Волк и движение против охоты в защиту хищных животных

Старые охотничьи описания волка начинались словами: "...это лютое животное, будучи хитро и проницательно, всегда, кажется, изучало человека и следило за его изобретательностью относительно истребления их волчьего рода..."

Столь разумное утверждение было высказано почти 150 лет назад, в 1847 г., в малоизвестной теперь книге В. Венцеславского "Псовая охота вообще", в которой автор отстаивал мысль и о том, что тому, кто сладит с волком, нужно отдать полную похвалу за мастерство и терпение [24].

В наше время так давно подмеченная волчья проницательность, спасающая этих зверей от всевозможных способов преследования их человеком, потрясает: в уходящем в историю XX в. - веке расцвета и торжества технократизма - на волка было обрушено, кажется, все. Окрещенный в свое время "серым помещиком", он был объявлен "вне закона" в охотничьем мире. Против волка в дело пустили коварные средства умерщвления - яды. Для его ловли приспособили стальные капканы и петли. За убийство этого хищника любым способом ввели системы солидных поощрений и не только охотников, но и руководителей охотхозяй-ственных учреждений.

И вот выслеживаемый с воздуха, преследуемый с автомашин и мотонарт, расстреливаемый из засад далеко стреляющими ружьями с оптическим прицелом, разыскиваемый на логовах в период появления беспомощного потомства волк не только все еще обычен для фауны нашей страны, но и доставляет заботы, помимо охотничьего, и сельскому хозяйству.

Более того, в 70-х годах волки появились в новых для них областях, стали размножаться в районах, где раньше, как вредные, были истреблены. В эти же годы участились сообщения о волках, скрытно обитающих возле современных больших городов. Наконец, самое, пожалуй, примечательное заключается в том, что в ряде регионов страны к середине 70-х годов поголовье этих хищников возросло до величин, ранее здесь не бывалых. В частности, в 1979 г. в лесах Кировской обл. было добыто 706 волков (в 5 раз больше многолетней средней для периода 50-60-х годов), в следующем году - 605. За один год такого количества волков здесь не убивали за всю историю области.

Следует отметить, что этот экологический феномен XX в. возник после того, как четыре года (1968 - 1971) уровень добычи волков во всей России не превышал 5 тыс. голов, в 1970 г. было убито 4842 волка, что для этого периода, отличавшегося стабилизацией численности зверей на самом низком уровне, оказалось минимальной величиной их изъятия из природы, как, впрочем, и за все прошлые годы. Немалой группе ученых-зоологов уже реальной казалась угроза полного исчезновения если не географических форм, то во всяком случае некоторых локальных популяций столь уникального зверя. В 1973 г. в охотничьих кругах многих областей и даже в руководстве Главохотой РСФСР пришли к заключению, что с вредоносным, как тогда там выразились, аспектом волчьей проблемы в России будет практически покончено... к началу 80-х годов [63].

Читая сейчас первую русскую научную публикацию о волках Л. П. Сабанеева, приходишь к заключению, что столетней давности призыв ученого к решению волчьей проблемы по-прежнему актуален и адресован современным охотникам. В свое же время этот выдающийся охотовед проблему российского волка обозначил так: "С первого взгляда быть может многим покажется, что значение, придаваемое в последнее время так называемому волчьему вопросу, слишком преувеличено, что волки приносят нам никак не более, а скорее менее вреда, чем 20 - 30 лет назад. И действительно, так может показаться с первого, поверхностного взгляда, но всякий, кто пожелает поглубже вникнуть в дело, при более внимательном рассмотрении ясно увидит, что именно за последние десятилетия количество волков возросло в сильной степени и что оно продолжает увеличиваться с каждым годом. Волки становятся общественной язвой, народным бичом; дерзость их не имеет уже пределов..." [185, с. 227]. Мощный "взрыв" численности волка в 70-е годы нового столетия вновь озаботил не только охотохозяйственные учреждения. Он, наконец, привлек внимание научных сил к детальному изучению природы волка на региональной основе. В 1969 г.. И. Г. Гурским был проанализирован опыт эколого-морфологического изучения популяций волка и выявлена популяционная структура вида на юге европейской части СССР (в Северо-Западном Причерноморье). В 1982 г. А. Н. Филимонов завершил работу по биологии волка полупустынь Казахстана, внимание в ней было уделено и разработке биологических основ управления популяциями этого хищника в аридной зоне. А. Н. Кудактин исследовал экологию, поведение и биоценотическое положение волков Западного Кавказа. В 1983 г. получила известность работа Т. К. Бараташвили по экологии волка в Грузии. Тогда же сотрудниками высокогорной станции АН Киргизской ССР В. А. Вырыпаевым и Г. Г. Воробьевым была издана книга "Волк в Киргизии". Авторы этого эколого-географического очерка о волке не только собрали и впервые проанализировали оригинальный материал о его распределении и численности в горных и равнинных районах Тянь-Шаня, но и показали особенности хищнического образа жизни зверей в весьма своеобразном регионе, где на отгонных пастбищах в большом количестве ныне выпасаются яки, лошади и овцы современных культурных пород. В 1985 г. А. Я. Бондарев представил ученому совету Биологического института Сибирского отделения АН СССР материалы по биологии волка южной части Западной Сибири с оценкой его практического значения в Алтайском крае. В 1986 г. в Институте эволюционной морфологии и экологии животных им. А. Н. Северцова было заслушано выступление ученого из ГДР Карла-Хайнца Фроммольта, занимавшегося в нашей стране (в Центральнолесном заповеднике Калининской обл. и Нуратинском - в Узбекистане) изучением звуковой активности волков: особенностей развития и значения волчьего воя как средства общения при стайном образе жизни. В этой же связи нельзя не упомянуть и об исследовании в 1987 г.

A. В. Шубкиной рассудочной деятельности волка в сравнении с бурым, белым, белогрудым (гималайским) медведями и тигром. Одновременно Я. К. Бадридзе [5], изучая формирование пищевого поведения волка, рассмотрел вопросы онтогенеза элементарной рассудочной деятельности зверя, его способность различать, что и как движется в поле зрения, показав роль рассудка хищника в формировании традиционных приемов охоты. Этому ученому удалось вскрыть и закономерности территориального распределения волчьих захоронок (кладовых) пищи, включая и такие тонкости, как роль памяти в их отыскивании.

В 70-е и особенно в 80-е годы в периодической печати были опубликованы другие материалы научных исследований разных сторон экологии волка. Так, в 1980 г. Всесоюзное териологическое общество совместно с секцией поведения животных научного совета АН СССР по проблеме "Биологические основы освоения, реконструкции и охраны животного мира" выпустило специальный сборник научных трудов. В него было включено полтора десятка оригинальных сообщений участников первого семинара зоологов и охотоведов, изучающих поведение волков. Этот сборник привлек внимание зарубежных ученых, его переиздали в Швеции для зоологов и охотников Скандинавских стран. В 1985 г. Уральский научный центр АН СССР вынес на обсуждение специалистов методические рекомендации по организации контроля за динамикой численности волка, разработанные под руководством B. С. Смирнова на основе анализа возрастного состава добываемых животных.

Наибольший же научный интерес к этому хищнику вызвала первая в мире фундаментальная монография "Волк", выпущенная в свет издательством "Наука" в 1985 г. Семьдесят девять ученых (специалистов в области палеонтологии, систематики, морфологии, физиологии, экологии, этологии, охотоведения и др.) рассказали многое из того, что к тому времени стало известно о волке. Принципиально важная особенность первой монографии о волке, о котором исстари народ только и знал, что он серый, злой, повсюду плохой, - ее позитивное отношение к этому хищнику, необходимость управления его популяциями.

Ориентация на управление означала конец известной охотничьей концепции, согласно которой многие десятилетия считалось, что волка надо истреблять, а не изучать ради того, чтобы им зачем-то еще и управлять... Наглядным результатом бытовавшей бесспорности этой концепции служат лучшие для того времени публикации о волках известных охотоведов страны: "Об истреблении волком домашнего скота и дичи и об истреблении волка" (В. М. Лазаревский, 1876); "Волк и его истребление" (Д. М. Соловьев, 1919); "Волк и борьба с ним" (Н. А. Зворыкин, 1936); "Волк и борьба с ним в Казахстане" (А. А. Слудский, 1937); "Волк и его истребление" (П. А. Мантейфель, С. А. Ларин, 1949); "Волки Архангельской области и их истребление" (Б. И. Семенов, 1954); "Волк и способы его истребления" (В. В. Козлов, 1955); "Полярный волк и борьба с ним" (В. П. Макридин, 1960) и т. д.

Вмешательство научных сил в проблему волка, предрешив отказ от концепции истребления, повлекло предложение о районировании территории нашей страны с целью установления различных режимов регулирования, волчьего поголовья. По замыслу задача сводилась к тому, чтобы выделить конкретные зоны. Первую - жесткого регулирования численности волков, где считалась бы допустимой ликвидация постоянных очагов их обитания. В нее предполагалось включить степные и лесостепные регионы с интенсивной хозяйственной деятельностью. В следующую зону должны войти тундровые, лесные и пустынные земли с низкой плотностью народонаселения и экстенсивным природопользованием, где среднюю плотность населения волков достаточно было поддерживать на уровне не более двух зверей на 1000 км².

Наравне с этими зонами программой управления предусматривалась и зона охраны волков, для чего предполагалось подключить отдельные заповедники и иные, изъятые из охотпользования территории, С этой же целью сохранения вида признавалось нужным выделение и такой зоны, где волк имел бы статус охотничьего животного. К этой зоне должны отойти охотничьи угодья, занимаемые промысловыми стадами диких северных оленей и сайгаков, а также горно-лесные районы Карпат, Кавказа, Казахстана и Средней Азии, где не практикуется отгонное животноводство. В этой же связи высказывалось мнение и о том, что статус волка как охотничьего вида следует утверждать везде, где он не подлежит истреблению и абсолютной охране [60].

Казалось бы, столь ясная концепция отношения к волку послужит примирительной основой между охотниками, убежденными в том, что терпим лишь волк, живущий всегда настороже, волк, приученный понимать, что в любой момент может оказаться в прорези прицела, и теми, кто нравственно настроен на то, что сама природа без волков, без^ хотя бы символической опасности диких зверей, - не та природа, в которой формировался русский характер.

Однако и с появлением научной концепции управления популяциями волков полного примирения в отношении к этому хищнику все же не произошло. Причина сложившейся ситуации видится в том, что именно в 70-е годы началось пробуждение привлекательных идей охраны природы, всего, что оживляет ее. Порожденные эколого-социальными факторами, эти идеи Нашли практическое воплощение во всемирном движении в защиту животных. Как и следовало ожидать, подобное движение вскоре проявило себя прежде всего в антиохотничьей пропаганде. Зародившись в Западной Европе, эта пропаганда приобрела конкретные организационные формы в виде различных комитетов, федераций, лиг, фондов разного рода групп, выступающих либо с общей, либо со своей специальной программой защиты определенных видов животных. Наиболее активные функционеры этих организаций основной путь их защиты видят в антипушной пропаганде. Согласно сведениям, изложенным в "Обзоре антипушной пропаганды", составленном западно-германской пушно-меховой ассоциацией в конце 70-х годов, цель этой пропаганды - дискредитировать использование натуральных мехов, навязать людям и обществу в целом мнение о необходимости использовать только искусственные и синтетические меха и тем самым создать нетерпимое отношение к ношению изделий из натурального меха.

В последнее время охотничье-промысловая пушнина была включена в сферу антипушной пропаганды, которая особенно усиленно велась против использования пятнистого меха от редких видов животных, отлавливаемых капканами. Способы такой пропаганды были многообразны: публикации соответствующих антиохотничьих статей и фотографий, показы и обсуждения кинофильмов, распространение брошюр, проспектов, плакатов, наклейка на окна и автомашины картинок и призывов, осуждающих убийство животных, организация аналогичного рода радио- и телепередач. Не упускались возможности целенаправленного влияния через членов парламента, школы, магазины, потребительские организации, специальные выступления, выставки, дискуссии.

Частным примером характера деятельности зарубежных организаций, выступающих в защиту животных, может служить прием общественностью Норвегии и Швеции первого издания книги "Волк" (1982), отдельные главы из которой (преимущественно о хищничестве волков) получили известность здесь в переводе Элиса Полссона. Эту свою работу переводчик озаглавил "Поиски пищи волком и его стычки (конфликты) с человеком". Перевод был опубликован норвежской Дирекцией (департаментом) по управлению дикой природой в информационном бюллетене № 30 за 1987 г., вышедшем в свет отдельной брошюрой. Появление в продаже этой брошюры взбудоражило скандинавскую организацию, выступающую в защиту животных, особенно ту ее часть, которая объединена под девизом "Хищные животные - наши животные". По личному сообщению Элиса Полссона, в названной организации насчитывается примерно тысяча членов в Норвегии и полторы тысячи в Швеции, среди которых выделяется группа "Друзей волка", мечтающих о возрождении скандинавской популяции этого хищника. Естественно, что актив ее тотчас же выступил с протестом по поводу распространения этого номера бюллетеня. От имени организации в правительстве Норвегии (министру охраны природы) было написано письмо с требованием увольнения шефа Дирекции по управлению дикой природой (DN), а из редакции информационного бюллетеня - лица, содействовавшего изданию "крамолы на волка" в переводе Элиса Полссона.

В результате DN прекратило вскоре распространение этого бюллетеня. В свою очередь, норвежское агентство печати разослало телеграммы во все газеты Норвегии, возбудив общественный интерес к вопросу о волке. Многие газеты посвятили этому "делу" специальные сообщения, отдельные из них зачитывались по норвежскому радио и телевидению. Газета города Осло "Нацьонен" (Nationen) открыла дискуссию по этому вопросу, опубликовав статьи под следующими примечательными заголовками: "Ученые специалисты по волкам распространяют пропаганду страха" (в номере за 30 июля 1987 г.), "Изучение хищников на неправильном пути", "Друзья волков не хотят знать. Дебаты по волкам продолжаются", "Понимают ли русские биологию?", "Наука и политика в СССР" (в номерах за 18, 21, 24, 26 августа 1987 г.). В первых статьях на эту тему основное внимание уделялось опровержению сведений о вредности волков, о том, что они могут быть опасны и для людей, подчеркивалось, что опубликованные в бюллетене материалы русского автора книги о волке не основываются на научной работе, а носят сильную пропагандистскую направленность. Объяснялась и ее цель - распространить среди населения мнение, что люди также становятся жертвой волков и что это высказывание затруднит работу по их сохранению в северной и норвежской фауне. В этих же статьях указывалось, что автор не является представителем объективной науки по экологии волка, так как он работает во Всесоюзном научно-исследовательском институте охотничьего хозяйства и звероводства, а это чисто промысловая организация, а не подлинно научное учреждение.

В последних статьях уже просматривались попытки присовокупить "к дебатам о волке" и сталинскую политику хозяйствования, которая, якобы, вынуждала ученых России вести свои исследования в направлении безусловного истребления этих зверей.

В свою очередь, в тех же статьях западные специалисты упрекались за то, что они должны были "знать внутренние условия, в которых работает русская наука", прежде чем рекламировать ее работы по биологии волка. Не обошлось и без намеков на преднамеренность подобной рекламы. Так, в пространной статье "Наука и политика в СССР" (в номере за 26 августа 1987 г.) зоолог Роор Солхейм в назидательном духе писал: "Закрыть глаза на то, что русские специалисты по волкам могут приспособиться к официальной советской политике управления, наивно и аморально". Критикуя далее общепризнанного в Скандинавии ученого биолога Ивара Мюстеруда, а с ним и Оле Соренса за содействие в издании русских работ по волкам, он заявил, что за этим кроется определенная цель.

Однако в заключение дебатов газета "Нацьонен" предоставила слово директору Управления дикой природой Хельге Викану и, собственно, основному "виновнику" Элису Полссону. В заявлении для печати, опубликованном в той же газете за 29 августа 1987 г., Викан, объясняя свою позицию по управлению крупными хищниками, отметил, что неправомерно сопоставлять условия жизни волков в Норвегии и СССР, но с тем, чтобы воспрепятствовать влиянию информационного бюллетеня № 30 на проекты охраны хищников в Скандинавии, дальнейшее его распространение прекращается. Элис Полссон, приведя резонные доводы, почему Россия ряд лет была вынуждена заниматься истреблением волков, обратил внимание на то обстоятельство, что скандинавские "защитники животных" в течение 10 лет лишь активно дискутируют о волках во имя охраны природы и окружающей среды, тогда как волки практически истреблены почти полностью и в Швеции, и в Норвегии. Он же перед общественностью в своем выступлении поставил вопрос: изменится ли природа этих стран при наличии на свободе 15 - 20 волков и не отвлекают ли дебаты, затеваемые "друзьями волков", внимание властей и сограждан от решения катастрофически назреваемых проблем охраны природы и окружающей среды?...

Тем не менее 1 августа 1988 г. "Правда" в заметке своего хельсинского корреспондента Ю. Кузнецова "Стрелять ли волка?" поделилась любопытным сообщением, свидетельствующим о том, что члены общества охраны природы и объединения "Наши хищники" в Швеции и Норвегии потребовали наказать норвежского фермера из Хедмарка за отстрел волка, причинившего в горах у границы со Швецией изрядный ущерб скоту. Мотив требования - сокращение этим отстрелом шведско-норвежского поголовья волков. Как следует из того же сообщения, два года назад за такой же проступок шведский фермер был наказан судом. Дело в Скандинавии обстоит теперь так, что норвежские овцеводы активно выступают в защиту своего товарища и требуют, чтобы его поступок остался без последствий. Однако добиться этого будет, очевидно, не просто. Еще в 1984 г. В. Полянский [163], информируя советских охотников о возвращении этих хищников в Скандинавию, сообщал, что жители шведской области Вермланд настаивают на уничтожении волков. Заинтересованная в этом общественность обратилась в шведский парламент и к министру сельского хозяйства с требованием принять меры, чтобы очистить область от хищников. Но все обернулось так, что и шведское, и норвежское правительство решили выдать появившимся волкам скандинавскую "прописку". В этой связи шведский министр сельского хозяйства заявил в парламенте, что, присоединившись к международным соглашениям, мы взяли на себя обязательство охранять волков. И в настоящее время ничто не говорит за то, чтобы мы отказались от этих соглашений.

Эти сообщения - убедительное свидетельство правильности заключения, к которому пришли ассоциации пушников разных стран, оценивая в обзоре антипушной пропаганды ситуацию в конце 70-х годов. Подобная пропаганда, как говорится в обзоре, будет продолжаться, и в ближайшее время будет активизирована кампания против использования охотничье-промысловой пушнины, поступающей от видов животных, отлавливаемых капканами. И действительно, в начале 80-х годов сотрудники ВНИИ охотничьего хозяйства и звероводства имели возможность ознакомиться с любопытным документом, исходящим из Посольства США. В этом документе, датированном мартом 1980 г., второй секретарь Посольства США в Москве информировал исполнительного секретаря советско-американской комиссии о том, что на рассмотрении конгресса США находится законопроект, касающийся запрета экспорта пушнины, кожи и других побочных продуктов, получаемых от животных из штатов, где не были запрещены изготовление, продажа, а также применение стальных капканов. Эта посольская информация содержала напоминание, что в случае утверждения законопроекта госсекретарь США будет обязан хранить у себя список стран, не запретивших применение подобных капканов, и в его обязанность войдет наложение запрета на импорт пушнины и другого животного сырья из этих стран. Тогда же секретариат советско-американской комиссии ставился в известность о том, что американская служба по рыбам и дикой фауне обратилась с просьбой в госдепартамент собрать информацию, касающуюся использования капканов для отлова животных в других странах, в том числе и СССР. Применительно к нашей стране эту службу интересовали такие вопросы: разрешается или запрещается применение стальных капканов? В случае разрешения, имеются ли какие-либо ограничения на их применение? Каким образом СССР проводит в жизнь постановления, относящиеся к этому вопросу? Применяются ли какие-либо альтернативные методы контроля за ущербом, причиняемым дикими животными? Используется ли в качестве способов регулирования (контроля) численности популяций диких животных применение (как альтернатива) капканов, силков, ядохимикатов, истребление молодых животных в их логове (газом или другими способами) и сама охота? В нашей стране нет, как известно, аналогичных комитетов, организаций и групп, ставящих целью создать у людей нетерпимость к ношению натуральных мехов. Нет и всеобщего запрета на отлов промысловых животных капканами и другими самоловами. Не просматривается и постановка такого вопроса на перспективу. В стране функционирует Всероссийское общество охраны природы, осуществляющее разумную агитационную деятельность по усилению охраны и улучшению использования ресурсов диких животных. В 1987 г. был создан первый отдельный фонд помощи Московскому зоопарку, который не без влияния известного журналиста В. М. Пескова, получил широкое признание и финансовую поддержку общественности. Перед 1988 г. "Советская Россия" известила (в номере за 29. 12. 87) о создании в Москве общественным объединением при едином научно-методическом центре

Главного управления культуры Мосгорисполкома Фонда защиты животных с открытым банковским счетом: назначение его - оборудование приютов для бродячих и потерявшихся кошек и собак. Комментируя в доброжелательном тоне это начинание, А. В. Яблоков, снискавший внимание острыми и бескомпромиссными публикациями в защиту природы, пока только поделился мыслью о том, что назрела необходимость создания московского городского общества защиты животных.

Однако если в наших условиях активизация деятельности покровителей животных сразу же приобрела благотворительный характер, то этого не случилось по отношению к охоте и охотникам, несмотря на действующий Закон об охране и использовании животного мира, согласно которому охота (как вид пользования этим миром) подразделена на промысловую, любительскую и спортивную, а правила охоты и ведения охотничьего хозяйства регламентируются в порядке, определенном законодательством СССР и РСФСР у нас в стране, почти что вслед за Западом, стала публично развиваться антиохотничья пропаганда. Правда, публичность ее не пошла, к счастью, по западноевропейскому и американскому образцам, хотя заждалась она на той же привлекательной для всех людей почве, обогащаемой призывами к охране природы, к всемерному сохранению ее животного мира. Она, эта почва, в силу всеобщей недостаточности экологических знаний и у нас породила активных защитников диких зверей, неистовых противников всякой охоты, т. е. таких функционеров организаций охраны природы, которые в среде американских, к примеру, охотников получили точное и сильное прозвище - "гуманьяк".

При подобных обстоятельствах естественно было ожидать, что особенности русской природы не могли не содействовать появлению лишь отчасти вульгарных, а в большинстве эмоциональных призывов ко всемерному запрету охоты, увеличению списка краснокнижных животных и другим способам консервации самовозобновимых ресурсов, чтобы "дать природе побуйствовать вволю, накопить запасы".

Активизация собственной антиохотничьей пропаганды в России можно считать обязана выходу в свет книги И. И. Акимушкина "Трагедия диких животных" (М.: Мысль, 1969). На эту книгу журнал "Природа" в № 10 за 1970 г. опубликовал критическую рецензию И. Б. Шишкина, предпослав ей заглавие: "Книга ложных идей". Это и послужило широкому обсуждению поднятых авторами книги и рецензии природоохранных проблем. В результате советские охотники убедились, что основная идея книги, высказанная в духе уверенности в том, что пройдет, мол, "немного времени и все человечество будет считать так называемую спортивную охоту позорным пережитком дикости...", находит открытую поддержку у многих граждан нашей страны. Более того, из откликов на рецензию И. Б. Шишкина, опубликованных журналом "Природа" в № 4 за 1971 г., охотники узнали, кто был скрытным носителем антиохотничьей пропаганды, считающим защиту охоты-пропагандой истребления животных (Г. М. Покалев из Горького), и что книга И. И. Акимушкина написана с благородной целью - вызвать сострадание к нашим меньшим братьям, вследствие чего в наше время всяческое ограничение охоты, протест против истребления зверей и птиц заслуживают только похвалы... (П. И. Мариковский из Алма-Аты). Из тех же откликов стало очевидно, что и в нашей стране развился свой типизированный гуманьяк, столь же демогогически требующий изживать любительскую охоту как антигуманную, несовместимую с принципами воспитания социалистической педагогики, ибо нет "в этом занятии никакой необходимости для строительства коммунизма" (П. X. Веденев из Чернигова).

В то время охотоведы не оставили без внимания подобного рода антиохотничью деятельность, они же пытались показать, почему эта деятельность противоречит утвердившейся среди специалистов-биологов динамической концепции охраны природы, согласно которой рациональная эксплуатация ресурсов диких животных - одна из лучших форм их охраны. В своих откликах на антиохотничью пропаганду охотоведы подчеркивали, что призывы к всемерному ограничению и запрету охоты, любым другим способам консервации природы направлены на пассивное созерцание, а не на активные работы по увеличению ресурсов охотничьих животных. И не только потому, что при неумных запретах или стеснениях охоты лучше живется волкам и разным вредным животным, но и потому, что так порождается и защищается бесхозяйственность и безответственность в охотничьей отрасли, приводящие к бесцельным потерям значительного количества природных ресурсов.

Однако при всей убедительности аргументов специалистов, профессионально связанных с охотничьим делом, убедительно раскрывавших сущность охоты как необходимого компонента охраны природы, средства массовой информации оставались к ним глухи. В то же время куда больший простор получали новоявленные дискредитаторы охоты. Так, "Комсомольская правда" в 1976 г. после серии заметок с мелкими наскоками на охотников предоставила слово Г. Стадницкому, который в статье "Лес и лось", опубликованной в номере за 16 сентября, следующим образом обрисовал тех тружеников, которые имеют возможность уделять время охоте. "Вот они, вооруженные до зубов, становятся в линию, а навстречу им с гиканьем и воем несутся другие люди, тоже вооруженные - гонят затравленного, ничего не понимающего зверя. Уйти ему некуда, кроме как прямо на ружье. Резкий хлопок и все..."

В том же 1976 г. в октябрьской передаче по Центральному телевидению впервые против охоты публично высказался знатный полевод, почетный академик ВАСХНИЛ Т. С. Мальцев. Тогда он посетовал только на то, что вот-де химической обработкой полей всякую живность убивают, а то, что остается живого, охотники у нас добивают. Поэтому, мол, поля теперь без перепелов, а это напрочь лишает полного жизненного счастья прирожденных хлеборобов. Вторично этот, широко известный в стране человек с той же целью использовал "голубой экран" в декабре 1980 г. в специальной передаче "Человек и природа", основными участниками которой были преподаватели Института общественных наук. Рассудив, что охота в современных условиях "государственное преступление", он ратовал за необходимость разоружения слишком технически оснащенного советского охотника. Спустя три года Т. С. Мальцев в оригинальной книге "О земле-кормилице", осветившей диалог-размышление с ним члена Центрального совета Всероссийского общества охраны природы писателя Б. С. Рябинина, заявил: у нас все, оказывается, можно перебить, переловить, а поэтому "...сладить с охотниками - единственный способ разоружить их. Не взирая на лица, на заслуги, всех надо разоружить".

К середине 80-х годов практически не осталось газетного издательства, которое бы не помещало заметок, как-либо порочащих охоту и охотника. Однако в этой миссии особенно преуспел еженедельник "Московские новости", читаемый в десятках капиталистических стран. В третьем выпуске, датированном 17 января 1988 г., этот еженедельник напечатал статью Я. Голованова под кричащим заголовком "Люди! Мы все очень хотим жить!". Статья с призывом к советским и зарубежным читателям "...объявить 1989 год первым в истории человечества годом без любительской, так называемой "спортивной охоты". Обосновывался этот призыв разными субъективными доводами, в том числе и личным убеждением автора в том, что даже тогда, когда "...вдруг много кабанов! А где-то - вдруг спасу нет от волков", это не более чем следствие нарушения равновесия в природе из-за человеческого вмешательства. А поэтому вещалось со страниц "Московских новостей": "Требуется психологическая перестройка всего человечества, потому что охотятся на всех континентах. Требуется, чтобы человеку стало стыдно признаться в том, что он охотник. Чтобы охотничий трофей - рога благородного оленя - вешать на стену было бы также неприлично, как порнографию... Чтобы считалось неприличным быть знакомым с женщиной, которая носит манто из натурального леопарда..." и т. д. и т. п. Более того, подстраиваясь под дух времени, Я. Голованов чувственно взывал, что "именно новое мышление восстает против охоты", показывая этим свое неведение закона живой природы, согласно которому плодовитость видов притерта к величинам смертности каждого из них, и что к числу факторов смертности относится и управляемая охота, селективно совершенствующая в определенном направлении жизненный тонус охотничьих птиц и зверей.

Следует отметить, что подобная антиохотничья пропаганда в отечественной прессе не могла не поколебать доброе отношение общественности к охотничьему делу, фигуре охотника, не замутить то, что в веках считалось загадочно-обаятельным даже в звуках самих слов: "Охота, охотник!.. в их смысле, принятом, уважаемом в целом народе, в целом мире, даже не охотниками" - как об этом писал С. Т. Аксаков (М., 1956, т. 4, с. 466).

Не без давления такой пропаганды в стране было осуществлено значительное (в 2 - 3 раза) сокращение продолжительности сезонов любительской охоты, а с открытием сезона - числа дней, в которые она допускалась. Следствием той же пропаганды стало и то, что сама охота множественными правилами ее производства оказалась стесненной так, как никогда еще на русской земле. В частности, постановление Центрального правления Росохотрыболовсоюза 1980 г. (№331) содержало 57 пунктов, каждый из которых означал, что является нарушением Устава охотрыболовобщества и правил охоты и какое наказание за это последует.

Главохота РСФСР запретила использование около 50 различных орудий для добычи охотничьих животных, ряд способов охоты на них. В "зеленых зонах" городов и рабочих поселков по внутриобластным правилам охоты наказуемым стало передвижение с незачехленным охотничьим ружьем даже по дорогам общего пользования. Причем госохотнадзор волен был не прощать нарушение правила, если оно допускалось охотником и на случай встречи с волком. Наконец, при такого рода порядках сама возможность охоты была ограничена также и тем, что с 70-х годов желание охотника приобрести ружье могло быть реализовано только по усмотрению милиции и только в случае, если он заслужил быть принятым в члены охот-рыболовобщества.

Таким образом, эти и все другие подобные акции подвели к тому, что в общественном мнении повсеместно и интенсивно стало укореняться суждение: современный охотник - это в конечном счете злодей. В среде же школьников, в чем я не раз убеждался, слово "охотник" подчас соотносилось с понятием "браконьер". Ведь 101 тыс. изъятых ружей, 16 млн р. штрафов и взысканий по искам с нарушителей ужесточенных правил охоты - таков был обнародованный журналом "Охота и охотничье хозяйство" (1986, № 4) итог работы российской службы госохотнадзора за первое пятилетие 80-х годов, отличавшееся стабильно высокой численностью волков.

В это же пятилетие более открыто ярлык злодея начал было примеряться и к охотникам-волчатникам. Содействовали этому не только опорочивание охоты и охотника, но и начавшиеся выступления в пользу сохранения волка как естественного компонента природы. В нашей стране такие выступления быстро активизировались после появления в русском переводе книг американских натуралистов Лоис Крайслер "Тропами Карибу" (1966) и Фарли Моуэта "Не кричи, волки!" (1968), посвященных, по словам Крайслер, "волкам полярной тундры и тем, кто хочет действовать, чтобы спасти им родину и жизнь". В предисловии к книге Фарли Моуэта крупнейший наш ученый-натуралист А. Н. Формозов писал: "Эта книга с интереснейшими фактами, открытиями и обобщениями, с поразительными сведениями об интимных сторонах семейной жизни тундровых волков, о их богатом "языке" и способности передавать и принимать особые звуковые сигналы на расстоянии многих километров, разделяющих участки соседних дружественных пар этих хищников". Вместе с тем он отмечал, что Моуэт, основываясь на личных наблюдениях и вековом опыте эскимосов, пришел к убеждению, что тундровые волки - звери полезные. Они чаще ловят лишь больных и ослабевших оленей и тем самым выполняют важную роль своеобразных "санитаров" при стадах. Выводы Моуэта, продолжал ученый, для людей предубежденных совершенно неожиданны, с ними трудно будет примириться части наших охотоведов и оленеводов, так как в наших тундрах диких оленей осталось немного, а стаи волков причиняют домашним оленям большой урон и крайне осложняют труд пастухов. Поэтому, резюмировал он, "... все дело в природных и экономических условиях, с которыми сталкивается хищник. Их-то и нужно учитывать при оценке его значения для народного хозяйства".

Однако, как стало очевидно впоследствии, это предупреждение А. Н. Формозова не было принято с должным вниманием. В то же время кое-каким активным природолюбам, склонным к абсолютизации полезности хищников, и особенно служителям прессы, чутким ко всему, с чем "трудно примириться", выводы Моуэта о волке-санитаре дали благодатную тему. Так началась кампания по реабилитации волков как "резцов природы", ведущих отбор на выживаемость наиболее крепких и сильных диких животных, отсеивающих "шлак" среди них. Вначале журнал "Звезда" в подборке М. Ивина [72] "С волками и без волков" подверг сомнению правильность суждений о хищнической сущности этого зверя. Затем к диалогу за и против волков было подключено самое действенное средство информации наших дней - телевидение. С голубого экрана пошли в народ передачи надуманных трогательных историй о дружбе волков с детьми и коварных охотниках, пресекающих преданность зверя добрым людям. Иносказательно, но также через сочувствие к волку, выразил свой восторг непокорившимся поэт Владимир Солоухин: "Мы волки. И нас в сравнении с собаками мало. Под грохот двухстволки год от году нас убывало. Мы, как на расстреле, на землю ложились без стона. Но мы уцелели, хотя и стоим вне закона..."

В дискуссиях о волке его защитники не прочь были приобщить к своему кругу и великого писателя Льва Толстого, но не за всемирно известное описание охотничьих сцен травли этих зверей с борзыми, а за его изречение в "Войне и мире" по поводу угодливого царского окружения. Бичуя его, Лев Николаевич не преминул отметить: "В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы" (М., 1931, т. 3, с. 22).

Естественно, что при сложившейся обстановке в научной среде начались поиски фактов, подтверждающих нынешнюю потребность волков в "организме природы". К 80-му году такого рода факты нелегким поиском ученых были в природе усмотрены. Первым Л. Н. Мичурин (129, 130) отметил, что в достигшем стотысячной величины таймырском стаде диких оленей не, было выявлено ни одного случая поражения животных "копыткой" (некробациллезом) и что вообще всякого рода инфекционные болезни среди диких оленей встречаются значительно реже, чем у домашних форм, а спустя всего пять лет он же пришел и к такому выводу, что после интенсивного истребления волков в таймырской тундре почти третья часть (!) поголовья местных оленей стала больной. Затем М. Л. Калецкая [77] связала появление больных лосей в Дарвинском заповеднике с полным истреблением здесь волков. В конце 70-х годов А. Н. Кудактин [96] установил, что в условиях Кавказского заповедника волки не преследуют жертву, убегающую вверх по склону, ибо так спасаются только здоровые и сильные животные, и что среди загрызенных оленей преобладают особи старшего и младшего возрастов, преимущественно самцы, причем чаще с плохими рогами. Вслед за ним А. Н. Филимонов [215] проследил, что при миграции стад сайгаков к местам отела, в "хвосте" миграционного потока следуют мелкие группировки животных, оседающие по периферии района отела. В них сайгаки качественно хуже тех, что находятся в основных стадах. Места же "периферийных отелов" зачастую совпадают с участками обитания волчьих семей, они здесь более обычны, чем в коренных "родильных домах". Эти моменты и позволили ему усмотреть селективное воздействие на сайгака наиболее многочисленного в Казахстане актюбинского волка. Оно, по его мнению, не в добыче дефектных особей, а в нападении на менее полноценные стада и, главное, на их потомство. В тот же год А. Д. Печенюк [157] заключил, что после того как в Хоперском заповеднике волк стал постоянным компонентом природного комплекса, на его территории зимой перестали встречаться телята акклиматизированного пятнистого оленя, которые ранее на первых же сотнях метров не выдерживали преследования волков. Новорожденные, как подметил этот исследователь, больше месяца теперь лежат в укромном месте и начинают сопровождать самок, если в состоянии уйти от преследования.

При изучении роли волка "в организме природы" рядом исследователей были найдены и другие формы его полезного воздействия на популяции диких животных. Так, в Воронежском заповеднике его полезность была усмотрена в том, что в годы отсутствия в ней волков экологическую нишу этих хищников занимали собаки, ставшие подлинными врагами заповедных благородных оленей. Правда, обобщая подобного рода сведения в монографии "Волк" [28], К. П. Филонов и М. Л. Калецкая вынуждены были признать, что самое большое число сообщений о "санитарной" функции волков поступило из заповедников, национальных парков и резерватов, где копытные часто существуют в условиях перенаселения, высокой кормовой конкуренции, истощения кормовых ресурсов. После чего в том же обобщении, говоря об объективной оценке хищничества волка, эти ученые свое заключение свели к тому, что в любом случае экологическая оценка природных явлений не должна подменяться хозяйственной, а эти оценки никогда не будут совпадать.

В практическом смысле такое заключение, безусловно, весьма важно, так как известно, что экологическая оценка хищничества волков чаще сводится к поддержанию желательной стабильности (или относительной устойчивости) экосистем, цепочку которых составляют: пастбища - копытные - хищники. Хозяйственная же оценка куда более конкретна. К примеру, ущерб от волков животноводству в 1977 г. в целом по стране был определен в 30 млн р. [31]. Стоимость охотничьих потерь от волков диких животных практически не поддается учету, хотя априори можно сказать, что она превышает названную сумму. К этому следует добавить десятки миллионов рублей, истраченных на борьбу с волками, на выплаты премий за их добычу, мало где обеспечившие нужные результаты.

Вот почему, принимая во внимание хозяйственную сторону дела, в первом издании отмечалось, что не ясна цель любой защиты волков. Не ясно, например, зачем призывать к их опеке в Хоперском заповеднике для увеличения, якобы, общего отлова акклиматизированных, прикармливаемых и охраняемых за государственный счет пятнистых оленей? Тогда же, приводя материалы о коварном хищничестве волков в различных группах диких животных и анализируя сведения, вскрывающие селективную роль этих зверей, ставилось под сомнение утверждение, что волк нужен здесь как естественный член биоценоза. Притом и такой, который исключал бы вытравление оленями заповедных лесов, так как в практическом отношении это явно нецелесообразно, а в научном - вряд ли правомерно. Обращалось внимание и на то, что для значительной части территории нашей страны волк не является естественным (историческим) членом биоценоза. Считать его таким - значит игнорировать историю становления ареала этого вида, а следовательно, и ряда других видов, входящих в состав его теперешних жертв. Подчеркивалась противоречивость защиты волков как лучших мастеров умерщвления крупных копытных и в то же время зверей, которые стремятся убивать в основном неполноценных животных. Если это так, то одних лишь сведений о составе жертв недостаточно для суждения о положительной биоценотической роли волков, так как в экологическом, а тем более практическом отношении понятие "полноценное животное" в значительной мере относительно и нуждается в четких критериях, а степень "полноценности" во многом определяется во взаимосвязи с природными явлениями. Например, при разном по глубине и структуре снежном покрове появляются или меняются категории "неполноценных" животных, тоже при засухах и очень низких температурах. И если тогда волчьи семьи оставить без внимания, то они проявят собственное "мнение" по поводу "полноценности" тех или иных своих жертв.

В заключение говорилось и о уязвимости утверждения полезности волка в повышении жизнеспособности популяций, представители которых входят в состав его жертв. Это утверждение не согласуется с тем, что исстари известно - для этой цели необязателен волк. Не раз доказывалось, что в принципе настоящая охота повышает природные качества диких животных, если только практикуемые способы ее искусственно не направлены на изъятие каких-либо отдельных особей и групп или если она не сводится к массовым выловам и отстрелам животных с применением технических средств. Примером тому - современный волк. Его совершенство как дикого зверя - результат постоянной охоты за ним. В "Огоньке" (1987, № 7) научно-экспедиционный отряд Института эволюционной морфологии и экологии животных, изучавший в степях Калмыкии, как и кого преследует борзая, пущенная на стадо сайгаков, посчитал ее экологическим дублером волка.

Таким образом, стратегия управления популяциями животных, обосновывающая нецелесообразность упразднения "естественного инструмента", пресекающего рост их численности, ныне озадачивает охотохозяйственную практику. Правда, и в наше время позиция многих опытных охотоведов в обсуждаемом вопросе ясна: "Отбор в охотничьем хозяйстве должен вести человек, а не волк" [125, с. 5]. Ратование за то, что везде и повсюду волк - селекционер, санитар и, своего рода, "резец природный", совершенствующий жизненную форму популяций зверей - жертв, - это ратование за бесхозяйственное, безответственное недоиспользование копытных животных, за добычу их удобными (легкими), но сколько-то калечащими уцелевших особей способами, т. е. за условия, при которых этот хищник только и может быть подобным "резцом".

Завершая обзор статуса волка, определяемого в современный период кампаний в защиту диких животных, породивших неуемную антиохотничью пропаганду, все же нужно сказать, что общественность настроена за этого хищника. Ведь не случайно писатель В. Варламов, публикуя в "Знание - сила" (1987, № 9) очерк "Мир не становится проще", посвященный критическим размышлениям по поводу позиций науки, отраженных в коллективной монографии "Волк", предпочел поставить эпиграфом к этому очерку высказывание известного американского зоолога П. Эррингтона: "... из всех природных биологических элементов дикой северной природы на волках больше всего проверяется человеческая мудрость и добрые намерения". Примечателен и лейтмотив этого очерка: "...как помочь биосистеме, через волка или через ничтожную букашку, и в какой момент, и надо ли помогать - этого с одним оружием не решишь"; "Волк умело вплетает свою партию - вроде бы простую, а не соло на барабане - в слаженный оркестр природы"; "Природе нужен волк. Хозяйству проще без него".

В подобном настрое на нужность волка просматривается забытость ситуаций, вызывающих появление этих хищников, т. е. забытость пророческих слов Л. П. Сабанеева [185] о том, что временное размножение волка имело место "... только в периоды упадка народного благосостояния, в эпохи бедствий и войн по преимуществу, как роковое и неизбежное последствие всякой неурядицы..." (с. 230). Подчеркивая это, надо сказать и о причине забвения этого положения: "Мы сами еще слишком равнодушно и апатично смотрим на возрастание общественного бедствия, потому, что оно не касается нас прямо" (с. 237).

Говорить об обычности этого равнодушия в новом столетии, когда в народном хозяйстве преобладающими стали "наши" (общенародные) олени, "наши" овцы, нет, пожалуй, какой-либо надобности...

За мою многолетнюю охотничью практику дважды наблюдалось засилье волков в центральных областях европейской части страны: в годы Великой Отечественной войны и период застоя в народном хозяйстве, ставшего характерным для 70-х годов. Случилось так, что нашествие волков в послевоенное время навсегда определило мое личное отношение к этому зверю. Первопричина - сопереживание страху, которым однажды враз была подкошена многодетная мать от слов малолетнего сына: "Стадо-то, мамань, прогнали, а нашей Буренки так нет..!"

Навсегда тогда запомнилось мне крупное, смертельно бледное лицо этой русской женщины, и измученной послевоенной нуждой. По сей день в памяти словно бы застывшие в ужасе ее глаза, росинки пота на чуть рябоватом лбу и легкий стон в ответ на услышанное...

Когда вспоминаю об охоте тех лет, вижу голую избу, в которую вошло это горе, и босоногого веснушчатого мальчика, тихо наблюдавшего с подоконника пригон в деревню коров. Как и мать, в ту пору этот худенький мальчик хорошо понимал, что корова - кормилица, а в их семье она - жизнь!

Потом запомнилась лошадь с порванной волками шеей и выхватами с боков. Окровавленная, стояла понуро эта крестьянская трудяга у околицы деревни, пошатываясь, со скорбным видом обреченной скотины, оглядывала она нас, словно осуждая охотников.

С той поры любая возможность охоты на волка принималась мною с сознанием доброго, нужного дела!

Трудной в послевоенное голодное время была эта охота, для непривыкших к ней - уморительной, но сельские жители, дорожа каждой животиной, нас привечали. И как же радостно было на душе, когда то одна, то другая старушка, забывшие о хлебе вдосталь, направляясь "поглазеть" на туши убитых волков, приносила с собой в поощрение какую могла снедь. Сохраняя поэтому свое отношение к волку как к лютому, опасному хищнику, вредному "спутнику" в хозяйственной жизни человека, я тем не менее не могу не сказать о его ценности как особого охотничьего зверя. Обитая круглый год под открытым небом, нигде его не берет ни зной, ни мороз. Даже в жестокую голодовку он крепок, стоек, неуловим в любую погоду. В многоснежных районах жизнь у волка трудна. Об этом охотники, преследовавшие зверей, уважительно говорят: "Походишь по волчьему следу - поймешь волчью жизнь". Удивительная волчья живучесть давно вошла в народный лексикон для образной похвалы ("волчья хватка") и для осуждения негативных житейских явлений ("не смотри же волком").

Вместе с тем в народе усвоено, что серый разбойник, ценимый охотниками за стойкость и мудрость, бывает таким только там, где на него не забывают смотреть, образно говоря, через мушку ружья. Правильность этого положения ныне подтверждается частыми публикациями о все более наглеющем поведении тигров, медведей, потерявших страх перед человеком в связи с запрещением преследования их охотниками. Вот почему для охотников непонятны любые действия, прямо или косвенно направленные на повсеместную защиту волков. Ведь не раз уже было, что всякие послабления волкам приводили к необходимости травить их ядами, применять авиацию и прочие опасные и дорогостоящие средства борьбы, используемые лишь потому, что вред от хищников еще дороже. Естественно, такая необходимость не могла радовать охотничий мир, тем более что ни яд, ни технические средства, как выяснилось, не решили волчью проблему. Все это позволяет утверждать, что справиться с волком могут только охотники. Лишь они могут обезвредить волка и управлять его численностью в любых районах страны.

Разумеется, охотников большинства районов страны не страшит перспектива полной потери охоты на этого зверя. Ведь нигде еще не было случая, чтобы истинные охотники настоящей охотой извели на земле какой-либо вид. Подтверждение этому - разработанная научная концепция отношения к волку применительно к различным условиям разных регионов страны.