Охота на тигра (Н. А. Байков)

^* (Из книги "В горах и лесах Маньчжурии", Петербург, 1915.)

В окрестностях разъезда Казанцева появился тигр и был настолько нахален и дерзок, что среди бела дня заходил в фанзы китайцев-рабочих, но людей не трогал, ограничиваясь одними собаками, которых уносил на глазах у хозяев; однажды он зарезал двух лошадей на лесных концессиях, у самого разъезда напал на обоз китайцев-возчиков и задрал опять одну лошадь. Все это произвело такую панику среди китайцев, что они отказались выходить на работы. Наконец, ко мне обратился доверенный концессии, прося принять какие-нибудь меры против хищника. Командуя ротой, расположенной в этом районе, я должен был предпринять что-нибудь и, кстати, поохотиться на такого редкого великолепного зверя.

Взяв с собой одного унтер-офицера, отличного стрелка, мы с техником Ольденбургом отправились со станции Вейшахэ на разъезд Казанцев. Расстояние в 10 верст проехали быстро по лесной дороге, раза три вывернулись из-за наступившей темноты, но это обстоятельство не нарушило хорошего расположения духа, - смеялись много, вспоминая все перипетии ночных приключений и аварий с санями.

Разъезд Казанцев, расположенный на берегу реки Майхэ, окружен со всех сторон горами и лесами. К северу верст на двадцать тянется довольно широкая падь, где разрабатывается лес для нужд железной дороги. В этой пади и поселился тигр, терроризируя всю округу.

Лошади, зарезанные хищником, свезены были на разъезд и лежали во дворе китайской фанзы, представляя собой уродливые тела с разорванными боками, окровавленные и растерзанные. У всех затылки и шеи были перекушены гигантскими челюстями зверя, который, бросаясь на спину, хватает зубами за шею, перекусывает шейные позвонки и умерщвляет животное. Лакомился он только задней ляжкой, остальное не трогал. Оригинальное зрелище представлял двор фанзы с трупами растерзанных лошадей и толпой китайцев; все это освещено было красноватым пламенем факелов ; сверху смотрело темное звездное небо Маньчжурии.

Китайцы волновались, сильно жестикулировали, объясняя, как тигр бросается на лошадь, кричали и грозили кулаками невидимому врагу, браня его на своем тарабарском странном языке.

Потолковав со старшинкой (наблюдающий за работами), мы решили завтра идти на место с несколькими подводами.

В 5 часов утра вышли мы с разъезда по дороге к северу; за нами шагах в пятидесяти двигалось около десяти подвод китайцев. Условились идти молча, чтобы не спугнуть зверя. Собаки бежали впереди по дороге, иногда сворачивая в сторону за зайцем или козой. Перешли реку Майхэ и углубились в лес.

С обеих сторон дороги стеной стояла дремучая, густая тайга, засыпанная снегом. На востоке едва брезжил рассвет; в темном небе мерцали еще искристые звезды. Тихо было в лесу, только наши шаги по скрипучему снегу и движение обоза гулко раздавались в морозном воздухе. Мохнатые китайские лошадки пофыркивали, мотали головами и осторожно ступали по накатанной лесной дороге. Китайцы были серьезны и сосредоточены и курили свои длинные, тонкие трубки. Таким образом прошли мы верст пять. Несколько раз китайцы останавливались, прислушиваясь к таежным звукам, всматриваясь в чащу, и, успокоившись, опять продолжали идти вперед, говоря: "Ляо-ху мею-ла!".

Наконец, когда совсем рассвело, подошли к тому месту, где тигром была задушена последняя лошадь. Китайцы остановились, лошади начали беспокоиться и храпеть. Собаки, поджав хвосты, возвратились назад, прижимаясь к нашим ногам. Хищник был близко. Китайцы волновались, указывали пальцами в чащу леса и кричали: "Капитан, ляо-ху ю, ляо-ху ю!" Надо было на что-нибудь решаться, и мы пошли вперед по дороге; собаки бежали за нами. Шагах в двухстах впереди того места, где была задавлена лошадь, нашли мы совершенно свежие следы большого тигра; шел он нам навстречу по дороге, рассчитывая, очевидно, опять напасть на обоз, но почуял опасность и ушел в чащу леса. Прежде чем идти по следам зверя, мы осмотрели место, где произошла накануне катастрофа. Судя по следам, хищник услышал движение обоза, притаился за толстым стволом кедра у дороги и бросился одним прыжком сбоку на первую ближайшую лошадь, перекусил ей череп и шею, повалил на землю, вытащил из хомута и поволок в сторону, при чем сила его такова, что он легко перетаскивал двадцатипятипудовую ношу через бурелом и валежник и делал с нею прыжки! Когда китайцы подняли крик и развели костры на дороге, тигр оставил лошадь и отошел от нее шагов на сто; китайцы, подумав, что зверь ушел совсем, взяли мертвую лошадь, взвалили на сани и с криками и шумом отвезли ее домой на разъезд. Тигр, не будучи, очевидно, голодным, позволил им забрать добычу и следил долго за ними вдоль дороги, затем ушел в чащу тайги.

Хищник бросился на ближайшую лошадь, прокусил ей шею, повалил на землю, вытащил из хомута и поволок в сторону...

Пока мы ходили и рассматривали место происшествия, китайцы молились на дороге, где виднелись еще следы крови погибшей лошади, жгли курительные свечи, становились на колени и поджигали хлопушки, чтобы умилостивить гневного, беспощадного царя тайги.

Яркое солнце бросало уже свои лучи в заросли дремучего леса; скрылись таинственные существа темной ночи; светло и радостно стало на душе.

Помолившись, китайцы с обозом ушли обратно на разъезд. Мы остались втроем в лесу, намереваясь выследить хищника во что бы то ни стало.

Побродив по лесу часа четыре и потеряв след зверя, мы также вернулись на разъезд.

Вечером того же дня свезли мы одну ногу задавленной лошади в лес и положили ее на дороге на место, где тигр сделал нападение. Сами решили сесть поблизости и ждать зверя. Поперек дороги мы поставили сани; шагах в пятидесяти лежала лошадиная нога. Мы засели и ждали появления хищника.

Наступила ночь. Вызвездило. Мороз крепчал, забирался под полушубок, хватал за щеки, за руки и за нос; терпеть не было возможности; к тому же, в лесу наступила такая темнота, что не только мушки, но и ствола винтовки не было видно. Посидели часов до десяти и возвратились обратно на разъезд.

На следующее утро мы пошли туда с собаками. Нога лошади пропала; хищник унес ее часов в 5 утра. Собаки дружно пошли с лаем по свежему следу тигра, но не отходили далеко от нас. Два раза мы сгоняли зверя с лежек и убедились, что ногу он уже сожрал, так как на первой лежке лежала обглоданная кость с копытом. Зверь уходил от нас медленно, иногда останавливаясь с целью поймать собаку, но, слыша приближение людей, опять шел по чаще и бурелому. Иногда он выходил снова на свои следы и делал петли, не удаляясь от дороги более версты.

К 12 часам дня мы бросили преследование зверя как бесполезное занятие и решили вернуться назад, чтобы на следующий день опять начать охоту, изменив немного план ее.

Вернувшись на разъезд, мы взяли другую ногу той же лошади и свезли ее на то же место, сами же возвратились назад, чтобы основательно отдохнуть и подкрепиться пищей.

На другой день в 4 часа утра выехали мы по той же дороге и, не доезжая версты до места, оставив лошадей с собаками, пошли пешком. Светало. Нога лошади была взята; свежие следы отпечатались на дороге; но хитрый зверь не сразу взял приваду: сначала обошел все кругом, удостоверился, что нет ничего подозрительного. Нога взята была зверем не более как за четверть часа до нашего прихода. Подождав еще с полчаса, когда совершенно рассвело, мы двинулись быстро по следам хищника, который, очевидно, направился на прежнюю лежку. Подвигались мы хотя и быстро, но соблюдая возможную тишину, чтобы не спугнуть зверя. На первой лежке земля была еще теплая, - тигр только что ее оставил; это нас ободрило и мы с новой энергией пошли вперед, то поднимаясь на небольшие увалы, заросшие густым подлеском, то спускаясь в распадки. Судя по следам, расстояние между нами и зверем сокращалось; чувствовалось его близкое присутствие, и мы удвоили осторожность, чтобы не попасть на засаду. Вокруг нас была густая, почти непроходимая тайга. Солнце стояло высоко, часы показывали 11 часов дня. Несмотря на шестичасовое преследование, мы не чувствовали усталости: подъем энергии был велик.

Наконец, мы увидели впереди, на склоне увала, небольшую полянку и посреди нее - большой пень спиленного кедра; за пнем что-то желтело, не то дубовый куст, не то какой-то зверь. Выйдя на опушку поляны, мы остановились, всматриваясь в следы, идущие к пню, до которого было не более тридцати шагов.

Тихо было в тайге, только дятлы долбили кору деревьев и перекликались между собой.

Не успели мы обсудить свое положение, как из-за пня поднялся громадный тигр. Заложив уши назад, раскрыв свою страшную пасть, он заревел и бросился к нам. Загремели выстрелу... Хищник, пораженный насмерть, поднялся на задних лапах и опрокинулся на бок, но справился и хотел снова подняться, однако силы его оставили и он сунулся головой в снег, вытянув тело и подергивая задними лапами. Хвост его еще шевелился, и подойти мы не решались; пустили еще две пули в голову, после чего хвост опустился и жизнь, очевидно, оставила могучее тело зверя. Мы подошли, держа винтовки наготове. Перед нами, распростертый на снегу, лежал великолепный тигр-самец яркой ржаво-бурой окраски. Большие золотистые глаза зверя были открыты, но в них уже не было дикости и свирепости, - они как бы задавали вопрос: "Зачем?". С сожалением смотрели мы на этого чудного, великолепного, царственного зверя, сраженного слабой рукой человека.

Подсчитав выпущенные пули, мы выяснили, что выстрелов было десять. Всего попало в зверя восемь пуль: одна в шею, три в грудь, две в живот, одна в заднюю ляжку и одна в голову. Сердце, печень и легкое были совершенно разорваны оболочками пуль.

Винтовки у нас были трехлинейные, военного образца, пули - с надпиленными вершинами.

Осмотревши редкого зверя и налюбовавшись им, мы уселись на его тело и справили языческую тризну павшему бойцу.

Вынести тяжелого зверя из тайги было трудно; пробовали его поднять, но не смогли; пришлось унтер-офицеру Межакову идти на дорогу за нашими санями. Вскоре прибежали собаки, но к тигру не подходили, а только издали лаяли на него неистово: даже мертвый зверь внушал им ужас.

Подвести лошадей также было очень трудно: уже шагов за сто они храпели, со страхом озирались по сторонам и останавливались; кое-как подвели их и приступили к погрузке. Поднять и взвалить его на сани нам не удалось; пришлось опрокинуть сани и перевернуть зверя туда; затем вместе с ним поставили сани на место.

Запах от тигра был сильный; говорят, что все большие кошки имеют такой запах; неудивительно, что собаки чуют их на далекое расстояние.

На разъезде Казанцев к нам сбежались все китайцы, кричали, поднимали большие пальцы кверху со словами: "Хо! хо!" Получив разрешение осмотреть убитого зверя, они тормошили его, щупали везде; некоторые намеревались выщипывать длинные усы, но я не позволил и прогнал нахалов прочь. Ио поверью китайцев, кто имеет волос из усов тигра, тот неотразим для женщин и приобретает над ними неограниченную власть.

Промысловик Лепешкин с убитым им тигром. Северная Маньчжурия. По Н. Л. Байкову (1915)

Перед отправлением на охоту на станции Вейшахэ китайцы говорили, что мы обязательно убьем тигра, так как зверь этот не местный, а пришел издалека за смертью. Всю зиму жил он, по словам промышленников, на Царь-сопке и за неделю перед тем, как его убили, пришел оттуда.

На станции Вейшахэ мы выпотрошили его и взвесили: оказалось 14 пудов. Длина тела от носа до конца хвоста 5 аршин, вышина в плечах 1 аршин 9 вершков, ширина лба между ушами 8 вершков, длина верхнего клыка 2 вершка, длина хвоста 1 ¹/₂ аршина. Мех очень красивый, яркой окраски, ржаво-бурый, с бархатистыми черными полосами.

Когда снимали шкуру, под кожей на задней ляжке нашли две старые сплющенные пули величиной с орех; очевидно, несколько лет назад зверь был легко ранен из настороженного ружья.

Жиру оказалось много, особенно на брюхе, где слой его достигал вершка в толщину.

На ободранном туловище зверя видна была богатырская мускулатура; в особенности могучим развитием отличались жевательные мышцы, шея, грудь и передние лапы.

Когти на передних лапах до 1¹/₂ вершков длины, красивого перламутрового отлива; на задних лапах когти сравнительно меньше и тупее.

Китайцы просили продать им тигра и давали за него 400 рублей, но я не продал, так как хотел сохранить шкуру как трофей моих охот в далекой таинственной тайге Маньчжурии. За тушу его китайцы дали 125 руб. и в тот же день перепродали в Аже-хэ за 200 руб. Мясо, кости, сердце, печень, легкие и почки идут на приготовление различных лекарств в китайской медицине; так, например, по их словам, кто съест кусочек тигрового сердца, тот не будет никогда испытывать страха; печень помогает от лихорадки и малярии, почки - от водянки и т. д.

Судя по окраске меха, тигр этот не местной породы, а корейской, где они имеют большое сходство с бенгальскими, но гораздо крупнее и массивнее.

Действительно, тигр оказался выдающимся по величине, так как размеры, указываемые Брэмом, далеко уступают вышеприведенным. По метрической системе, размеры его выразятся в следующем: длина 360 сантиметров, вышина в плечах 112 сантиметров и вес 224 килограмма.

По словам китайцев, вместе с этим тигром ходила тигрица, но без детенышей; следов ее мы не нашли, несмотря на тщательные поиски.

В туманной дали горизонта, сливаясь с голубым прозрачным небом, вырисовывался причудливый профиль Царь-сопки; опытные звероловы, старые лесные бродяги, молились у алтарей своих таежных кумирен, умилостивляя злого духа, воплотившегося в тигре-великане, убитом белолицыми охотниками. Дряхлая суровая тайга замерла, как бы прислушиваясь и чутко внимая протяжным ударам молитвенного гонга. Боясь беспощадного гнева таинственного божества и мести великого духа Голубой Царь-сопки, притаились в своих логовищах обитатели дремучих лесов ее. Тихо в горах: не шелохнет кудрявыми ветвями могучий кедр, не прокричит дятел, не заклекает горный орел в вышине голубого неба. Яркое солнце льет свои живительные лучи на эти дикие горы и темные девственные леса. Величественная Царь-сопка дремлет под голубой мантией своих снегов и думает свою крепкую думу.