От редактора

В 1952 году исполнилось 100 лет со дня появления в печати "Записок ружейного охотника Оренбургской губернии" С. Т. Аксакова. Успех этой книги у современников был так велик, что в том же году появилось второе издание, а через пять лет - третье. С тех пор "Записки" переиздавались много раз - то отдельными изданиями, то как часть собрания сочинений, и каждый раз расходились так же быстро, как и их первое издание. Почему так дорога эта книга читателям нескольких поколений нашей страны? Почему ее так высоко ценили и мастера русского художественного слова, начиная с Н. В. Гоголя и И. С. Тургенева, и русские натуралисты, начиная с "отца русской экологии" - К. Ф. Рулье?

Вполне справедливо заключение И. С. Тургенева, данное им в предварительном отзыве о "Записках ружейного охотника" ("Современник", 1852): "Эту книгу нельзя читать без какого-то отрадного, ясного и полного ощущения, подобного тем ощущениям, которые возбуждает в вас сама природа; а выше этой похвалы мы никакой не знаем".

Страстная любовь к природе, особенно к природе родной предуральской лесостепи, была главнейшим источником творчества С. Т. Аксакова. Можно смело утверждать, что эта любовь и сделала Сергея Тимофеевича писателем. Задумав и начав писать свою первую книгу "Записки об уженье рыбы", Сергей Тимофеевич так извещал об этом Н. В. Гоголя: "Я затеял написать книжку об уженье не только в техническом отношении, но в отношении к природе вообще... Тут займет свою часть чудесная природа Оренбургского края^*, какой я зазнал ее назад тому 45 лет".

^* (Тогдашний Оренбургский край занимал огромное пространство. С. Т. Аксаков описывал только ту часть его, которую он хорошо знал, т. е. юго-западную лесостепную Башкирию и северо-западные районы современной Чкаловской области.)

Любовь к природе началась с раннего детства и, как часто бывает, была неотделима от страсти к охоте и к ужению рыбы. "Я весь дрожал, как в лихорадке, и совершенно не помнил себя от радости", - так вспоминал о первой пойманной на удочку рыбе С. Т. Аксаков. "Уженье просто свело меня с ума! Я ни о чем другом не мог ни думать, ни говорить"...

Первая весна в деревне. Мальчик впервые увидел весенний пролет птиц, и вот что он тогда почувствовал.

"Я слушал, смотрел, и тогда ничего не понимал, что вокруг меня происходило; только сердце то замирало, то стучало, как молотком; но зато после все представлялось, даже теперь представляется мне ясно и отчетливо, доставляло и доставляет неизъяснимое наслаждение! ...И все это понятно вполне только одним охотникам! Я и в ребячестве был уже в душе охотник, и потому можно судить, что я чувствовал, когда воротился в дом".

С. Т. Аксаков в гимназии. Близилось время, когда отец подарит ему ружье, когда он пойдет на охоту. Воспитатель читает с ним какую-то книгу на французском языке и что-то объясняет... "Вдруг кулик-красноножка, зазвенев своими мелодическими трелями, загнув кверху свои крылья и вытянув длинные красные ноги, плавно опустился на берег пруда, против самого окошка - я вздрогнул, книга выпала у меня из рук, и я бросился к окну. Наставник мой был изумлен. Я, задыхаясь, повторял: "Кулик, кулик-красноножка, сел на берег близехонько, вон он ходит..."

Отец подарил ружье. "Первый выстрел из ружья, которым я убил ворону, решил мою судьбу: я сделался безумным стрелком. На другой день я застрелил утку и двух болотных куликов и окончательно помешался. Удочка и ястреба были забыты, и я, увлеченный страстностью моей природы, бегал с ружьем целый день и грезил об ружье целую ночь". Тридцать лет - полжизни длилось "единовластное владычество ружья", и лишь под старость, когда стали плохо видеть глаза и расстроилось здоровье, ружье уступило место удочке.

Почти всю вторую половину жизни С. Т. Аксаков прожил в Москве и в подмосковной усадьбе. В августе 1826 года он покинул предуральскую лесостепь и после этого лишь три раза побывал там, да и то на короткое время, наездом. Но до последних дней осталась нерушимой любовь к тому краю, где прошли детство и юность.

Описывая урему в "Записках ружейного охотника", С. Т. Аксаков вспоминал, какую обаятельную силу имели соловьиные песни там, на Бугуруслане, "при легком шуме бегущей реки, посреди цветущих и зеленеющих деревьев и кустов, теплом и благовонием дышащей ночи" и как болезненно действовали на душу эти же песни, "когда слышишь их на улице, в пыли и шуме экипажей, или в душной комнате, в говоре людских речей".

Любовь к природе породила и развила в С. Т. Аксакове замечательную способность "чувствовать" природу, как бы сливаться с ней, и видеть самые сокровенные ее стороны. Он слышал, что по-разному кричат пролетные и осевшие на гнездовых местах степные кулики. Первые "кричали еще пролетным криком или голосом, не столь протяжным и одноколейным", а вторые "кричали по-летнему: звонко заливались, когда летели кверху, и брали другое трелевое колено, звуки которого гуще и тише, когда опускались и садились на землю" ("Записки ружейного охотника").

Он видел, что кроншнеп никогда не устраивает гнезда там, где прошел степной пал, что оно "всегда свивается на месте не паленом, хотя бы оно было величиною в сажень, даже менее, и обгорело со всех сторон".

Эти примеры взяты наудачу - там, где открылась книга, но вся она - прекрасный образец изумительной зоркости натуралиста. Любовно, живо, метко и образно описаны не только птицы, а и их места жительства - степи, леса, воды и болота. И трудно сказать, что написано лучше.

О природе лесостепи написано (особенно в последние годы) немало статей и книг, но ни в одной из них нет такого живого, меткого и образного описания степи, леса и вод, как у С. Т. Аксакова. Объясняется это тем, что писатель так же крепко и горячо, как природу, любил и русский народный язык.

Кто любит родной язык, тот и знает его. С. Т. Аксаков в своих описаниях умел найти самые нужные, самые точные и меткие слова. "Зыблются, волнуются под ногами человека, "ходенем ходят", - так, например, писал он о зыбких болотах. А вот отрывок из описания лесостепной приуральской весны:

"Наконец наступает совершенная ростополь: юго-западный теплый ветер так и съедает снег, насыщенный дождем. Много оттаяло земли, особенно по высоким местам, на полдневном солнечном пригреве. Картина переменилась: уже на черной скатерти полей кое-где виднеются белые пятна и полосы снежных сувоев, да лежит гребнем, с темною навозною верхушкой, крепко уезженная зимняя дорога. Посинели от воды, надулись овраги, взыграли и сошли. Переполнилась ими река, подняла в пруду лед, вышла из берегов и разлилась по низменным местам: наступила водополь или водополье. Пар поднимается от земли: земля отходит, говорит крестьянин".

Замечания: "как говорят в народе", "как говорят наши крестьяне", "говорит крестьянин", нередки в произведениях С. Т. Аксакова.

Чем лучше знает писатель народный язык, тем богаче его словарь. Давно уже было отмечено^*, что словарь языка С. Т. Аксакова "один из самых полных, один из самых обильных тонкими и разнообразными оттенками".

^* (С. А. Венгеров. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых, 1889.)

Вот почему засорение русского языка ненужными иностранными словами с болью переживалось писателем. "Оренбургская губерния!.. Дико звучат два эти последние слова! Бог знает, как и откуда зашел тут "бург", - писал С. Т. Аксаков в "Семейной хронике". А в "Записках ружейного охотника", приступая к описанию болотной дичи, он сетовал на то, что для некоторых видов охотничьих птиц (вальдшнепа, дупеля, бекаса, гаршнепа и т. д.) нет (вернее не сохранилось) своих, русских названий. "Прежде ломали немецкий, а теперь коверкают французский язык", - заметил он и о том, как приучают легавых собак к исполнению приказаний охотника.

Истинно народен, меток и ясен аксаковский язык. Последние две особенности прекрасно и точно отмечены И. С. Тургеневым ("Современник", 1853): "Ничего нет вычурного и ничего лишнего, ничего напряженного и ничего вялого - свобода и точность выражения одинаково замечательны".

Настоящее издание "Записок ружейного охотника Оренбургской губернии" печатается по последнему прижизненному изданию 1857 года. В этом издании были помещены латинские названия птиц и краткие примечания К. Ф. Рулье. Юбилейное издание 1909 года вышло под редакцией М. А. Мензбира, давшего свои примечания. Как и у К. Ф. Рулье, примечания состояли в основном из латинских названий птиц и перечня местных русских названий, употребляющихся в различных частях нашей страны. Кроме того, были сделаны и некоторые другие примечания.

Рисунки птиц для настоящего издания заимствованы из труда "Птицы Советского Союза"; почти все они выполнены художником А. Н. Комаровым. Фотографии аксаковских мест взяты из "Записок ружейного охотника", изданных в 1909 году. В свое время они были присланы известным натуралистом А. Н. Карамзиным по просьбе М. А. Мензбира.

7 июля 1953 г.

С. Кириков