Африканский дневник (Эрнест Хемингуэй)

(Продолжение. Начало в предыдущем выпуске альманаха. Печатается с сокращениями.)

В ту ночь, когда мы улеглись, но еще не уснули, мы услышали рев льва. Лев был севернее лагеря, и вначале послышался его низкий и глухой рев, который потом становился все мощнее и закончился вздохом.

С совой

Он двигался северо-западнее, то глухо ворча, то издавая рев. Рев дикого льва описать невозможно. Можно только сказать, что ты слушал, а лев рычал. Это совсем не тот звук, который издает лев в начале фильмов студии "Метро-Голдвин-Майер". Когда он раздается, вначале ощущаешь его где-то в паху, и он поднимается и пронизывает все тело.

- У меня внутри будто все оборвалось, ~ сказала Мэри. - Вот уж действительно король ночи.

Мы прислушались, и он снова взревел.

- Будем надеяться, он найдет добычу, - сказал я Мэри. - Не думай о нем слишком много и хорошо выспись.

- Я должна о нем думать, и я хочу о нем думать. Это мой лев, и я люблю и уважаю его, и я должна его убить. Он для меня важнее всего, кроме тебя и наших людей. Ты знаешь, что он для меня значит.

- Чересчур хорошо знаю, - сказал я. - Но тебе нужно поспать, дорогая. Может, он ревет, чтобы не дать тебе заснуть.

- Тогда я не буду спать, - сказала Мэри. - Если я собираюсь его убить, то у него есть право не давать мне спать. Я люблю все, что он делает.

- Но тебе нужно немного поспать, дорогая. Он бы не хотел, чтобы ты не спала.

- Я ему совершенно безразлична. Он мне - нет. Ты должен понять.

Потом она уснула. Я занимал небольшую часть просторной кушетки и слушал льва. Он молчал почти до трех утра, пока не поймал добычу. После этого заговорили гиены, а лев завтракал и время от времени хрипло рычал. Его львица голос не подавала. У одной, я знал, должны вот-вот появиться львята, и ей нет до него дела, а другая была ее подругой. Когда рассветет, подумал я, будет еще слишком сыро, чтобы идти искать его, но рискнуть стоит.

Задолго до рассвета нас разбудил Мвенди. Было темно, когда пришли Чаро и Нгуи, чтобы взять ружья и патроны, и я вынес свой чай на столик снаружи, где один из боев, обслуживающих обеденную палатку, разводил костер. Мэри умывалась и одевалась, все еще пребывая в полусонном состоянии. Я отошел в сторону и увидел, что почва все еще была довольно влажной. За ночь она подсохнет и будет намного суше, чем накануне. Но я все-таки сомневался, пройдет ли машина за то место, где, как я думал, лев настиг свою жертву, и я был уверен, что за тем местом и между ним и болотом будет слишком грязно.

Мы напрасно называли эту местность болотом. Настоящее папирусное болото с проточной водой там действительно было, и оно занимало пространство в полторы мили шириной и, пожалуй, четыре мили длиной. Но в том районе, который мы называли болотом, был участок с большими деревьями, окружавшими его. Многие из них росли на относительно сухой почве, и некоторые были очень красивы. Они образовывали вокруг настоящего болота лесистый пояс, но кое-какие его участки были непроходимы из-за завалов, созданных слонами. В этом лесу жили несколько носорогов, а сейчас почти всегда там попадались одинокие слоны, а иногда и крупные стада слонов. Лесом пользовались два стада буйволов. В глубине леса обитали леопарды, выходившие оттуда на охоту. И он служил убежищем именно для этого льва, когда тот спускался с холмов, чтобы поживиться дичью равнины.

Этот лес, состоявший из прекрасных высоких и поваленных деревьев, был западной границей открытой равнины с рощицами и красивых заболоченных лугов, ограниченных с севера солончаками и лавовой породой, за которыми простиралась другая, болотистая равнина, отделявшая нашу местность от холмов Чиулу. На востоке лежала миниатюрная пустыня, служившая пристанищем газелей, а еще восточнее были разрозненные холмы, становившиеся все выше по мере приближения к склонам горы Килиманджаро. На деле все было гораздо сложней, но именно так это выглядело из лагеря или из центра долины и лугов.

Лев имел привычку охотиться ночью в долине или на лугах, а затем, насытившись, возвращаться в лесной пояс, расположенный западнее. Наш план состоял в том, чтобы обнаружить место, где он поедает добычу, и подкрасться к нему или же, если посчастливится, перехватить его на пути к лесу. Если он осмелеет и не пойдет в лес, мы можем выследить его от места, где лежит его добыча, до того места, где он заляжет после водопоя.

Пока Мэри одевалась, а потом шла через поляну к купе деревьев, где в укромном месте стояла зеленая брезентовая палатка, я думал о льве. Охоту нужно начинать лишь в том случае, если есть хоть какая-нибудь надежда на успех. Но если мы только напугаем его или загоним в высокую траву, где она не увидит его из-за своего роста, или в труднопроходимую местность, нужно оставить его в покое, пока он не наберется храбрости. Я надеялся, что, насытившись и попив воды из дождевых луж, он уйдет и заляжет на одном из островков кустарника в долине или в одной из рощ на лугах.

Машина, за рулем которой сидел Мутока, была готова, и когда Мэри возвратилась, я уже проверил все ружья. Было светло, но не настолько, чтобы стрелять. Облака все еще цеплялись за нижние склоны горы, и не было никаких признаков солнца, хотя свет усиливался. Я посмотрел сквозь прицел своего ружья, но для стрельбы не хватало света. Чаро и Нгуи были очень серьезны и сдержанны.

- Как ты себя чувствуешь, Котенок? - спросил я Мэри.

- Чудесно. А как, по-твоему, я должна себя чувствовать?

- Может подвернешь правый рукав ? - сказал я. - Ты просила напомнить.

- Я не просила напоминать мне.

- Лучше бы ты злилась на льва, чем на меня.

- Я нисколько на него не злюсь. Ну, а сейчас тебе хватает света?

- Квенда ква симба, - сказал я Мутоке. А потом Нгуи: - Веди наблюдение из кузова.

Мы тронулись с места, и колеса совсем не буксовали по подсыхающей дороге. Я сидел боком в проеме дверцы, выставив наружу оба башмака, и вдыхал прохладный утренний воздух с горы и ощущал приятную тяжесть ружья. Я несколько раз вскидывал его к плечу и прицеливался. Для надежной стрельбы света было еще маловато, хотя я и надел желтые очки, с большими, собирающими свет стеклами. Оставалось двадцать минут езды, и с каждой минутой становилось все светлее.

- Будет достаточно светло, - сказал я.

- Я так и думала, - сказала Мэри.

Я обернулся. Она сидела с большим достоинством и жевала резинку. Мы продолжали ехать по тропе мимо импровизированной взлетной дорожки. Всюду была дичь, и со вчерашнего утра свежая трава, казалось, подросла на целый дюйм. Распускались белые цветы, усеявшие травяной покров и образующие сплошные поля.

Мутока заметил птиц, тяжело сидевших на двух деревьях правее, за двумя следующими полянами, и показал на них. То, что они там, означало, что лев находится у своей добычи. Нгуи постучал ладонью по крыше машины, и мы остановились. Мне, помню, показалось странным, что Мутока увидел птиц раньше Нгуи, хотя Нгуи находился гораздо выше. Нгуи спрыгнул на землю и стал крадучись пробираться вдоль машины, прячась за ней. Он схватил меня за ногу и показал налево в направлении леса. Прекрасный черногривый лев, тело которого казалось почти черным, трусцой уходил в высокую траву, и его огромная голова и плечи раскачивались из стороны в сторону.

- Видишь его? - тихо спросила Мэри.

- Я его вижу.

Он уже был в траве, над которой виднелись только его голова и плечи, потом одна голова, и трава, покачиваясь, смыкалась за ним. Он, очевидно, услышал машину или же двинулся к лесу раньше и увидел нас на дороге.

- Туда идти не имеет смысла, - сказал я Мэри.

- Знаю я все это. Если бы мы выехали раньше, мы бы его настигли.

- Было недостаточно светло, чтобы стрелять. Если бы ты ранила льва, мне бы пришлось его там преследовать.

- Нам бы пришлось преследовать его.

- Иди ты к черту со своим "нам".

- Как же ты предлагаешь его взять?

Она злилась, но злилась на то, что надо будет действовать и что бездействию пришел конец, и ее злость не была настолько безрассудной, чтобы надеяться, что ей разрешат преследовать раненого льва в траве выше ее роста.

- Я рассчитываю, что он станет смелее, когда увидит, что мы проезжаем мимо, даже не подходя к его добыче.

Я прервал себя и обратился к Нгуи:

- Садись, Нгуи. Поехали, поле, поле, Мутока. - Затем, почувствовав Нгуи рядом с собой и после того, как машина медленно тронулась по тропе, а два моих друга и брата следили за грифами, сидевшими на деревьях, я сказал:

- Как, по-твоему, поступил бы Па? Преследовал бы его в траве и через поваленные деревья и взял бы тебя туда, где из-за своего роста ты ничего не увидишь? Что нам надлежит делать? Позволить убить тебя или убить льва?

- Не кричи при Чаро.

- Я не кричу.

- Тебе не мешает послушать самого себя когда-нибудь.

- Знаешь, с тобой не соскучишься. Сколько человек пока предало тебя с этой охотой?

- Па и ты, и не помню, кто еще. Л. Дж., наверное, тоже. Если уж ты такой знаток, ты львиный генерал-охотник, которому известно все, скажи, почему птицы не слетелись к добыче, если лев ее покинул?

- Потому что одна или обе его львицы пожирают добычу или лежат неподалеку.

- Разве мы не пойдем посмотреть?

- Когда отъедем подальше и так, чтобы никого не спугнуть. Я хочу, чтобы они все стали смелее.

- Знаешь, я устала от этой фразы: "Я хочу, чтобы они стали смелее". Если не можешь ничего другого придумать, придумай хоть другие слова.

- Сколько ты уже охотишься за этим львом, дорогая?

- Кажется, вечность; и если бы не ты да Л. Дж., я бы его подстрелила три месяца назад. У меня был удобный случай, а вы не дали мне им воспользоваться.

- Потому что не знали, что это был твой лев, лев-мародер. Им мог оказаться лев из Амбосели, которого пригнала засуха. У Л. Дж. есть совесть.

- Вы оба помешались на этой своей совести, - сказала мисс Мэри.

Эйрап Мейна не думал, что в ту ночь лев снова будет охотиться. Я сказал, что когда утром он уходил в лес, он выглядел отяжелевшим. Он сомневался и в том, чтобы львицы вышли в ту ночь на охоту, хотя это не исключалось, и тогда лев мог к ним присоединиться. Я спросил, не следует ли мне сделать для него приманку и привязать тушу или завалить ее кустами, чтобы постараться задержать льва. Он ответил, что лев слишком для этого умен. Мы однажды уже подкладывали ему мясо, и он ушел из тех мест. С ним тогда ходила львица, у которой была течка. Он был увлечен ею, и они совсем не обращали на нас внимания. Лев был такой большой и такой красивый, что мы, не зная ни его самого, ни его прошлого, решили, что это, должно быть, лев для туристов, который забрел сюда из заповедника, и если Мэри подстрелит его, это будет убийство. Он находился на открытом месте, и львица поддразнивала его. Это была чудесная сцена для фотографии, но как только к дереву поднесли мясо, они с львицей ушли к опушке и так и не возвратились. И Мэри считала, что именно в тот раз мы не дали ей убить ее льва. Но Л. Дж. не желал рисковать и не хотел, чтобы мы убивали ни в чем не повинного льва, и я был полностью с ним согласен.

Рычание льва

Прошло более трех месяцев с тех пор, как Мэри впервые увидела льва со львицей, и поскольку между вязкой и рождением львят проходит около трех месяцев и трех недель, у него может быть та же подруга. Я, как и Эйрап Мейна, не сомневался, что это тот лев, но узнать львицу не было никакой возможности, потому что, принеся львят, она сильно изменилась. Она была такая большая, что могла сойти за безгривого льва.

Во всяком случае, здесь сейчас было обилие пищи для львов, так как свежая трава привлекала дичь со стороны холмов Чиулу, и Эйрап Мейна полагал, что, если им не досаждать, львы продержатся здесь еще недели две. Конечно, появятся и другие львы. Но его невозможно спутать с ними. Если мы убьем его, масаи будут довольны, а если другие львы станут забивать скот, что при таком количестве дичи сомнительно, мы выследим виновного льва, и мы с Эйрапом Мейной убьем и его.

В Африке большая часть времени проходит за разговорами. Так всегда бывает среди неграмотных людей. Но стоит начать охоту, и ты не услышишь ни слова. Все понимают друг друга с полуслова, и в жаркую пору дня язык еле ворочается в пересохшем рту. Но вечером при составлении плана охоты обычно произносится очень много слов, хотя потом обычно редко все идет по плану, особенно если он слишком сложный.

В ту ночь лев доказал, что все мы были не правы. Ночью его рыканье было слышно севернее поляны, где мы соорудили взлетную дорожку. Затем он ушел оттуда, время от времени подавая голос. Затем несколько раз прозвучал менее выразительный рев другого льва. Потом долгое время стояла тишина. После этого мы услышали гиен, и по их голосам и по визгливому дрожащему хохоту я понял, что один из львов настиг жертву. Мы услышали, как львы схватились друг с другом. Потом шум стих, и гиены начали выть и хохотать.

- Вы с Эйрапом Мейной говорили, что ночь будет спокойная, - сказала Мэри очень сонным голосом.

- Кто-то кого-то убил, - сказал я.

- Но ведь мы знали, зачем едем в Африку, - сказала Мэри.

- Я расскажу тебе, что, по-моему, они делают.

- Вы с Эйрапом Мейной утром поделитесь друг с другом тем, что они, по-вашему, делают. А мне надо сдать, чтобы встать пораньше. Я хочу хорошо выспаться, чтобы быть в своей лучшей форме...

За ночь трава, казалось, выросла вдвое, и утро выдалось прекрасное - прохладное, ясное и почти безветренное. Здесь, пожалуй, было три сорта травы, и один из них напоминал сорняк и рос быстрее других. Дичи попадалось больше, чем обычно, и мы ехали по следам шин, словно по парку.

Когда мы подъехали к тому месту, где лев взял нашу приманку, резко направо от нас, мы напали на следы большого льва, которые пересекали шинный след и вели в лес через поле с увядшей травой слева от нас. Следы были свежими, и на них не было росы. Трава, напоминавшая бурьян, была примята там и сям, и на ней выступил сок от поломанных стеблей. В доходившей ему до плеча высокой траве, через которую он прошел, были примятые места.

Буйвол

- Когда?

- Примерно час назад, - сказал Нгуи. - Никак не раньше. - Он взглянул на главного егеря, который утвердительно кивнул.

- Они совсем свежие, - сказал он по-английски.

- Он, возможно, оставался здесь на час дольше, Л. Дж., - сказал я.

- Он от нас не уйдет, Папа, - сказал Л. Дж. - Не думаю, что нам стоит подходить к приманке. От нее ничего не осталось. Вечером мы дадим ему еще, в том же самом месте.

- Хорошо, что Мэри не знает, что он прошел здесь среди бела дня.

- Еще бы, - сказал Л. Дж. - Теперь мы его обойдем.

- Осталось еще два дня.

- Давай поговорим о деле. Предположим, мисс Мэри попадет в него, а он уйдет. Если он не уйдет, ты, я уверен, его прикончишь, но тебе надо также думать о жене, и ей придется оставаться на своем месте, потому что, если она побежит, он бросится за ней. Но это еще ничего. Ты сыграешь роль героя и уложишь его к своим ногам. Или он из тебя сделает котлету. Так у вас говорят в Америке?

- Абсолютно точно. Только теперь добавляют: а потом котлету снова пропустит через электромясорубку.

- Теперь буду знать.

- Бесполезно. Когда следующий раз будешь возиться с американцами, они станут говорить что-нибудь другое. Для того чтобы изобретать такие выражения, нанимают специальных людей. Их называют гэгмены.

- О'кей, - сказал Л. Дж. - Ты мой гэгмен, и ты уже в электромясорубке.

- Спасибо.

- Дело в том, - сказал Л. Дж., - что я не созерцатель. Я стратег.

- Как бы не так. Ты эмоциональный тип, принимающий мгновенные решения и остающийся в живых лишь потому, что стреляешь ты вдвое быстрее, чем Виатт Эрп и Док Холидей, вместе взятые.

- Хорошо, - сказал Л. Дж. - Предположим, я стреляю быстрее тебя. Рад, что это признают. Предположим, мисс Мэри попадет этому льву куда-нибудь, а он, вместо того чтобы подойти, решит, что лучше поискать укрытия ненадежней, куда тебе придется отправиться, чтобы выкурить его оттуда, и каждый из твоих волшебных выстрелов лишь насыплет ему земли на хвост, и он уйдет в непроходимую чащу.

- Но ты же знаешь, что мне придется тогда сделать.

- И тебе это нравится?

- Нет, даже когда ты рядом.

- Но это придется сделать.

- Я буду заходить с пыжом, набитым крупной дробью, а ты будешь его стеречь в том месте, откуда он скорее всего может выскочить, Эйрап Мейна будет стоять у другого возможного выхода, а мисс Мэри - в кузове грузовика, независимо от того, понравится ей это или нет. Я буду заходить с Нгуи, чтобы он смог разглядеть его, если это возможно, до того как он бросится.

- И тебе это нравится?

- Пожалуй, рискну.

- Ну, а если все это начнется в 18 часов и до сумерек у тебя останется всего полчаса, чтобы завершить операцию?

- Ты что, не можешь не каркать?

- Могу, - сказал Л. Дж. - Только я тип созерцательный, вот я и созерцаю.

- Мы должны усыпить его бдительность, чтобы он мог выйти в любое время...

День, когда мисс Мэри убила своего льва, был очень красивым днем. И именно в этом была вся его прелесть. Ночью расцвели белые цветы, и, когда забрезжил рассвет, до того еще как взошло солнце, было похоже, что все луга, покрытые свежим снегом, заливает проникающий сквозь туман лунный свет. Мэри встала и оделась задолго до рассвета. Правый рукав ее охотничьей куртки был закатан, и она проверила все обоймы в своем манлихере калибра 256. Она сказала, что плохо чувствует себя, и я ей поверил. Она сухо поздоровалась с Л. Дж. и со мной, и мы старались не шутить в ее присутствии. Я не знал, что в Л. Дж. кроме его привычки относиться с легким сердцем к бесспорно серьезной работе, может вызывать ее антипатию. То, что она злилась на меня, я считал здоровой реакцией. Если она в плохом настроении, значит, будет злиться и будет стрелять без промаха, как, по-моему, только она это может. Это соответствовало последней и величайшей теории, что у нее было слишком доброе сердце, чтобы убивать животных. Одни стреляют легко и небрежно; другие стреляют с ужасающей скоростью, которая тем не менее настолько размеренна, что они успевают зарядить ружье с той же тщательностью, с какой хирург делает первый надрез, третьи стреляют как автоматы, и бьют они без промаха, если только их не подведет техника. Сегодня утром все говорило о том, что мисс Мэри будет стрелять с мрачной решимостью, относясь с презрением ко всем тем, кто не проявлял серьезности, соответствующей моменту, защищенная на случай промаха своим недомоганием и полная смертоносного стремления победить или умереть. Мне это нравилось. Это было что-то новое.

Мы ждали около охотничьей машины, пока достаточно рассветет, и настроение у нас было убийственно торжественным. У Нгуи почти всегда в такую рань портилось настроение, и поэтому он был торжествен и убийственно серьезен. Чаро был торжествен, убийственно серьезен, но с проблесками веселья. Он напоминал человека на похоронах, который не питал особых чувств к покойнику. Мутока был, как всегда, счастлив, и его удивительные глаза ловили переход тьмы в свет.

Мы все были охотниками, и это было началом удивительной штуки - охоты. Об охотнике написана уйма всякой мистической чепухи, а ведь она, наверное, куда старше религии. Одни - охотники от природы, другие - нет. Мисс Мэри была охотником, к тому же очаровательным и храбрым, но пришла она к этому довольно поздно, когда уже не была ребенком, и поэтому многое из того, что случилось с ней на охоте, было для нее таким неожиданным. Она группировала приобретенные знания и все, что с ней происходило, в том порядке, о котором мы знали, а другие не знали.

Это была хорошая систематизация, и четверо из нас, наблюдавшие происходящие с ней перемены и видевшие ее сейчас, когда в течение нескольких месяцев она охотилась сосредоточенно и серьезно, борясь с любыми возникающими трудностями, напоминали квадрилью очень молодого матадора. Если матадор бывал серьезен, квадрилья тоже была серьезная. Она знала все недостатки матадора, и ей платили той или иной монетой, но всегда хорошо. Все они окончательно теряли веру в матадора, и все ее снова много раз обретали. Пока мы сидели в машине или ездили по округе в ожидании рассвета, я несколько раз ловил себя на мысли, что именно так бывает перед началом боя быков. Наш матадор был торжествен, и, конечно, мы тоже были торжественны, потому что мы любили нашего матадора. Наш матадор плохо себя чувствовал. Поэтому было еще более необходимо защищать его и давать ему еще большую возможность делать то, что он пожелает. Но пока мы вот так сидели и не двигались и чувствовали, как сон испаряется из нас, мы были счастливы, что мы охотники. Возможно, никто не испытывает такого счастья, как охотники, когда перед ними всегда новый, свежий и неизведанный день, и Мэри тоже была охотником. Но она сама поставила себе эту задачу, и поскольку ее направлял, учил и готовил убивать льва чисто и добродетельно Па, чьей последней ученицей она была и кто посвятил ее в этику, которую он никогда не мог внушить никакой другой женщине, она должна убить льва не так, как это обычно делается, а как это должно делаться в идеале, что в Мэри Па наконец-то почувствовал дух бойцового петуха, воплощенный в женщине; любящий и запоздалый охотник с единственным недостатком: никто не знал, куда попадет его пуля... Па посвятил ее в этику, а потом ему пришлось уехать. Теперь у нее была этика и были лишь Л. Дж. и я, но мы не пользовались таким доверием, каким пользовался Па. И вот она снова шла на свою корриду, которая все время откладывалась.

Мутока показал мне, что света становится достаточно, и мы тронулись по полю белых цветов. Когда мы поравнялись с опушкой, оставив слева от себя высокую мертвую, желтеющую траву, Мутока мягко затормозил. Он повернул голову, и я увидел на его щеке стреловидный шрам и надрезы. Он ничего не говорил, и я проследил за его взглядом. Огромный черногривый лев шел нам навстречу, высоко держа свою большую голову над желтой травой. Только его голова была видна над жесткой, высокой травой.

- Что, если мы тихонько повернем в лагерь? - прошептал я Л. Дж.

- Полностью согласен, - шепнул он. Пока мы говорили, лев повернулся и пошел обратно к лесу. Все, что от него осталось, - это колыхание высокой травы.

Когда мы вернулись в лагерь и позавтракали, Мэри поняла, что мы сделали, почему именно так поступили, и согласилась, что это было правильно и необходимо. Но корриду снова отложили, когда она была готова к ней, как взведенная пружина. Мне было ее очень жаль, потому что она была больна, и я хотел, чтобы она рас: слабилась, если это возможно. Бесполезно было говорить о том, как лев наконец-то ошибся. Оба мы, Л. Дж. и я, были уверены, что теперь-то он от нас не уйдет. Ночью он остался голодным и утром вышел на поиски приманки. Он снова вернулся в лес. Он заляжет там голодный, и если его не беспокоить, он снова выйдет, когда только начнет вечереть; по крайней мере, он должен выйти. Если же этого не произойдет, Л. Дж. уедет на следующее утро независимо ни от чего, и нам с Мэри опять придется вдвоем иметь дело со львом. Но лев нарушил норму своего поведения и совершил очень серьезную ошибку, и я был совершенно спокоен, что он от нас никуда не уйдет. Может быть, мне и было приятнее охотиться на него только с Мэри, без Л. Дж., но я любил также охотиться с Л. Дж., и я был не настолько глуп, чтобы допустить какие-либо неприятности, если бы я остался один с Мэри. Л. Дж. очень четко обрисовал, что может произойти. У меня всегда была иллюзия насчет того, что Мэри попадет льву именно в то место, в какое следует, и что лев, как и полагается, перевернется лапами кверху, как это я много раз видел, и будет мертвым львом, таким, каким может быть только лев. Я собирался дать ему дуплета, если он перевернется, но не будет убит. И все тут. Мисс Мэри убила бы своего льва и была бы всегда счастлива, а я лишь вонзил бы в него пунтуллу, и она бы знала об этом и всегда бы любила меня до скончания века, аминь...

У меня много всяких предчувствий, которые не сбываются. Но я никогда не думал, что когда-либо мне придется пережить более трудный день, чем тот. Эйрап Мейна и главный егерь вернулись и сказали, что две львицы и молодой лев поймали добычу на дальнем краю солончака. Наша приманка осталась нетронутой, не считая того, что гиены ее немного вытянули наружу, но егеря все сделали как было. Кругом на деревьях сидели птицы, которые наверняка привлекли бы льва, но они не могли, однако, добраться до останков зебры, которые были достаточно высоко, чтобы привлечь льва. Он не ел и не убил никого ночью, и так как он был голоден и его не беспокоили, мы могли почти наверняка застать его на открытом месте вечером. Все это было хорошо, и мое плохое предчувствие было вызвано чем-то другим...

Я пошел к тому месту, где Л. Дж. и Гарри ждали в новой машине под деревом, и сел с ними на переднее сиденье. За рулем был Л. Дж., и мы выехали через поле белых цветов к взлетной дорожке. Л. Дж. направил колеса в колею, которая поросла цветами, и проехал всю длину взлетной дорожки по направлению к Килиманджаро, затем развернулся и поехал обратно.

Л. Дж., казалось, обалдел от новой машины, и мы неслись от взлетной полосы в сторону, как по гаревой дорожке, и выехали, как я думал, на Большую Северную дорогу, колея шла параллельно лесу и вела к грязевым прогалинам, солончакам и болоту. Нгуи и главный егерь Л. Дж. сидели на заднем сиденье и следили, когда появится лев. Я тоже следил вместе с Л. Дж. и Гарри.

- Если он выйдет, - сказал я Гарри, - по-настоящему выйдет, он будет вот в той купе деревьев справа.

Сейчас мы ехали очень медленно и тихо, и никто не говорил. Солнце было слева от нас, над холмами за лесом. Главный егерь Л. Дж. наклонился вперед и положил руку на плечо Л. Дж. Он не указывал, а просто смотрел, и Л. Дж. очень осторожно остановил машину.

- Вот он, Гарри, - сказал он очень тихо.

- Я вижу его.

Я глазам своим не поверил, когда увидел его. Нгуи тоже. Лев лежал на вершине муравейника и не смотрел в нашу сторону. Это был серый, с широким верхом холм, и лев лежал на нем, словно его вылепил скульптор. Муравейник был в тени широченной кроны акации, но никогда не видел я такого гигантского и черного льва. Его огромная голова была черной, и грива черным клином рассекала серо-коричневые бока. Я в жизни не видал такого льва, он был словно ожившим героическим изваянием или сошел с картины. Что он здесь делал? Он, такой осторожный и такой мудрый. Почему появился он так открыто среди бела дня?

Ветер дул в нашу сторону, и он не слышал и не видел нас. Л. Дж. очень тихо включил сцепление и развернул машину, и мы поехали по дороге, и как только льва не стало видно, он на полной скорости понесся к лагерю.

- Что заставило его прийти туда? - спросил я Л. Дж.

- Он потерял бдительность. Наконец-то он потерял бдительность. Он пришел обозреть свои владения и получить от этого удовольствие. Ведь это его владения.

- Ну и лев, - сказал Гарри. - Понимаю теперь, почему мемсаиб так нервничает. Он действительно убивает скот или ты выдумал это для поддержания морали?

- Он убивает скот, - сказал я.

В лагере я поднял Мэри, пока ружьеносец доставал ее ружье и мою большую винтовку из-под коек и проверял пули и жаканы, и потом мы побежали к большому лендроверу.

- Он там, дорогая. Он там, и ты возьмешь его.

- Уже поздно. Почему ты сам его не взял? Ведь уже чертовски поздно.

- Не думай ни о чем. Иди к машине.

- Мне надо надеть сапоги. Ведь ты знаешь. Я помог ей надеть сапоги.

- Где эта проклятая шляпа?

- Вот эта проклятая шляпа. Иди шагом. Не беги к ближайшему лендроверу.

- Не говори так много. Оставь меня в покое.

Мэри, Л. Дж. и Гарри сидели впереди, Гарри - за рулем. Нгуи, Чаро и я сидели в открытой задней части машины вместе с главным егерем. Я проверял патроны в стволе, в магазине автоматической винтовки калибра 30-60 и в карманах и зубочисткой прочищал визир мушки от пыли. Мэри держала свое ружье прямо, и мне хорошо был виден начищенный темный ствол и клейкая лента, придерживающая боковые створки визира мушки, профиль ее головы и ее шляпа. Солнце сейчас было точно над холмами, и мы миновали цветочное поле и ехали к северу по старой колее, которая шла параллельно лесу. Где-то справа от нас был лев.

Когда стал виден высокий округлый конус муравейника, его там не было. Машина остановилась, и все мы вышли, кроме Гарри, который остался за рулем. Следы льва уходили вправо к купе деревьев и кустарника, где под кучей ветвей была скрыта приманка. Его не было у приманки, и птиц там тоже не было. Все они сидели на деревьях. Я взглянул на солнце позади себя: самое большее через десять минут оно скроется за дальними холмами на западе. Нгуи взобрался на муравейник и внимательно оглядывал окрестность. Он сделал неуловимый жест рукой, почти не отрывая ее от лица, потом быстро сбежал с холма.

- Йоко хапа, - сказал он. - Он там. Мзури мотокаа.

Л. Дж. и я снова бросили взгляд на солнце, и Л. Дж. махнул рукой Гарри, чтобы тот подъехал. Мы забрались в машину, и Л. Дж. сказал Гарри, как следует вести машину.

- Но где он? - спросила Мэри у Л. Дж. Л. Дж. положил руку на плечо Гарри, и тот остановил машину.

- Машина останется здесь, - сказал Л. Дж. Мэри. - Он должен быть вон в той дальней купе деревьев и кустарника. Папа займет левый фланг и не даст ему прорваться обратно в лес. Ты и я будем наступать на него прямо.

Солнце еще стояло над холмами, когда мы двинулись к тому месту, где должен был быть лев. Нгуи был позади меня, а справа от нас Мэри шла немного впереди Л. Дж. Они шли прямо на деревья, окруженные жидким кустарником. Я теперь видел льва и стал забирать влево, шел вбок и вперед. Освещение делало льва огромным, черным, длинным, коричнево-золотым, и он наблюдал за нами. Он наблюдал за нами, и я подумал, какое неудачное для себя место он выбрал. С каждым шагом я все больше отрезал его от свободы, которая столько раз до этого спасала его. У него не было другого выхода сейчас, кроме как броситься прямо на меня, выскочить на Мэри и Л. Дж., чего он делать не хотел, если только его не ранят, или попытаться прорваться к следующему укрытию - островку деревьев и густого кустарника примерно в четырехстах пятидесяти ярдах к северу. Чтобы попасть туда, ему придется пересечь совершенно открытый участок равнины.

Мэри

Я считал, что теперь я взял достаточно влево, и начал двигаться навстречу льву. Он стоял в густом кустарнике, закрывающем его ноги до половины, и я увидел, как он посмотрел в мою сторону, потом мотнул головой и стал наблюдать за Мэри и Л. Дж. Голова его была огромной и темной, но когда он двигал ею, она не казалась большой в сравнении с его телом. Тело его было тяжелым, большим и длинным. Я не знал, как близко Л. Дж. попробует подпустить Мэри ко льву. Я на них не смотрел. Я наблюдал за львом и ждал звука выстрела. Я подошел достаточно близко и имел достаточно пространства, чтобы взять его, если он пойдет на меня, и я был уверен, что если он будет ранен, он бросится в мою сторону, так как позади меня находилось его естественное убежище. Мэри скоро должна взять его, подумал я, ближе она подойти не может. Я скосил на них глаза, нагнул голову, не отрывая глаз от льва. Я видел, что Мэри хотела стрелять и Л. Дж. не давал ей. Они не пытались подобраться ближе, и я понял, что между Мэри и львом были какие-то ветки. Я наблюдал за львом и ощутил как у него изменилась окраска, когда солнце коснулось верхушки холмов. Сейчас освещение для стрельбы было превосходным, но оно скоро исчезнет. Я наблюдал за львом, и он сделал незаметное движение вправо и затем посмотрел на Мэри и Л. Дж. Я видел его глаза. И все еще Мэри не стреляла. Затем лев снова сделал легкое движение, и я услышал выстрел из ружья Мэри и сухой удар пули. Она попала в него. Лев сделал прыжок в кустарник и выскочил на дальней стороне его, пытаясь укрыться на островке густых зарослей к северу. Мэри продолжала стрелять, и я был уверен, что она попала в него. Он двигался длинными прыжками, мотая своей огромной головой. Я выстрелил позади него, взметнулась грязь. Не спуская его с мушки, я повернулся и спустил курок, дав ему проскочить, и снова попал позади него. Палила большая двустволка Л. Дж., и я видел, как распускались бутоны грязи от ее пуль. Я снова выстрелил, поймав льва в оптический прицел, целясь впереди него, и перед ним снова взметнулась грязь. Бег его стал тяжелым, и в нем было отчаяние, но он начал уменьшатся в окуляре прицела, и ему явно удавалось уйти в дальнее укрытие, и я снова поймал в прицел быстро удалявшимся и уменьшающимся, и я осторожно прицелился впереди него и над ним и нажал курок, когда он прошел, и я увидел, как он скользнул вперед, молотя передними лапами землю, опустив свою большую голову, и только теперь мы услышали шлепок пули. Нгуи ударил меня по спине и обнял меня. Лев пытался подняться, и Л. Дж. выстрелил в него, и он завалился набок.

Я подошел к Мэри и поцеловал ее. Она была счастлива, но что-то было не так.

- Ты выстрелил до меня, - сказала она.

- Не говори так, дорогая. Ты выстрелила и попала в него Как же я мог выстрелить до тебя, когда мы все это время выдерживали?

- Ндио. Мемсаиб пига, - сказал Чаро. Он стоял у Мэри за спиной.

- Конечно, ты попала в него. Ты попала ему первый раз в ногу, я думаю. Потом ты снова попала в него.

- Но ты убил его.

- Мы все должны были помешать ему уйти в эту чащу после того, как в него попали.

- Но ты первым выстрелил. Ты же знаешь это.

- Ничего подобного. Спроси Л. Дж.

До льва было довольно далеко, и с каждым шагом он становился все больше и все мертвее. Мы все шли туда, где лежал лев. Солнце скрылось, и темнота наступала быстро. Для стрельбы было темно. Я был совершенно опустошен и страшно устал. Л. Дж. и я были насквозь мокрыми от пота.

- Конечно, ты попала в него, Мэри, - сказал ей Л. Дж. - Папа не стрелял до тех пор, пока он не вышел на открытое место. Ты два раза в него попала.

- Почему я не могла выстрелить в него, когда мне хотелось, когда он стоял и смотрел на меня?

- Там были ветки, которые могли отразить пулю или даже разбить ее. Вот почему я заставил тебя выждать.

- Потом он пошевелился.

- Он и должен был шевельнуться, чтобы ты могла выстрелить в него.

- Нет, правда я в него попала первой?

- Конечно. Никто бы не выстрелил в него до тебя.

- Вы, наверное, врете, чтобы сделать мне приятное?

Чаро уже неоднократно наблюдал подобную сцену.

- Пига, - сказал он с чувством, - Пига, мемсаиб, Пига.

Я стукнул Нгуи по бедру тыльной стороной руки и показал в сторону Чаро, и он подошел к нему.

- Пига, - сказал он резко. - Пига, мемсаиб. Пига мбили.

Л. Дж. подошел ко мне, и мы пошли рядом. Я сказал:

- А ты отчего вспотел?

- Ты насколько взял над ним, сукин ты сын?

- Полтора фута. Два фута. Все равно что из лука стрелять.

- Проверим на обратном пути.

- Никто не поверит.

- Мы поверим. Все остальное не имеет значения.

- Пойди и заставь ее поверить, что именно она в него попала.

- Она верит боям. Ты ему хребет перебил.

- Я знаю.

- Ты обратил внимание, сколько времени прошло между ударом пули и звуком?

- Обратил. Пойди и поговори с ней. А вот и Гарри подъехал.

Позади нас затормозил лендровер. И у нас теперь был лев, и он принадлежал Мэри, и теперь она знала это, и она увидела, какой он был удивительный и длинный, и темный, и прекрасный. Слепни облепили его, и его желтые глаза еще не успели потускнеть. Я провел рукой по его густой черной гриве. Гарри остановил лендровер, подошел и пожал Мэри руку. Она встала около льва на колени.

- Это очень красивый лев, - сказал Гарри. - Я никогда не видел такого огромного и темного льва.

В этот момент он увидел грузовик, пересекающий равнину со стороны лагеря. Они услышали выстрелы, и Кейти привез всех, не считая двух часовых, оставшихся в лагере. Они пели песню льва, и когда они все высыпали из кузова, у Мэри не было никаких сомнений, чей это был лев. Я много раз видел, как радовались убитым львам. Но ничего подобного я не видел. И мне хотелось, чтобы все это было для Мэри. Я был уверен, что с ней теперь все в порядке, и я направился к деревьям и густому кустарнику, в которых пытался скрыться лев. Он почти добрался до них, и я подумал, каково бы нам пришлось, если бы не Л. Дж. и мне пришлось бы залезть сюда и пытаться его отсюда выкурить. Я хотел взглянуть до того, как станет темно. Еще шестьдесят ярдов, и он был бы здесь, и к тому времени, когда мы бы сюда добрались, было бы совсем темно. Я подумал о том, что могло бы произойти, и вернулся на торжество и фотографирование. Фары лендровера и грузовика были направлены на Мэри со львом, а Л. Дж. фотографировал. Нгуи принес мне флягу "Джинни" из сумки с патронами в лендровере, и я сделал маленький глоток и передал ее Нгуи. Он сделал маленький глоток и покачал головой, и вернул ее мне.

- Пига, - сказал он. И мы оба рассмеялись. Я сделал большой лоток, и мне стало тепло, и я почувствовал, как усталость сошла с меня, как кожа со змеи во время линьки. До этого момента я еще не сознавал, что мы все-таки взяли льва. Головой я это понял, когда мой выстрел с невероятно большого расстояния свалил его и когда Нгуи ударил меня по спине. Но еще было волнение Мэри, и плохое настроение, и то, как мы шли на него без всяких эмоций, совершенно отрешенными, как будто это был конец наступления. А теперь, когда я выпил и когда все ликовали и фотографировались - ненавистное, но необходимое фотографирование - без блица, в темноте, и ни одного профессионала рядом, который мог бы сделать это со знанием дела и обессмертить льва мисс Мэри теперь уже на пленке, видя ее лоснящееся счастливое лицо в резком свете автомобильных фар и огромную голову льва, которую ей не под силу было поднять, гордясь ею и любя льва, чувствуя внутри себя пустоту пустой комнаты, видя косое зияние улыбки Кейти, когда он нагнулся над Мэри, чтобы дотронуться до невероятно черной гривы льва, и все болтают на камба, словно птицы, и каждый лично гордится нашим львом, нашим и принадлежащим всем нам и ее львом, потому что она охотилась за ним много месяцев и попала в него, как принято говорить этими избитыми фразами, стоя на своих двоих, когда все казалось проигранным, и как светилось счастьем и лоснилось в свете фар ее лицо, напоминая маленького, не такого уж смертоносного ангела, яркого ангела, и все любят ее и этого нашего льва, - теперь я начал расслабляться и получать удовольствие.

Я выпил и потом лег подле льва, стал говорить с ним тихо-тихо по-испански и попросил у него прощения, что убил его, и пока я лежал около него, я ощущал его раны. Их было четыре. Мэри попала ему в лапу и в закорок. Когда я гладил его по спине, я нашел место, куда попала моя пуля в позвоночник, и еще большее пулевое отверстие сбоку выше плеча, оставленное пулей Л. Дж. И пока я гладил его, я все время говорил с ним по-испански, но множество плоских жестких слепней начали с него садиться на меня, и я нарисовал рыбу указательным пальцем перед ним на грязи и потом стер ее тыльной стороной руки.

По пути в лагерь Нгуи, и Чаро, и я молчали. Я слышал, как Мэри спросила Л. Дж., правда ли, что я не выстрелил до нее, и услышал, как он ответил, что льва взяла она. Что она первая попала в него и что эти вещи никогда не случаются так, как хочется, и что, когда животное подранят, его необходимо добить, и что нам чертовски повезло, и что она должна быть счастлива. Но я знал, что счастье ее пришло и ушло, потому что все случилось не так, как она надеялась, и мечтала, и ждала все эти месяцы. Мне было плохо оттого, что ей плохо, и я знал, что никому больше нет дела, а для нее это было все. Но если бы пришлось сделать все заново, мы не смогли бы сделать это по-другому. Л. Дж. подпустил ее ближе, чем кто-либо другой, но великий стрелок имел на это право. Л. Дж. и я - мы оба знали, что с такого расстояния, на которое он ее подпустил, она недавно сделала промах в 14 дюймов, стреляя по живой дичи. Сейчас было не время говорить об этом, но Нгуи и Чаро тоже знали об этом, и мысль эта долгое время не давала мне покоя. Лев, решив принять бой в густом укрытии, где он обладал преимуществом, сделал свой выбор и почти выиграл бой. Он не был глупым львом, и он не был трусом. Просто он хотел принять бой там, где у него было преимущество.

Мы достигли лагеря, и сели на стулья вокруг костра, и вытянули ноги, и пили из высоких стаканов. Нам необходим был Па, но Па с нами не было. Я приказал Кейти дать всем пива и ждать, когда начнется. И это началось и напоминало рев потока, неожиданно заполняющего пересохшее русло пенящимися каскадами воды из разверзшегося облака. И им лишь потребовалось некоторое время, чтобы решить, кто понесет мисс Мэри, и затем дикий ссутуленный хоровод танца вакамба вылился из-за палаток, и послышалась песня льва. Высокий парень с кухни и водитель грузовика держали стул, и они поставили его на землю, и Кейти, пританцовывая и хлопая в ладоши, повел к нему мисс Мэри, и они подняли ее и начали танцевать с ней вокруг костра, а оттуда - к палаткам и вокруг льва, там, где его положили на землю, потом между палаток и вокруг кухонного костра, где сидели люди, и вокруг машин и грузовика, и туда, и сюда. Егеря были все обнажены до шортов, и все остальные тоже, кроме стариков. Я наблюдал за яркой головой Мэри и за красивыми черными телами, которые несли ее, приседая и притопывая в танце, вытягивая руки кверху, чтобы дотронуться до нее. Это был чудесный дикий танец льва, и в конце его они опустили Мэри на стул рядом со стулом у костра, и все пожимали ей руку, и торжество закончилось.

Перевод с английского Mux. Брук и Ф. Розенталь

Окончание в следующем выпуске альманаха

Зарубежный калейдоскоп

США. В 1972 г. в небе штата Невады самолет, летевший на высоте 6300 м, столкнулся с... кряквой. Рекордный "потолок", достигнутый уткой, пришлось зарегистрировать поневоле: в фюзеляже воздушного корабля зияла пробоина диаметром 22,5 см.

Япония. У подножия горы Фудзиямы - символа Страны восходящего солнца - акционерная компания "Кодзуми" начала строительство своеобразного парка-заповедника, в котором намечено воссоздать африканскую флору и фауну. В нем будут акклиматизированы слоны, львы, бегемоты и другие экзотические животные 175 видов. В дальнейшем аналогичные заповедники предположено учредить близ г. Осака и на острове Киусиу.

ФРГ. Жители ФРГ держат почти 3 миллиона собак, 2 миллиона кошек, 2,5 миллиона волнистых попугайчиков и канареек. Немцы, путешествующие по заморским странам, привозят оттуда немало лягушек, ящериц, крокодилов, мышей, хомяков, множество аквариумных рыбок.

Румыния. В торфяных болотах западных Карпат впервые в Румынии обнаружена белая гадюка. Длина ее превышает 80 см. Она имеет все признаки, присущие этой разновидности змей: зигзаг на спине, крест на голове и короткий толстый хвост. Белая гадюка в горной местности - научный парадокс, так как окраска змей обычно темнеет с высотой. Белые гадюки еще нигде не встречались на высоте более 1000 м над уровнем моря.