке уродливыми темными пятнами, осыпали поверхность утренней степи сайгачьи трупы. С каждым новым сайгаком губы Таурбая поджимались резко очерченной складкой, под бровями сверкали суровые глаза. Когда принесли последнее убитое животное, Таурбай в девятнадцатый раз согнул палец руки. Пальцы задрожали. Таурбай сомкнул их в кулак, будто так можно было сохранить всех загубленных животных, и, подняв руку над головой, гневно закричал. Разоруженные браконьеры, казалось, побелели смуглыми лицами.

- Что он сказал? - спросил Николай.

- Можно перевести... - нахмурившийся Александр Иванович вдавил угрюмый взгляд в горстку браконьеров. - Степь нельзя купить, степь велика для денег! Но сволочь даже она не в силах прокормить...

Принялись заталкивать браконьеров в кузов. Они нехотя, по одному, стараясь не глядеть на охотников, залезли в машину.

Николай подумал, что ему тоже ехать надо.

- Эх! Жаль! - сорвалось с губ. - Через неделю домой. Не довелось мне в Казахстане поохотиться.

- Ничего, ты в не менее сложной и нужной облаве участвовал, - успокоил его охотник. Потом, взглянув на опечалившегося Николая, подошел к Таурбаю и что то сказал. Егерь согласился.

- Действуй! Я вместо тебя еду.

- Как же так?!

- Ничего. Для меня облава не последняя. Этих негодяев до города провожу! - Александр Иванович вскарабкался в кузов. - Будешь в Алма-Ате, в гости заезжай. Найдешь по адресу!.. - прокричал Охотник с трогающейся машины. - Прощай! Может, увидимся!

А облава?.. Облава получилась удачной. Николай несся во весь опор, не чувствуя быстрых ног гнедой, летел, не замечая ни кочек, ни рытвин, ни нор грызунов, где по случайности лошадь могла и ногу сломать, а всадника вышибить из седла. Он мчался в общей цепи всадников, охватывая загоном маячащие перед глазами серо-рыжие тени, чуть заметные на фоне выгоревшей травы. Волки то появлялись перед глазами, то пропадали, скрываясь за невысокими выпуклыми буграми: "А-ля-ля-а!.." - неслось следом.

Охотники любят такие мгновения, да и кто же не любит сильных, жгучих впечатлений?! Дух Николая захватило от переполняющего восторгом ощущения скорости, жарких порывов омывающего встречного воздуха. Скачка напомнила о бесшабашной молодости, когда, постелив на лошадей телогрейки, несся вместе с деревенскими сорванцами, не разбирая дороги, в ночное. Восхищение от быстрой верховой езды захлестнуло, как когда-то, без остатка, полностью овладев каждой клеточкой тела, и уже казалось, что человек создан не для того, чтобы ходить, а вот так мчаться, слившись с конем.

Таурбай уверенно вел загон, моментально ориентируясь при резвой гонке в исчезающем в пыли за спинами всадников пространстве степи. Он ведомыми ему конными флангами то опережал, то отставал от загоняемых волков. А потом Таурбай обогнал лавину всадников, уводя их в сторону от стрелков, замаскировавшихся на плоской возвышенности.

Первый номер дал сигнал, и через секунду загремели выстрелы. Встреченные картечью, хищники кувыркались на лету, плашмя падали на песок. Стая разделилась. Большая часть помчалась вперед, натыкаясь на свистящий барьер картечи. Несколько волков устремились в открытую степь. Их тоже остановили меткие выстрелы. Только двух подранков, кособоко подпрыгивающих на месте, пришлось добивать. Три волка, ведомые матерой волчицей, пошли прямо на стрелков, стараясь проскочить между номерами. Мчащегося на охотника волка убить очень трудно. Удалось сразу попасть только в одного переярка, да с сильной кровью прошел стрелянный четвертым и пятым номерами волчонок. Вскоре его нашли верховые в полукилометре от линии номеров. И все же ушел левее второго номера переярок, прорвалась после безвредного дуплета ушла матерая - значит, волчий род, как предполагал Александр Иванович, продолжится. Охотник не ошибся, определяя размеры стаи. Волков было пятнадцать: пара матерых, восемь прибылых и пять переярков.

Убитый волк

Окончив стрельбу, все побежали разглядывать трофеи, особенно восхищались размерами матерого волка. Охотники радостно, возбужденно покрикивали.

Николай подъехал к оказавшемуся в стороне от других волчонку. Подшерсток его был серый с неяркой рыжей опалиной. Он лежал растопырив лапы, лобастая голова уткнулась в сухой песок - так обычно дремлют щенки под солнцем, лишь голубые, широко открытые глаза с матово-стеклянной поволокой и ярко-красное пятно под лопаткой говорили, что это настоящий убитый волк. Николай спрыгнул с лошади, погладил волчонка по шерстке, почесал остроторчащие уши. Исчезло восторженное состояние скачки. Несмотря на слышанное о волчьих свирепых погромах, стало жалко беспомощного зверя-ребенка.

- Хороший волчок! Себе бери. Охота помнить.

Вернувшись домой, Николай повесил выделанную шкуру волка над диваном. Как-то раз, когда друзья завели разговор об охоте, Николай стал восхищенно рассказывать приятелям о своем участии в облаве. Расписал, приукрашивая для убедительности, скачку в степи, загон волков, меткую стрельбу охотников и вдруг вспомнил о своем беззащитном волчонке, о ночной облаве на "человеков-волков", посмотрел на пушистый мех, пригвожденный к зелененьким обоям. "Кто же волк - санитар или убийца?.. А может, он расплачивается серо-рыжей шкуркой не только за волчьи грехи?"

Непрекращающийся длинный вой будто опять поплыл, растекаясь по комнате, как когда-то в далекой казахстанской степи. Друзья непонимающе посмотрели на неожиданно оборвавшего рассказ Николая.

Через полгода мягкий мех волчонка почему-то сильно порыжел. Так выцветает висящий на стене пестрый ковер от долгого времени жизни.