В лесах (отрывок из романа) (П. Мельников-Печерский)

Ночь надвигалась. Красное зарево костров, освещая низину леса, усиливало мрак в его вершинах и по сторонам. С треском горевших ветвей ельника и фырканьем лошадей смешались лесные голоса... Ровно плачущий ребенок, запищал где-то сыч, потом вдали послышался тоскливый крик, будто человек в отчаянном бореньи со смертью зовет к себе на помощь: то были крики пугача... Поближе завозилась в вершине сосны векша, проснувшаяся от необычного света, едва слышно перепрыгнула она на другое дерево, потом на третье и все дальше и дальше от людей и пылавших костров... Чуть стихло, и вот уже доносится издали легкий хруст валежника: то кровожадная куница осторожно пробирается из своего дупла к дереву, где задремал глупый красноглазый тетерев. Еще минута тишины, и в вершине раздался отрывистый, жалобный крик птицы, хлопанье крыльев, и затем все смолкло: куница поймала добычу и пьет горячую кровь из перекушенного горла тетерева... Опять тишь, опять глубокое безмолвие, и вдруг слышится словно кошачье прысканье; это рысь, привлеченная из чащи чутьем, заслышавшая присутствие лакомого мяса в виде лошадей Потапа Максимыча. Но огонь не допускает близко зверя, и вот рысь сердится, мурлычит, прыскает, с досадой сверкая круглыми, зелеными глазами, и прядает кисточками на концах высоких, прямых ушей... Опять тишь, и вдруг либо заверещит бедный зайчишка, попавший в зубы хищной лисе, либо завозится что-то в ветвях: это сова поймала спавшего рябчика... Лесные обитатели живут не по-нашему - обедают по ночам...

Но вот вдали, за версту или дальше, заслышался вой, ему откликнулся другой, третий вой - все ближе и ближе. Смолк, и послышалось пряданье зверей по насту, ворчанье, стук зубов... Ни один звук не пропадет в лесной тиши.

- Волки! - боязно прошептал Потап Максимыч, толкая в бок задремавшего Стуколова.

Дюков и работники давно уж спали крепким сном.

- А?.. Что?.. - промычал, приходя в себя Стуколов. - Что ты говоришь?

- Слышишь? Воют, - говорил смутившийся Потап Максимыч.

- Да, воют... - равнодушно отвечал Стуколов. - Эк, их что тут! Чуют мясо, стервецы!

- Беда! - шопотом промолвил Потап Максимыч.

- Какая же беда? Никакой беды нет... А вот побольше огня надо... Эй, вы, ребята! - крикнул он работникам. - Проснись!.. Эка заспались!.. Вали на костры больше!

Работники встали неохотно и вместе со Стуколовым и с самим Потапом Максимычем навалили громадные костры. Огонь стал было слабее, но вот заиграли пламенные языки по хвое и зарево разлилось по лесу пуще прежнего.

- Видимо-невидимо!.. - говорил оторопевший Потап Максимыч, слыша со всех сторон волчьи голоса.

Зверей уж можно было видеть. Освещенные заревом, они сидели кругом, пощелкивая зубами. Видно, в самом деле они справляли именины звериного царя.

- Ничего, - успокаивал Стуколов, - огонь бы только не

переводился. То ли еще бывает в сибирских тайгах!..

В самом деле, волки никак не смели близко подойти к огню, хоть их, голодных, и сильно тянуло к лошадям, а, пожалуй, и к людям.

- Эх, ружья-то нет: пугнуть бы серых, - молвил Стуколов.

- Молчи-ка ты, какое тут еще ружье! Того и гляди сожрут... - тревожно говорил Потап Максимыч. - Глянь-ка, глянь-ка, со всех сторон навалило!.. Ах ты, господи, господи!.. Знать бы да ведать, ни за что бы не поехал... Пропадай ты и с Ветлугой своей!..

А волки все близятся, было их до пятидесяти, коли не больше. Смелость зверей росла с каждой минутой: не дальше как в трех саженях сидели они вокруг костров, щелкали зубами и завывали. Лошади давно покинули торбы с лакомым овсом, жались в кучу и, прядая ушами, тревожно озирались. У Потапа Максимыча зуб на зуб не попадал; везде и всегда бесстрашный, он дрожал, как в лихорадке. Растолкали Дюкова; тот потянулся в своей лисьей шубе, зевнул во всю сласть и, оглянувшись, промолвил с невозмутимым спокойствием:

- Волки никак!

Без малого час времени прошел, а путники все еще сидели в осаде. До свету оставаться в таком положении было нельзя: тогда, пожалуй, и костры не помогут, да не хватит и заготовленного валежника и хвороста на поддержание огня. Но паломник человек бывалый, недаром много ходит по белу свету. Когда волки были уже настолько близко, что до любого из них палкой можно было добросить, он расставил спутников своих по местам и велел по его приказу, разом бросать в волков изо всей силы горящие лапы.

- Раз... два... три!.. - крикнул Стуколов, и горящие лапы полетели к зверям. Те отскочили и сели подальше, щелкая зубами и огрызаясь.

- Раз... два... три... - крикнул паломник, и, выступив за костры, путники еще пустили в стаю по горящей лапе.

Завыли звери, но когда Стуколов, схватив чуть не саженную пылающую лапу, бросился с нею вперед, волки порскнули вдаль, и через несколько минут их не было слышно.

- Теперь не прибегут, - молвил паломник, надевая шубу и укладываясь в сани.

- Дошлый же ты человек, Яким Прохорыч, - молвил Потап Максимыч, когда опасность миновала. - Не будь тебя, сожрали бы они нас.

Паломник не отвечал. Завернувшись с головой в шубу, он заснул богатырским сном.

Зимняя охота